Перевод: Энди
От толчка его тело отклонилось от траектории клинка.
Юлиус не успевал принять стойку, чтобы отразить удар, а сломанным рыцарским мечом такой выпад не отбить — тяжёлая рана была бы неминуема. Исход был очевиден для любого, поэтому он сразу понял — его защитили.
Но испытал ли он при этом облегчение и благодарность — это уже совсем другой вопрос.
— Рикардо!
— Проклятье, угораздило же! — сдавленно прорычал Рикардо, оттолкнувший Юлиуса, и его глаза широко распахнулись.
В тот же миг, как он выкрикнул его имя, обзор заслонил кровавый туман.
Кровь била из мощной правой руки Рикардо… вернее, из того, что от неё осталось. Руку отрубило по локоть, и из гладкой раны хлестала жизнь.
Покрытая густой шерстью конечность с глухим стуком упала на каменные плиты, а следом за ней со звоном покатился по полу и огромный тесак, который она сжимала.
— Что же ты наделал!
— Идиот! Не время для этого, Юлиус! Голову выше, смотри впе…
Рикардо попытался ободрить опешившего Юлиуса, но договорить не смог — взметнувшийся клинок Архиепископа распорол ему живот, а удар твёрдого колена раздробил переносицу.
Откинувшись назад, Рикардо рухнул на землю, раскинув руки и ноги. А «Чревоугодие» расхохотался.
— Ха-ха-ха! Неужели ты думал, что я дам тебе договорить?!
— …!
Ликующий силуэт Альфарда и распростёртое на земле тело Рикардо. При виде этой картины в голове Юлиуса одновременно возникло два варианта действий.
Выбирая, какому отдать предпочтение, он промедлил одно-единственное мгновение.
И аппетит «Чревоугодия» не упустил этой крохотной лазейки.
— Смотреть по сторонам во время еды — какие дурные манеры, братец!
— Ты!
Альфард подпрыгнул с ловкостью заводной игрушки. Юлиус чуть запоздал с реакцией на его обманчивое, непредсказуемое движение.
Выставленная ладонь и сломанный рыцарский меч скрестились. Ощущение, будто ладонь прошлась по груди… его выпад прошёл мимо, а следом пришло необъяснимое чувство утраты.
— А-а-ах… Спасибо за угощение!
Это были последние слова, которые он услышал. Почему-то сознание стало меркнуть, отдаляться и…
— Это унизительно, но в разгар битвы с «Чревоугодием» у меня украли «имя». Вероятно, именно этим и объясняется моё нынешнее положение, — констатировал Юлиус, когда слова Эмилии со всей ясностью обрисовали безрадостную действительность.
Он с кривой усмешкой пожал плечами, осознав, что все знакомые его забыли.
— У тебя «съели имя»… так это и работает? Но…
Архиепископ Греха «Чревоугодие» — богохульник, пожирающий «воспоминания» и «имена» людей.
Угроза быть «съеденным» и лишиться всех своих связей с миром… Субару казалось, что он в полной мере осознаёт весь ужас этого Полномочия. Но сейчас, видя перед собой Юлиуса, живого и здорового, он был вынужден признать, насколько поверхностным было его понимание.
— Я-то думал, все его жертвы становятся такими, как Рем или госпожа Круш…
У Круш «съели воспоминания», и она полностью потеряла себя прежнюю.
У Рем «съели имя», и она исчезла из памяти всех людей, за одним исключением, и с тех пор пребывает в глубоком, беспробудном сне.
Это два типа последствий атак «Чревоугодия», с которыми Субару был хорошо знаком.
Однако Юлиус оказался в совершенно ином положении. Он не лишился собственных воспоминаний и не потерял сознания.
Вот только из памяти окружающих его существование было стёрто.
— Неужели… тебя правда никто не помнит? Может, если поспрашивать всех подряд…
— Я уже встречался и с госпожой Анастасией, и с Рикардо. Должен сказать, это тяжкое испытание, когда эти двое смотрят на тебя, как на чужого. Мучительно, когда не можешь даже поблагодарить того, кто тебя защитил.
— …
Юлиус говорил бесстрастно, подавляя эмоции, но слегка напряжённые скулы и едва уловимые нотки в голосе казались Субару болезненными. И неудивительно. Каким бы стойким ни был его дух, каким бы сильным ни было его рыцарское самосознание, выдержать такое моральное давление без последствий невозможно.
Ужас и отчаяние от того, что все выстроенные тобой отношения рухнули, а дни, проведённые с близкими, стёрлись в небытие.
Субару сам испытал это чувство утраты в полной мере, когда только попал в этот мир.
— Беатрис…
— Кажется, я понимаю, о чём ты хочешь спросить, я полагаю. Но, к сожалению, Бетти этот мужчина тоже незнаком. Бетти ведь больше не в Запретной Библиотеке, в самом деле.
Беатрис поняла его с полуслова и с озабоченным видом покачала головой.
Её вопрос и то, что Субару хотел у неё выяснить, были очевидны: помнит ли она Юлиуса.
Раз уж Эмилия его не помнила, то и Беатрис, само собой, помнить не должна. Но была вероятность, что она станет исключением.
Потому что Беатрис…
— Ведь Рем ты помнила.
— Я уже не раз говорила, что скорее тот случай следует считать исключением, я полагаю. И нынешняя ситуация с этим мужчиной лишь подтверждает мои догадки, в самом деле.
— Значит, с твоей памятью всё именно так, как мы и предполагали…
Когда-то давно, ещё в Запретной Библиотеке, Беатрис упоминала Рем, чьё имя уже было съедено «Чревоугодием». Субару вспомнил об этом и расспросил её уже после заключения контракта, когда Запретной Библиотеки не стало. И тогда они пришли к единственному выводу.
— Находясь в изолированной от внешнего мира Запретной Библиотеке, Беако не подвергалась воздействию происходящего снаружи. Поэтому, когда у Рем съели имя, на тебя это в тот самый момент не повлияло… такой была наша теория. А раз ты вышла наружу, то и особого статуса у тебя больше нет… так, что ли?
— Говоришь так, будто тебе не нравится, что Бетти покинула Запретную Библиотеку, я полагаю.
— Н-нет, что ты! Я просто невероятно счастлив, что могу гулять с тобой под солнышком!
— Хм-м, — только и фыркнула Беатрис.
Так оно и было. Теория подтвердилась.
Особое свойство Беатрис в случае с Юлиусом не сработало. Её предположение оказалось верным: именно Запретная Библиотека служила барьером для памяти.
Вот только проблемой здесь была не особенность Беатрис, а…
— Но почему тогда ты, Субару, помнишь господина Юлиуса? Всё так же, как и в тот раз, с госпожой Рем, — наконец задала Эмилия вопрос, который, несомненно, возник бы у каждого.
— Вот именно.
Субару был единственным в этом мире, кто помнил Рем после того, как у неё «съели имя».
Даже её сестра-близнец Рам забыла о ней, но Эмилия и остальные ничего ему не говорили. Вероятно, они видели, с какой преданностью он заботился о Рем, и не могли поверить, что он просто всё выдумал или поверил в собственные бредни.
Но не только в этом было дело. Главная причина заключалась в том, что ни у кого не было веских доказательств, которые могли бы опровергнуть воспоминания Субару.
Однако сейчас всё было иначе.
В этот раз, помимо Субару, был ещё один человек, который всё помнил, — сам Юлиус, жертва, забытая всем миром.
Естественно, возник вопрос: почему их восприятия совпадают, и почему лишь на одного Субару Полномочие «Чревоугодия» не действует.
— Субару, у тебя есть какие-нибудь догадки? Только давай без утайки, хорошо?
— Я и не собираюсь ничего скрывать… но тут как бы… и есть, и нет.
— И это называется «без утайки»?
— Я думаю, избегать точных утверждений, пока не уверен, — это не то же самое, что скрывать правду.
Увиливая от ответа Эмилии, Субару обдумывал причины своей «исключительности».
Первое, что приходило на ум, — влияние «Фактора Ведьмы», дремлющего внутри него. Если Полномочие, пожирающее «воспоминание» и «имя», является силой Фактора «Чревоугодия», то вполне логично, что оно, как и «Незримая Длань», на Субару не действует.
Вероятно, сам Субару совершает «Посмертное Возвращение» благодаря силе «Ведьмы Зависти». Возможно, эта сила «Ведьмы» и нейтрализует действие Полномочия «Чревоугодия».
Но был и второй вариант, навеянный примером с Запретной Библиотекой Беатрис.
Возможно, причина в том, что Субару — пришелец из другого мира. Он родился не здесь, а потому не является исконным порождением этого мира.
А раз он не принадлежит этому миру, то и Полномочия, воздействующие на саму его концепцию, на него не действуют. Как насчёт такой гипотезы?
— Если верна вторая гипотеза, то проверить это проще простого. Нужно просто свести Ала и Юлиуса.
Ал был единственным человеком в этом мире, кто разделял участь Субару.
Если вторая гипотеза об «исключительности» верна, то Ал тоже должен помнить и Рем, и Юлиуса. Правда, в этом мире Ал и Рем никогда не встречались, так что это проверить не удалось.
— Ну, в этот раз от проверки не отвертеться, — подытожил он.
— Субару?
— Прежде чем ответить на твой вопрос, Эмилия-тан, мне нужно кое-что проверить. Юлиус, тебе придётся поучаствовать.
При первых же словах Субару Эмилия недовольно нахмурилась.
Может, она думала, что он опять что-то скрывает, но эту теорию необходимо было проверить.
Правда, если гипотеза подтвердится, ему придётся умолчать об их с Алом общем секрете — о том, что они из другого мира — и придумать какое-нибудь туманное объяснение. Например, что люди, рождённые за Великим Водопадом, не подвержены влиянию Полномочий.
— Ты ведь не откажешься, так? В конце концов, речь идёт о тебе.
— Что ж, придётся согласиться. Судя по всему, в данный момент ты знаешь о моём странном положении больше, чем я сам. Я подчинюсь.
— Чего это ты такой высокомерный?
Видимо, за время разговора Юлиус обрёл самообладание. Во вскинутом подбородке и гордой осанке вновь проглядывала его привычная изысканная манера держаться. В этом был весь он, но его душевная стойкость в такой ситуации была просто поразительной. Можно даже сказать, в нём не было ни капли миловидности.
— Уж лучше так, чем если бы он вдруг начал расшаркиваться, и я бы не знал, как себя с ним вести… — пробормотал Субару. — В общем, возвращаемся в убежище. Думаю, все заинтересованные лица скоро соберутся… Ах, да, а как Рикардо? Он же был с тобой в контрольной башне. С ним ведь… всё в порядке?
— Он ранен, так как прикрыл меня, но жизни ничего не угрожает. Феррис уже осмотрел его и подтвердил это.
— Понятно. Что ж, тогда хорошо.
Ответ Юлиуса принёс Субару облегчение с одной стороны и укол совести — с другой. Облегчение — оттого, что Рикардо жив, а совесть мучила за бестактность, с которой он напрямую спросил об этом Юлиуса, которого только что забыл товарищ по оружию.
Заметив, что Субару сник, Юлиус вздохнул.
— Я и не жду от тебя особой деликатности. Будет проще и для меня, и для окружающих, если ты будешь вести себя как обычно. Что ж, пойдём в убежище.
Сказав это, Юлиус дружески хлопнул Субару по плечу.
— Не самое приятное занятие, но, боюсь, представить меня остальным придётся тебе. Надеюсь, на этот раз ты обойдёшься без того фиаско, что устроил в зале на Королевском Отборе.
— Не смей раскапывать моё тёмное прошлое! Чёрт, и зря я за него волновался!
Стряхнув с плеча руку, Субару отвернулся и зашагал в сторону убежища. Он, конечно, не настолько глуп, чтобы принять слова Юлиуса за чистую монету.
Тот просто решил, что будет умнее повести себя так, чтобы смягчить чувство вины Субару.
Он это понимал. И именно потому, что понимал…
— Я что, идиот? Нет, точно идиот, — пробормотал Субару себе под нос.
Ну почему, почему именно сейчас он вёл себя так, что Юлиусу приходилось о нём заботиться?
Как он мог так ошибаться в словах и поступках, когда сам Юлиус, должно быть, больше всех страдает от невыносимого одиночества и тревоги?
Собственная бестактность бесила его до скрежета зубов. И Юлиус бесил не меньше.
В ситуации, когда любой другой поддался бы панике, он умудрялся держаться как обычно — в этом и была его сила.
Та сила, которую Субару, как бы ни желал, никогда не сможет обрести.
Именно поэтому он чувствовал, что просто обязан помочь ему, и не может его бросить.
Глядя на удаляющуюся спину Субару, который, расправив плечи, широко шагал к убежищу, Юлиус позволил себе слабую, едва заметную улыбку.
Улыбку, которую он никогда бы не показал парню, идущему впереди.
— Неужели не хочешь, чтобы Субару увидел это лицо?
В эту крошечную брешь в его броне вдруг ворвался серебряный колокольчик. Он обернулся и встретился взглядом с аметистовыми глазами.
В ответ на их тревожный взор Юлиус поспешно скрыл улыбку и покачал головой.
— Это лишь капля гордости, пустое упрямство побеждённого. Прошу вас, не указывайте на это.
— Как это — побеждённого?
— Из всех, кто отправился штурмовать контрольные башни, не уцелели, скорее всего, только мы. Нам дали в полной мере ощутить нашу беспомощность и оставили влачить постыдное существование. Это полное поражение.
Юлиус с упрямством настаивал на своём проигрыше.
Эмилия с болью смотрела на него. Возможно, в этот миг она видела его душевную слабость насквозь.
— Прости меня.
Однако её слова были совсем не теми, которых ожидал Юлиус.
Он поднял на неё глаза, и Эмилия, обняв себя за хрупкие плечи, продолжила: — Я… я правда не знаю, что сказать тебе сейчас. Я наверняка знала тебя, но теперь не помню и не могу поддержать, как Субару…
— Случай его не показателен. Скорее, он сам — исключение.
— И всё же я понимаю, что причиняю тебе боль. Поэтому я могу лишь извиниться и… спасибо тебе за Субару.
— …
Он не понимал, за что она благодарит его от имени Субару.
Юлиус нахмурился, а Эмилия тихо вздохнула: — Думаю, если бы он увидел твоё лицо сейчас, ему стало бы ещё тяжелее. Спасибо, что попытался скрыть это от него. И прости меня.
— Прошу вас, госпожа Эмилия, прекратите. Я не заслуживаю благодарности, к тому же… к тому же вы слишком хорошо обо мне думаете. Мной двигала вовсе не такая благородная забота.
Это была правда. Под добрым взглядом Эмилии Юлиусу становилось даже не по себе.
Он скрывал свои истинные чувства от Субару вовсе не из какого-то возвышенного побуждения. Причина была куда проще и банальнее.
— Я просто… не хочу, чтобы он меня жалел. Вот и всё.
— …
Глядя на спину юноши, который как раз сворачивал за угол, Юлиус произнёс это твёрдо. Беатрис, что-то недовольно бормоча, тянула его за рукав.
Этому Субару Юлиус не хотел показывать свою слабость.
Почему он так думал? Причина…
— Мне кажется, я впервые услышала твои настоящие чувства, — сказала Эмилия, начиная идти.
Он от удивления округлил глаза, а она подняла один палец.
— Может, от меня и не будет много помощи, но в убежище я сделаю всё, чтобы остальные тебе поверили. Так что доверься и ты нам, так же, как и Субару. Пойдём.
— Да. И ещё, госпожа Эмилия.
— Что?
Он окликнул её, и Эмилия обернулась. Юлиус отвесил ей изящный поклон.
Возможно, в её памяти этого жеста и не было, но для него он был такой же неотъемлемой привычкой, как и прочие правила этикета рыцаря и дворянина.
— Когда вы, госпожа Эмилия, зовёте меня «господин Юлиус», мне как-то не по себе. Прошу вас, зовите меня просто Юлиус.
— Значит, я так тебя и называла, да? Хорошо, Юлиус.
Эмилия прикоснулась пальцем к губам и кивнула. Затем она на мгновение задумалась, переведя взгляд чуть выше головы Юлиуса, в пустоту. И спросила: — Можно и мне тебя кое о чём попросить?
— Всё что угодно.
— Рядом с тобой… кружат малые духи… нет, наверное, квази-духи. Они летают вокруг и выглядят очень встревоженными… ты их чувствуешь?
— Да, я чувствую их. Они — бутоны, что однажды должны были расцвести рядом со мной.
На замечание Эмилии Юлиус закрыл глаза.
Стоило ему это сделать, как он тут же ощутил, как рядом с ним порхают квази-духи шести разных цветов. Вот только сами бутоны, казалось, не понимали, почему они здесь.
И потому…
— Мои слова не достигают их. Точно так же, как и слова, обращённые к моей госпоже и боевым товарищам.