Перевод: Энди
Суть Полномочия Жадности, ассоциируемого с именем звезды, — его так называемая «неуязвимость».
Связь между названиями звёзд из мира Субару и именами Архиепископов Греха.
Название «Рука Аль-Джауза», послужившее этимологическим источником прозвища Бетельгейзе, во многом совпадает с «Незримыми Дланями» безумца Петельгейзе Романе-Конти.
Именно поэтому Субару предположил, что между прозвищами звёзд и Полномочиями Архиепископов Греха существует тесная связь.
Итак, Архиепископ Греха «Жадности» — Регулус Корниас. Его имя, Регул, — это звезда в созвездии Льва, а происходит оно от латинского «Маленький Король»… и означает… «Львиное Сердце».
Сначала Субару отбросил эту мысль как нелепую, но затем, пересмотрев свои соображения, пришёл к выводу, что это рассуждение не лишено смысла, и оно привело его к одной гипотезе.
Что вообще такое «король»?
В настоящее время в королевстве Лугуника в самом разгаре Королевский Отбор, и кандидатки изо всех сил стараются продемонстрировать свой собственный «королевский путь». Как именно выглядит «королевский путь» каждой из них, станет ясно позже, но сейчас Субару хотел поговорить о «короле» в более универсальном смысле.
«Король» — это представитель страны, тот, кто стоит на её вершине.
Говоря прямо, его можно было бы назвать и самой страной, но может ли государство существовать за счёт одного лишь монарха? Вовсе нет.
Государство может считаться государством, только если есть «король» и есть «подданные», которые ему подчиняются.
Если следовать этой логике, то Регулус Корниас, носящий имя «Маленького Короля», также может именовать себя «королём» лишь при наличии «подданных».
— В таком случае, кто они — «подданные» этого «Маленького Королевства», где Регулус — король?
Долго думать не пришлось.
Архиепископы Греха напали на город Пристеллу, не ведя за собой толпы культистов.
Каждый из них — это сосуд извращённой злобы, от которой хочется отвернуться, но только Регулус притащил с собой целую свиту ненужных, на первый взгляд, людей.
Зачем ему это было нужно?
Учитывая его характер, нельзя было исключать простое желание порисоваться, но что, если дело было не в этом? Что, если он был вынужден так поступить?
— Чтобы Регулус мог быть «Маленьким Королём», ему нужны были «подданные» — его жёны. Не знаю, имело ли значение расстояние до них, но из-за этого ограничения Регулусу пришлось привезти с собой целых пятьдесят невест.
Условием его «неуязвимости» было либо количество невест, либо расстояние до них.
Если условие — быть «Маленьким Королём», то, возможно, его Полномочие ограничено радиусом действия, в пределах которого распространяется его «власть».
Как бы то ни было, жёны были неотъемлемой частью «неуязвимости» Регулуса.
— Но и этого ещё недостаточно, чтобы полностью раскрыть его фокус.
Текущее предположение Субару объясняло лишь часть, связанную с «Маленьким Королём».
Оставалось нераскрытым второе прозвище — «Львиное Сердце», да и эффект невосприимчивости к внешним воздействиям, который шёл в комплекте с ошеломляющей мощью в атаке и обороне, всё ещё был необъясним.
Если бы это было простым физическим усилением, Райнхард без сомнения смог бы его пробить. «Неуязвимость» Регулуса явно превосходила подобные виды усилений.
— Это и не сверхмощный барьер. Все возможные способы пробить «неуязвимого» врага были испробованы. Кроме того, мы убедились, что его сердце не бьётся, а тело не имеет температуры. В таком случае…
Последний фрагмент головоломки, навеянный прозвищем «Львиного Сердца», был лишь один.
Полномочие Жадности Регулуса — это не «неуязвимость».
Истинная суть подавляющей силы безумца — «Неподвижность Времени Объекта».
«Я вседоволен», «я достаточен», «у меня нет изъянов».
Искажённая философия, которую Регулус повторял при каждом удобном случае, была не только сутью его существования, но и раскрытием его способности, которую он и не пытался скрыть.
— Его время остановлено, поэтому он неуязвим не только для атак — на него даже вода не попадает. Время брошенного им песка тоже остановлено, поэтому он не отскакивает от стен, а проходит сквозь них, будто их и нет.
В манге часто встречается такая сверхспособность, как «пространственный разлом».
Она буквально создаёт трещину в самом пространстве, разрезая всё, что через неё проходит, вне зависимости от прочности. Так вот, само существование Регулуса было своего рода таким разломом.
Регулус Корниас с его остановленным временем был живым искажением пространства.
Он и впрямь был «в другом измерении», как он сам и говорил. Его «неуязвимость» — это лишь побочный продукт Полномочия, «Неподвижности Времени Объекта».
А это значит…
— Сокровище застывшего времени — вот в чём суть твоего Полномочия!
— И с чего ты это взял?! Ты из тех, кто думает, будто все вокруг обязаны знать то же, что и ты? Осознай уже, насколько ты самонадеян, эгоист чёртов! — прорычал Регулус в ответ Субару, который кричал, прячась за каменной стеной.
Проломив стену, пронесясь через водный канал и буквально прорезав собой городской пейзаж, Регулус в конце концов догнал Субару.
И теперь он в одиночку принял бой. Правда, назвать это «боем» в том героическом смысле, какой вкладывается в это слово, было нельзя.
— Ты просто мельтешишь и раздражаешь! Неужели ты думал, я похвалю тебя за смелость, если ты перестанешь убегать? Мы с тобой не ровня. Ты же видел, как я уделал «Святого Меча», неужели до тебя до сих пор не дошло? Да как ни посмотри, это же явное неуважение ко мне, так ведь?!
— Когда кто-то тебя бесит, раздражает абсолютно всё, что он делает, неважно, хорошее или плохое. Ясно как день, что, даже если бы я просто стоял на месте, ты бы всё равно нашёл к чему придраться. К тому же… я уверен, что этот выбор — правильный.
— Что тут правильного? Выбор людей, стратегия — всё! Результат ведь говорит о том, что всё пошло наперекосяк! Уж лучше бы осталась та потаскуха, она хотя бы ещё может сражаться. Неужели у тебя, насильник, есть ещё какие-то таланты, кроме как уводить чужих жён?
— Ну и словечки у тебя.
Несмотря на ядовитые тирады Регулуса, Субару не поддавался панике.
Он не спешил, не суетился, и, хотя отвращение к этому типу переполняло его, он контролировал ситуацию одними лишь словами.
В данный момент Субару заманил Регулуса в район неподалёку от собора и, расставшись с Эмилией, в одиночку вступил в схватку с безумцем.
Хотя «схватка», пожалуй, громко сказано. Ведь Субару просто прятался, непрерывно провоцировал врага и тянул время.
Если бы Регулус решил покончить со всем разом и обрушить свою разрушительную силу на весь район, план его мгновенно бы провалился. Но у него была уверенность, что Регулус так не поступит.
За короткое и далеко не дружеское общение он довольно точно раскусил его натуру.
Проще говоря, Регулус — мразь.
Хотя нет, это слишком просто и ничего не объясняет.
Если выражаться точнее, Регулус — это тот тип людей, кто, ставя свои ценности превыше всего, при этом абсолютно не может игнорировать существование других.
Он был воплощением жажды признания и самолюбования.
Хотя он и называл себя бескорыстным и твердил, что его существование самодостаточно, он не мог жить, не выставляя напоказ свою ценность перед другими.
Он навязывал свои чувства, подменял чужие ценности своими, и силой и страхом доказывал своё превосходство.
Это касалось не только его жён, но и вообще всего на свете.
Поэтому Регулус, в каком-то смысле, встречал любую угрозу честно, в лоб.
Поединок с Райнхардом — лучшее тому доказательство.
Если бы Регулус захотел, он мог бы своим Полномочием «неуязвимости» полностью проигнорировать все атаки Райнхарда и вместо этого убить надоедливых Субару и Эмилию.
Но он не пошёл на такой недальновидный шаг лишь потому, что по-идиотски честно принимал все атаки Райнхарда в лоб.
И это не говорило о каком-то неожиданном благородстве его духа.
Напротив, это лишь доказывало наличие у него ещё более отвратительных качеств.
Регулус — это человек, который не успокоится, пока не сокрушит всё своим Полномочием.
Именно поэтому он пытался сокрушить Райнхарда, который постоянно лез к нему, и не принимал тактически верного решения — покончить с Субару, который прятался и провоцировал его.
Основываясь на предпосылке, что он сам не может быть ранен или побеждён, он мог сражаться только одним способом — подавляя противника и сокрушая его волю.
Эта его уродливая натура была настолько омерзительной, что на неё было тяжело смотреть.
Возможно, это было потому, что в каждом, в той или иной степени, таятся подобные злобные чувства. Субару и сам осознавал в себе эту уродливую сторону.
Регулус заставлял смотреть на это в упор, и потому его существование было так омерзительно.
И всё же, именно благодаря этому у него был крошечный шанс на победу.
— «Сокровище застывшего времени» ты, может, и не понял, но была ли моя догадка совсем уж неверной? Хотелось бы получить ответ хотя бы на этот счёт.
— И с какой стати я должен тебе отвечать? У меня нет ни причин, ни обязательств. Не разглашать свои секреты — это даже не право, а нечто само собой разумеющееся. До какой степени ты собираешься меня унижать? Неужели ты не поймёшь, пока не разлетишься на куски?!
Поддавшись на провокацию Субару, Регулус топнул ногой.
Кончики его туфель впились в брусчатку, и земля с лёгкостью вскрылась, словно кто-то зачерпнул йогурт ложкой. Выпущенные во все стороны осколки камня, ориентируясь лишь на звук голоса, хаотично обрушились на предполагаемое укрытие Субару.
Но он, предугадав действия Регулуса, покинул своё укрытие ещё до того, как они долетели. Убегая, он толкнул каменный столб на краю улицы.
Верёвка, привязанная к столбу, соскочила, и раздалась цепная реакция лёгких щелчков.
Регулус, подняв голову, чтобы понять, что происходит, увидел, как на него обрушивается град ледяных глыб. С помощью Эмилии Субару превратил эту улицу в импровизированную полосу препятствий.
Разумеется, даже прямое попадание не причинило бы Регулусу никакого вреда, но…
— Это же просто… глупость какая-то! — прокричал тот, даже не пытаясь уклониться. Он вскинул руки и принял на себя весь ледяной шквал.
Естественно, лёд, неспособный пробить его «неуязвимость», просто разбивался вдребезги и, рассыпаясь, возвращался в состояние маны. Регулус демонстративно растоптал и уничтожил все ледяные осколки вокруг, включая и те, что в него не попали.
— И что это такое? Если твои занудные теории верны, то разве ты сам не понимаешь, насколько бессмысленна эта атака? Уж лучше бы та девчонка осталась, она хоть атаковать может. Зачем все эти обходные пути, чего ты хочешь добиться?!
— Я могу ответить, чего я хочу добиться, если ты взамен ответишь на мой вопрос. Вполне справедливый обмен, да?
— Не воображай, будто мы с тобой на равных!
Резко отпрыгнув назад, Субару увеличил дистанцию с Регулусом.
Тот, в свою очередь, собираясь его догнать, слегка согнул колени и одним прыжком рванул вперёд. Словно получив взрывное ускорение, он молниеносно сократил расстояние между ними.
Смертоносные пальцы уже почти коснулись Субару… как вдруг земля у Регулуса под ногами исчезла.
— Что?!
— Удивительно, но ты, любитель лобовых атак, совершенно беззащитен против хитростей.
Классическая яма-ловушка, сделанная на скорую руку: Эмилия магией вырыла углубление, накрыла его ледяной крышкой и присыпала землёй.
И тем не менее, Регулус, который в обычной схватке никогда бы не попался, раз за разом попадался в эти простейшие ловушки. По иронии, это лишь доказывало, что он никогда не сражался иначе, кроме как в лоб.
Честно и благородно, сминать всех в лобовой атаке с помощью читерской способности.
Доказательство того, что он не умел сражаться по-другому и не знал иных методов.
— Я могу придумать сколько угодно способов тебя уделать, и для этого даже не нужно знать, как отключить твоё Полномочие. Хотя, если так пойдёт и дальше, уже и не поймёшь, кто из нас тут злодей.
Зона ловушек была создана за то время, которое они выиграли, срезав путь до собора.
Эмилия до последнего не хотела, чтобы Субару оставался, но такой подлый и грязный стиль боя был не для неё, с её-то прямолинейным характером. Каждому — своё, это было правильное распределение ролей.
— ...
Пока Регулус выбирался из ямы, Субару бросил взгляд на свою правую ногу. Как и во время паркура, когда он уходил от погони, нога была в полном порядке. Он почти забыл, что она была почти оторвана и покрыта странным чёрным узором.
Если это действительно было влияние «крови Дракона», то кровь словно говорила ему: Покажи этому самозванцу, выдающему себя за «короля», величие Драконьего Королевства.
— Тогда уж не лезь не в своё дело. Приму лишь твой дар, и спасибо на этом.
— Мелочно… и так раздражает!
Земля под ногами взорвалась изнутри, разбрасывая вокруг осколки брусчатки и комья земли.
Все они находились под действием Полномочия Регулуса, и страшное разрушение прокатилось по улице. Прокатилось, но Субару уже был вне зоны их досягаемости.
Выпрыгнув из-под земли, Регулус с ненавистью расширил глаза, увидев парня на значительном расстоянии. Субару в ответ демонстративно показал ему средний палец.
— Вы изволили сказать «мелочно»? Это вы про кого, интересно? Говорят, «посмотри на других и исправься сам». Может, для начала взглянете в зеркало?
— Да как… да как ты смеешь так… меня унижать!
Стоило вежливо указать ему на его недостатки, как лицо Регулуса исказилось звериной яростью.
Его жажда убить Субару с лёгкостью преодолела точку кипения и, должно быть, заполнила огнём внутренности этого неизменного безумца.
Но Регулус ни на йоту не догадывался, что это всё больше и больше играло на руку юноше.
Он не оттачивал свою жажду убийства, а лишь делал её зазубренной и неряшливой. Он никогда не поймёт, что с таким подходом ему никогда не достичь цели, ведь у него никогда и не было возможности это осознать.
Впрочем, и мне расслабляться никак нельзя.
Вытерев пот со шеи, Субару тоже спрятал свою смертельную решимость за легкомысленной улыбкой.
Регулус не должен был догадаться о его намерении тянуть время. И даже если догадается, он ни в коем случае не должен был понять истинную причину.
Это была обязанность Субару, который остался здесь ради победы и отослал Эмилию.
Это была решимость Субару, поклявшегося Эмилии, что они оба выполнят свои роли.
Поэтому…
— Я и положился на тебя, Эмилия… вытащи из них правду.
Когда она добралась до церкви, жёны всё так же оставались на своих местах.
— Слава Богу. Вы все здесь…
Слова облегчения почти сорвались с губ Эмилии, когда она оглядела лица невест.
Но она осеклась в последний момент, поняв, что их облик остался неизменным в самом прямом смысле этого слова.
Насколько она помнила, с того самого момента, как они покинули здание, они не сдвинулись ни на миллиметр, даже не изменили позы.
Регулус приказал им не двигаться?
Эмилия знала, что это не было результатом действия его способности — Субару рассказал ей о Полномочии Жадности.
Он много раз повторял «это всего лишь моя теория», но Эмилия верила его выводам без тени сомнения.
Верила она и в то, что им с Субару предстоит сделать для победы над этим чудовищем.
— Если все на месте… то первое препятствие пройдено.
Самым страшным сценарием было, если бы жёны покинули собор, спрятались или разбежались.
Тогда не только ничего нельзя было бы предпринять — им бы пришлось прибегнуть к последнему средству. Эмилия очень не хотела делать то, что с такой горечью предложил Субару.
Поэтому…
— Девушки, давайте поговорим.
Времени было мало.
Ей нужно было прямо здесь и сейчас донести то, что, возможно, никто и слушать не захочет.
— Что случилось с господином мужем? — первой откликнулась светловолосая женщина, номер сто восемьдесят четыре, когда Эмилия вышла на середину полуразрушенного здания.
В отличие от других невест, которые сидели в ровных рядах и хранили молчание, она одна расположилась перед разрушенным алтарём.
С тем же холодным взглядом, которым она смотрела на Эмилию, когда переодевала её, предостерегала и говорила о безысходности будущего, сто восемьдесят четвёртая бесстрастно обратилась к вернувшейся девушке.
— Регулус снаружи… Простите. Бой ещё не закончен, нам пока не удалось его победить.
— Вот как… Что ж, этого и следовало ожидать.
Губы сто восемьдесят четвёртой едва заметно дрогнули.
Едва уловимая улыбка. Эмилия поняла, что в ней не было ни радости, ни печали, а только насмешка.
Подобные улыбки и слова, нацеленные на то, чтобы ранить другого, ей приходилось видеть в прошлом множество раз.
Поэтому…
— У тебя такая печальная улыбка. Мне кажется, она тебе совсем не идёт.
— Прошу прощения. Господин муж запретил нам улыбаться, поэтому я показала вам столь уродливое выражение лица.
— Не извиняйся. Я не это хотела сказать.
Эмилия покачала головой, услышав полные безысходности слова девугки.
В груди, где-то рядом с сердцем, собиралось тепло. Субару был прав. Она действительно так чувствовала.
Это было обжигающее, невыносимое чувство из-за всей этой досадной ситуации.
Эмилия закрыла глаза, проглотив подступивший жар, обвела взглядом церковь и сказала: — Мы победим Регулуса. И для этого мне нужна ваша помощь.
— ...
— Я не знаю, через что вам пришлось пройти. Но даже я, проведя с ним совсем немного времени, поняла, что он неправ.
Её похитили, а едва она очнулась, ей тут же сделали предложение. Не дав и вздохнуть, устроили свадьбу, где она увидела и услышала, каковы его взгляды на брак и как он обращается со своими невестами.
Это было бесконечно далеко от того счастливого брака, который представляла себе Эмилия.
— Я не хочу проигрывать Регулусу. Я знаю, что победа или поражение в битве не определяют, кто прав. Но сегодня, сейчас, я не хочу ему проигрывать. Если я проиграю, то что-то… очень важное будет растоптано.
— Что-то важное… говоришь?
— ...
— Если бы ты не хотела лишиться жизни, у тебя было бы гораздо больше шансов, если бы ты с самого начала либо подчинились господину мужу, либо сбежала в отчаянии. Тебе стоило так и поступить.
Сто восемьдесят четвёртая ответила Эмилии взглядом тёмных глаз.
— Что стало со «Святым Меча» и твоим рыцарем? Наверное, они навлекли на себя гнев господина мужа и проиграли. Поэтому ты одна и сбежала сюда.
— Это не так. Субару и Райнхард всё ещё сражаются с Регулусом. Они верят, что я вернусь, и ждут меня.
— И что изменится, когда вернёшься? К тому же, ты просишь нашей помощи… я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Действительно не понимаешь?
— …?
На вопрос Эмилии сто восемьдесят четвёртая молча нахмурилась.
Это была естественная реакция, она не выглядела так, будто что-то замышляет. Хотя она и была погружена в фаталистическое смирение, не казалось, что до этого она хоть раз пыталась обмануть Эмилию.
Значит, по крайней мере, она не знала…
…что «сердце» Регулуса находится у одной из его жён, включая её саму.
— А как насчёт остальных? Неужели вы все считаете, что так и должно быть? Неужели среди вас нет никого, кто хотел бы что-то изменить, кто всё это время надеялся, что кто-нибудь что-то сделает?
— Прекрати. Если хочешь поговорить, говори со мной. Я выслушаю. Мой ответ — это ответ всех нас, — вмешалась сто восемьдесят четвёртая несколько напряжённым голосом, когда Эмилия попыталась обратиться к остальным.
Такая упрямая или, может быть, самоотверженная… Эмилии вспомнилось, как она вступилась за неё перед Регулусом, чуть не рискуя собственной жизнью.
Это был, несомненно, преданный поступок, но…
— И в то же время кажется, что ты так наплевательски относишься к своей собственной, такой драгоценной жизни.
— ...
— Может быть, именно ты недовольна больше всех?
Если подумать, сто восемьдесят четвёртая с самого начала постоянно заговаривала с Эмилией.
И дело было не только в том, что Регулус поручил ей присматривать за ней. Она высказывала своё мнение Регулусу вместо Эмилии, выступала от имени всех жён и сейчас пыталась принять на себя все слова, обращённые к ним.
Её поведение было таково, что можно было даже заподозрить, что она и есть доверенное лицо Регулуса, пытающееся направить Эмилию и остальных жён в нужное ему русло.
— Но я так не думаю. Я хочу верить, что «сердце» Регулуса — не у тебя.
Эмилия была обязана сто восемьдесят четвёртой своей жизнью много раз.
И речь не о том, что та заслоняла её собой или брала за руку.
Просто она шла впереди, словно оберегая её от невидимой, скрытой злобы.
Разве может человек, способный на такую заботу о ком-то…
— …быть настоящей невестой такого, как он? Я не хочу в это верить.
— А может быть, я вела себя так именно для того, чтобы ты так подумала?
— Возможно. Я не очень умная, так что, если бы ты захотела меня обмануть, я бы, наверное, легко попалась. Но…
Она не была уверена, что хорошо разбирается в людях.
Те, кто сейчас были на её стороне, оказались рядом не потому, что Эмилия сама выбрала их и захотела, чтобы они были с ней.
Все её союзники сами выбрали её.
Она не считала себя какой-то особенной оттого, что её выбрали.
Ей всегда было тревожно, и казалось, что она вот-вот сломается под грузом возложенных на неё ожиданий.
Но она хотела оправдать эти ожидания, хотела стать такой, чтобы суметь их оправдать, и потому…
— Я хочу верить тебе. И это — мой выбор.
— ...
— Почему ты выступаешь вперёд вместо тех, кто молчит? Почему ты помогла мне, хотя в твоих глазах была лишь безысходность? Почему ты…
— Сплошные вопросы, — покачала головой сто восемьдесят четвёртая, прервав Эмилию.
И тогда, впервые за всё время, она медленно подняла голову и посмотрела на неё.
Её лицо было твёрдым, словно замороженным.
Глаза — ужасно сухими, губы — плотно сжаты.
Эта трагичность лишь подчёркивала её напряжённую красоту. Но…
— Уходи скорее. Если господин муж тебя увидит, нам всем не жить.
— Ответь мне.
— У меня нет причин отвечать на твои вопросы. Ты больше даже не невеста господина мужа. Ты — не мы.
— Я… я полуэльф.
— А?
Женщина опешила от признания девушки.
Эмилия едва заметно улыбнулась, почувствовав, что ей впервые удалось застать её врасплох. В то же время женщина, кажется, поняла смысл её слов.
Она поняла, что перед ней стоит сребровласая полудемоница.
— Сереброволосый… полуэльф…
— Да, я думаю, мы с вами разные. У нас разные судьбы, разное происхождение, мы разные на более глубоком, фундаментальном уровне. Но я не думаю, что из-за этого у нас нет ничего общего, что мы не можем понять друг друга.
— ...
— То, что видим мы с тобой, наверняка одинаково. Мы плачем, когда нам грустно, злимся на то, с чем ничего не можем поделать, и смеёмся, когда мы рады и счастливы. Это ведь так?
— К чему… ты клонишь? — выдохнула сто восемьдесят четвёртая, когда Эмилия начала говорить всё быстрее.
Услышав вопрос, она и сама растерялась. Она запуталась в том, что хотела сказать.
Это доказывало, что ею двигали эмоции. Но нельзя было терять главную мысль. Нужно было донести свои чувства так же прямо, как это умел Субару…
— В общем, я…
Есть то, что она хотела знать. Есть то, что она хотела спросить.
О «сердце» Регулуса. О том, почему она пытается быть главной среди жён. О том, почему, выглядя так, будто вот-вот сдастся, она защищала Эмилию, готовую вот-вот упасть духом.
Чтобы спросить обо всём этом…
Было кое-что, что она должна была узнать в первую очередь.
И это было…
— Скажи мне… своё имя.
— ...
— Меня зовут Эмилия. Просто Эмилия. Я полуэльф, и хоть мы с тобой во многом разные, у нас наверняка есть и что-то общее.
— Х…
— Если мы видим одно и то же, чувствуем одно и то же и желаем одного и того же… то наши разговоры точно не бессмысленны.
Когда-то её уже спрашивали об имени, точно так же.
Это было время, когда она чувствовала себя одинокой, когда была уверена, что ей не на кого положиться, когда казалось, что её вот-вот поглотит поток событий.
И в тот самый момент её сердце было покорено теми же словами.
И вот только теперь… она поняла.
Она поняла, что в тот момент была счастлива.
Была счастлива от того, что совершенно незнакомый мальчишка, стоявший перед ней, просто признал её существование.
Когда тебя постоянно отрицали, а потом бросили в лицо такие слова, уже ничего не можешь с собой поделать.
— ...
Она снова воспользовалась силой Субару.
Она вся была соткана из заимствованного, из лоскутков и заплаток.
Но так и должно быть.
— Не… издевайся… зачем… сейчас… — прошипела женщина перед Эмилией, схватившись за голову и судорожно выдыхая.
Её лицо исказила горечь, голос был полон ненависти, а в глазах горело чувство, с которым смотрят на нечто омерзительное.
Это было первое живое чувство, которое Эмилии удалось вытащить из неё…
— Зачем ты сейчас пытаешься снова сделать из нас людей?! — закричала она, отдаваясь потоку чувств, которые так долго сдерживала. — Мы и не хотели быть людьми, куклы — вот и хорошо! Этому мужчине достаточно, чтобы мы были послушными куклами. Если дать ему поиграть в свои куклы, можно остаться в живых. Мы верили в это, мы всё это время… но теперь!
Она набросилась на Эмилию, обвиняя её в том, что та разрушила все их старания.
Что может понимать посторонняя, которая ничего не знает о тех днях, что они прожили, отчаянно цепляясь за жизнь?
— Что ты можешь знать о нас?!
— Я знаю, что ты добрая.
— Что ты можешь знать о нас?!
— Я знаю, что вы все изо всех сил старались.
— Что ты… можешь знать… о… нас?
— Я знаю, что вы все кричите о помощи.
При этих словах Эмилии женщина резко подняла голову.
Её глаза были широко раскрыты от изумления, а губы дрожали, будто она задыхалась.
Она ведь не произнесла ни слова.
Потому что если бы за все эти дни она произнесла эти слова, её сердце бы сломалось.
Отчаяние от мольбы о помощи — это оборотная сторона надежды на спасение.
Им не было позволено питать такую надежду. Чтобы не сойти с ума, им приходилось душить свои сердца.
Именно так они подавляли в себе слова мольбы о помощи. Но…
— Вся ты кричала «помоги». Поэтому я спасу вас. Я освобожу вас от Регулуса. И для этого…
— ...
— Пожалуйста, одолжите мне вашу силу. Позвольте мне помочь вам и… тем, кто сейчас сражается за нас.
Эмилия низко поклонилась.
Она поклонилась искренне, с надеждой.
Она уставилась в пол.
Сердце стучало так, что было больно, а едва слышное дыхание окружающих ощущалось как ураган.
Казалось, её вот-вот снесёт, и она крепко сжала зубы, собираясь с духом.
Не ей одной было страшно.
Наверняка они всё это время жили бок о бок с нескончаемым кошмаром.
И тогда…
— Подожди немного.
— ...
Женщина, которая до этого кусала губы, произнесла это, обращаясь к всё ещё склонившейся Эмилии.
Затем она сделала долгий выдох и перевела взгляд на молчаливых невест, наблюдавших за их разговором.
— Я хочу спросить кое-что. То, что я до сих пор не могла спросить у всех.
Женщина начала, но невесты, сохранив замороженные выражения лиц, ничего не ответили.
Эмилия тоже, не в силах произнести ни слова, ждала их решения.
В море затаивших дыхание взглядов женщина, всегда бывшая во главе невест, спросила: — Есть ли среди вас та, кто любит этого мужчину?
Её вопрос разнёсся по церкви.
Эмилия была поражена, а молчавшие до этого невесты лишь переглянулись друг с другом. В их глазах промелькнуло недоумение и слабые эмоции.
Это, словно круги по воде, разошлось по толпе, и…
— Ненавижу.
Одно слово, выдавленное, словно из последних сил, прозвучало в тишине.
Его произнесла не Эмилия и не представительница невест. Это была одна из женщин в ряду, с короткими волосами.
И это вырвавшееся слово потрясло не только Эмилию.
«И я ненавижу». «Ненавидела». «Всегда ненавидела». «Ненавижу, по-настоящему ненавижу». «Он сумасшедший». «У него с головой не в порядке». «Да кто его полюбит?». «Он любит только себя». «Я тысячу раз отвергала его в мыслях». «Хотелось плакать». «Но было нельзя». «Ненавижу». «Сдох бы он». «Люто ненавижу». «Ненавижу, ненавижу, ненавижу, по-настоящему ненавижу». «Его взгляд ненавижу». «То, как он говорит». «То, как он ходит». «Его характер». «Его человеческую сущность невозможно полюбить». «Сегодня ненавижу сильнее, чем вчера». «Завтра буду ненавидеть ещё сильнее». «Он отвратителен». «Извращенец». «Разум ребёнка». «Хуже ребёнка». «Земляной дракон и то лучше». «Даже сравнить не с кем». «Физически не переношу». «Ненавижу, ненавижу, ненавижу». «Меня всегда тошнило». «Сколько раз я думала, лучше бы он меня убил». «Худший». «Ничтожество». «От него тошнит, когда он рядом». «Кажется, если он дотронется, я сгнию». «Сердце умирает». «Убийца моей семьи». «Как можно полюбить того, кто похитил тебя силой?». «Не могу поверить в его неосознанную злобу». «Хочу, чтобы он умер в муках». «Его речи длинные и витиеватые. Хочу, чтобы он умирал с каждым лишним слогом». «Чтоб у него кишки сгнили». «Верните моего любимого». «Хочу домой, хочу домой». «Спасения не надо, просто убейте его». «Мерзавец». «Ненавижу, ненавижу навсегда!». «Разве найдётся женщина, которая полюбит это?». «Да и мужчина тоже». «Ни один человек не сможет полюбить это».
Словно прорвало плотину. Жёны выплёскивали слова, которые так долго держали в себе.
Льющиеся потоком речи были полны искренней ненависти и проклятий, горечи и обиды за годы страданий и мучений — их никак нельзя было назвать приятными на слух.
И всё же… лица женщин, произносивших эти слова, были донельзя светлыми и ясными.
— Мы были единогласны, но никто так долго не мог этого сказать.
— У тебя тоже есть что сказать?
— Да, есть, — женщина, выслушав признания невест, обернулась к Эмилии.
Она провела рукой по своим длинным светлым волосам и расплылась в широкой улыбке, нарушив приказ не смеяться и впервые показав свою прекрасную, искреннюю улыбку.
— Я всегда ненавидела этого мужчину. Пожалуйста… спаси нас.
Так она, улыбнувшись, и подписала заявление о разводе.