Перевод: Энди
Где-то далеко-далеко эхом отдавался голос.
Чей это голос — неизвестно. Откуда он доносится — неизвестно.
Мужской или женский, сверху или снизу — ничего не разобрать.
— ...
Это был то ли боевой клич.
То ли скорбный стон.
Будто кто-то в чём-то обвинял.
А может, это был чей-то сдавленный плач.
Это был голос.
Голоса, что обрушивались водопадом, накатывали приливной волной, затягивали в водоворот, не отпуская.
Словно кто-то, наконец-то встретив того, кого так долго искал, пытался выплеснуть всё, что держал в себе.
Поток голосов подхватил меня и унёс, и я уже не понимал, где нахожусь.
Руки, ноги, голова, задница, грудь, спина — всё смешалось воедино. Таяло, таяло, сливаясь в одно целое.
И даже само моё существование, которое я с трудом ещё осознавал, вот-вот должно было раствориться в этом бескрайнем потоке голосов, а тело — рассеяться, исчезнув без следа.
Я чувствовал, как чёрный осадок поглощает весь воспринимаемый мною мир.
Вот он уже почти захватил всё моё тело, и я уже готов был безропотно отдаться этой медленной, неотвратимой кончине, как вдруг заметил.
Заметил нить, спутанную так туго, что разорвать её было невозможно, — она противилась этому поглощению.
Нить, что цеплялась за право на существование, не желая быть разорванной на части, выпитой до дна, полностью сокрытой во тьме.
Нечто, что шевелилось внутри моего тела. Ни одну из этих сил нельзя было назвать однозначно доброй.
Это были два потока грязи, что просто сражались за своё право на существование, превратив тело человека в поле битвы.
И со временем… со временем…
— ...
Первым, что ворвалось в его слух, был чей-то гневный крик.
Услышав этот пронзительный вопль, он открыл глаза и увидел перед собой белый потолок. В тот же миг он осознал, что лежит на твёрдом полу, раскинув руки и ноги.
— …кчёмный! Бесполезный!
Сознание прояснилось, и теперь он мог разобрать слова, наполненные руганью.
Этот голос, украшенный невыносимой яростью, перешёл от слов к действию. Раздался сухой звук шлепка — ладонь ударила по плоти.
— Прекрати! Что изменится от твоих обвинений? В этом нет чьей-то единоличной вины. Ты и сам должен это понимать.
— Заткнись! Не нужны мне твои лицемерные утешения! Посторонним просьба не вмешиваться!
Он чувствовал, что рядом идёт борьба, слышал неутихающую ярость.
Судя по эху голосов, комната была просторной, но он смутно ощущал, что всё происходит именно здесь. Он протянул руку — левая наткнулась на стену — и, оперевшись на неё, попытался сесть.
Тотчас же острая боль, будто в череп вбивали гвозди, пронзила голову, перехватив дыхание. Зрение взорвалось, словно за глазными яблоками заложили порох, и всё окрасилось в багровый цвет.
Превозмогая боль и шок, он всё же сумел приподнять верхнюю часть тела и увидел перед собой ту самую сцену потасовки.
Посреди комнаты сцепились трое мужчин.
Заплаканный Феррис пытался вцепиться в Вильгельма, а Юлиус отчаянно его удерживал. Судя по всему, тот сухой шлепок… Первый ударил второго по лицу. Старик, на чьей щеке алел лёгкий след от удара, бессильно опустил голову под взглядом мага.
— Мне нет прощения.
— Ну так оправдайся! Скажи, что была какая-то причина, что так было нужно, убеди меня! Твои извинения… твои извинения ничего не изменят!
— Феррис, это несправедливо. Господин Вильгельм и сам сожалеет.
— Сожалеет?! И что толку от его сожалений? Никчёмный! Тряпка! Почему… почему вы все… Почему никто… госпожу Круш…
Голос его сорвался. Его взгляд пронзил сначала Вильгельма, потом Юлиуса, а затем, словно потеряв цель, он рухнул на колени.
Двое мужчин не могли найти слов в ответ на его срывающиеся в рыдания обвинения. Глядя на них снизу вверх, Феррис впился ногтями в пол.
— Какой ещё «Синий» Если я в такой момент ничем не могу помочь, то какой ещё… Бесполезный… бесполезный, бесполезный, бесполезный!
Слёзы капали на пол, а обвинения Ферриса продолжались, словно проклятия.
Но было бы куда лучше, если бы его гнев был направлен на кого-то другого. Когда стало ясно, что вся эта ярость обращена на самого себя, было очевидно, почему никто не смел прервать его горестные стенания.
— ...
Всхлипывания Ферриса смешивались со вздохами Юлиуса. Вильгельм молчал, не говоря ни слова, и гнетущая атмосфера, исходящая от этой троицы, заполнила комнату. И тут…
— Эй, Капитан. Очухался, что ль? — заметил его Гарфиэль, просунув голову в проём, где когда-то была дверь.
Субару до этого момента беспомощно наблюдал за происходящим. Услышав голос Гарфиэля, Юлиус и остальные тоже обернулись и посмотрели на него с облегчением.
— Слава Богу. Субару тоже очнулся. Феррис.
— Понял.
По зову Юлиуса, Феррис грубо вытер лицо рукавом и поднялся. Словно и не было никакой истерики, он подошёл к растерянному Субару, быстро ощупал его тело и, наконец, пристально заглянул ему в глаза.
— Угу, вроде в порядке. Сознание ясное, да? Можешь назвать своё имя и откуда ты родом?
— Имя — Нацуки Субару. Родом из Японии.
— Никогда о такой глуши не слышал… Буду у госпожи Круш.
Смерив ответ Субару взглядом, будто услышал несмешную шутку, Феррис отряхнулся и быстро покинул комнату. Никто не смог найти слов в ответ на его резкость, и все молча провожали его спину взглядом.
Лишь Вильгельм двинулся следом за ним. Прежде чем выйти из комнаты, старик лишь молча кивнул Субару и ушёл вместе с Феррисом.
Как только они скрылись, напряжение в комнате наконец-то начало спадать.
Но вместо него, к сожалению, стало ощутимо нарастать чувство гнетущей тоски.
— Тело-то цело, но ты не перенапрягайся, Капитан.
— Ты бы на себя посмотрел, на тебе лица нет.
Гарфиэль обратился к Субару, который так и сидел, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. Взглянув на него в ответ, Субару понизил голос, заметив, каким измождённым выглядел парень.
На лице и золотистых волосах Гарфиэля засохла кровь, одежда была в нескольких местах разорвана. Выглядел он не лучше, а то и хуже, чем когда принёс раненую Мими в убежище.
Только сейчас до Субару с опозданием дошла одна мысль.
— Значит, я не умер, так, что ли?
— Ага. И я, и ты, Капитан, оба живы-живёхоньки. Только вот радоваться тут особо нечему, чёрт возьми.
Гарфиэль подтвердил догадку Субару, раздражённо клацнув клыками.
Покосившись на него, парень наконец осознал, что выжил — а значит, «Посмертное Возвращение» не сработало, и он так и не увидел, чем закончилась операция по захвату ратуши.
Раз уж он выжил, его, конечно же, кто-то спас…
— Ратуша… что с ней стало? Как я оказался… здесь?
— Здесь — это и есть та самая ратуша, в этом-то и проблема. Культисты бросили здание, и мы отвоевали его. Если смотреть только на результат, то можно сказать и так, — ответил Юлиус, опустившись на колени прямо перед ним.
При ближайшем рассмотрении, «Безупречный Рыцарь» и сам был в плачевном состоянии. Волосы растрёпаны, на щеках и шее виднелись следы от ударов. Его рыцарский наряд был испачкан кровью.
Но хуже всего было то, что на его благородном лице застыли несвойственные ему горечь и унижение.
— Прежде всего, я рад, что ты очнулся. Если бы и с тобой что-то случилось, наш боевой дух было бы уже не восстановить.
— Давай без лишних слов. Что произошло? Мне плевать на боевой дух. Культ бросил здание… Что… что, чёрт возьми, случилось?!
— Всё так, как я сказал. Культисты покинули здание, и ратуша снова в наших руках. Если не считать того, что мы упустили и самих культистов, достигших своей цели, и всех заложников, которых они обратили в нелюдей, то можно было бы даже порадоваться.
В голосе Субару, охваченного тревогой, зазвучали нетерпеливые нотки, но Юлиус продолжал хладнокровно излагать факты.
Однако стальная твёрдость его тона, опущенный взгляд, а главное — тяжесть произнесённых им слов, не позволяли ему скрыть праведный гнев.
И Субару, услышав это, не смог скрыть своего потрясения.
— Обратили… в нелюдей?
— Ты ведь и сам видел на верхнем этаже. Это был кошмар, но, увы, он оказался реальностью.
Юлиус покачал головой, подтверждая жестокую реальность.
В памяти Субару ярко вспыхнули воспоминания: красные, светящиеся фасеточные глаза и жужжание крыльев, похожее на мольбу о помощи. Ему удалось подавить приступ тошноты лишь потому, что он вдруг понял: этот кошмарный рой был на самом деле строем людей, просивших о спасении.
Сердце сжалось от боли. Внутри поднялось чувство, которое нельзя было назвать ни жалостью, ни страхом.
Капелла, чудовище из Культа Ведьмы, Архиепископ Греха «Похоти», — воплощение зла, что топчет и высмеивает человеческое достоинство и ценности.
Это чудовище играло не просто с жизнями и душами людей, а с чем-то куда более ценным.
— Площадь, внутренние помещения, верхний этаж… От разделения наших сил до затягивания времени — можно сказать, мы плясали под дудку Культа. Если бы они захотели, то могли бы медленно и мучительно перебить нас всех. Этого не случилось лишь благодаря твоей находчивости и усилиям того, кого превратили в чёрного дракона.
— Моей… находчивости?
— Зеркало Связи, что было у тебя… Ты ведь держал его включённым с самого начала штурма верхнего этажа, верно? В итоге, госпожа Анастасия и Феррис были в курсе ситуации в ратуше. Подкрепление от «Железного Клыка» и прибытие Ферриса — это твоя заслуга.
— Думаешь, это меня утешит?
— Я и не пытался утешать. Я лишь изложил факты. А как их воспринимать — решать тебе.
Вечно эти его манерные ответы, — с раздражением подумал Субару. Но этот отстранённый тон Юлиуса лишь доказывал, что и он далеко не спокоен.
Им обоим было нелегко. Субару глубоко вздохнул.
— Ты упомянул ещё что-то… про усилия чёрного дракона. Что это значит?
— Это случилось на верхнем этаже. Ты знаешь больше, чем я… Полномочием Похоти был изменён один человек, верно? Мерзость Полномочия — это одно, но поражает и точность воспроизведения. Тот, кто превратился в дракона, будучи на последнем издыхании, сумел доползти до верхнего этажа и дохнуть на «Похоть» своим пламенем, заставив её отступить. Ты выжил тоже лишь благодаря этому божественному провидению.
Юлиус говорил о том самом чёрном драконе, которого в большой зале ранила Круш, а затем выбросила наружу.
Раз Полномочие Капеллы — это трансформация и мутация, то этот дракон, должно быть, был одним из заложников в ратуше. Получается, они проигнорировали его мольбы о помощи и попытались его убить. И даже в таком положении он нашёл в себе силы сражаться…
— Этот человек… этот дракон… он сейчас…
— Я не дам ему умереть, — неожиданно тихим голосом вмешался Гарфиэль.
Субару удивлённо вскинул брови, но парень, не глядя на него, лишь буравил взглядом потолок.
— Не дам ему умереть. Ни в коем случае. Его надо спасти… иначе… иначе…
— Он всё это время в таком состоянии. Судя по всему, это был кто-то из его знакомых. Гарфиэль говорит, что даже запах изменился, но он уверен в своих действиях. Его уже вылечили. Есть некоторые опасения, так что сейчас он отдыхает в дальней комнате.
— Знакомый? Гарфиэля? Откуда? У него ведь нет знакомых в этом городе.
— ...
Гарфиэль ничего не ответил на удивлённый вопрос Субару, продолжая молчать.
Но юноша почувствовал облегчение, узнав, что жизнь его спасителя, чёрного дракона, вне опасности. А что до остальных… до тех, кого превратили в мух…
— Не могу с лёгкостью сказать, что они в безопасности. Но мы их всех собрали. Феррис уже осмотрел их. Надежды было мало, но… увы.
— Значит, это не раны и не болезни, которые можно исцелить… Чёрт!
Субару с силой ударил кулаком по полу, думая о тех людях, что лишились своих тел.
Какой же ужас и какую пустоту они, должно быть, сейчас ощущают? Потерять человеческий облик — это иная, особая форма ужаса и жестокости, не похожая на потерю жизни.
Смерть — это конец твоего существования.
А утрата тела — это когда ты, по сути, закончился, но всё ещё продолжаешь существовать.
Все эти люди, страдающие от неисцелимого проклятия, были собраны здесь же, в ратуше.
Думая о горе тех, кто находился где-то на этаж выше или ниже, Субару понимал, что ему ещё о многом нужно узнать.
Когда стало ясно, что он выжил, следующим возник вопрос: — Вы с Гарфиэлем не ранены?
— Как видишь, ни на мне, ни на нём нет серьёзных ран. С Рикардо то же самое. Это унизительно, но… они с нами играли.
— ...
В голосе Юлиуса прозвучала сдерживаемая ярость, и он плотно сжал губы.
Видя его гнев и вспоминая своего противника, Субару почувствовал такую же горькую досаду.
Юлиус сражался с ненавистным Лоем Альфардом, Архиепископом Греха «Чревоугодия».
Честно говоря, Субару мечтал собственными руками разорвать эту мразь на куски. И даже если бы ему это не удалось, он ни за что не хотел бы, чтобы тот ушёл живым.
Мысль о том, что заклятый враг сбежал, не давала ему покоя.
— Прости. Я не справился с возложенной на меня задачей.
— Если уж на то пошло, то и мне есть в чём себя винить… Трансляция… она ведь всё-таки состоялась, да? Раз они достигли своей цели.
— Верно. Голос был тот же, принадлежал «Похоти». Хотя… впрочем, это уже неважно. Главное, что требования были озвучены. И нам нужно это обсудить.
По лицу Юлиуса было ясно, что требования, озвученные «Похотью», не сулили ничего хорошего. Слышать их не хотелось, но и заткнуть уши было нельзя — это Субару прекрасно понимал. Но прежде чем перейти к этому…
— Трансляция — это одно… но есть и другое. Что стало с госпожой Круш?
— ...
— Госпожа Круш, как и я, была на верхнем этаже… нет, ей досталось куда хуже. «Похоть» что-то с ней сделала, и она так страдала…
Перед глазами всплыл образ Круш: она харкала кровью, а глаза её закатились.
Даже без видимых ран она была в ужасном состоянии. Случилось что-то настолько страшное, что её жизнь висела на волоске.
К тому же, крики Ферриса…
Нет, не может быть, — в это ему хотелось верить.
— Феррис кричал такое… такие ужасные вещи…
— Госпожа Круш жива. В этом можешь не сомневаться.
— Не говори загадками.
На мгновение промелькнула надежда, но стоило взглянуть в глаза Юлиуса, как она тут же угасла.
В его выражении, в том, как он сдерживал какую-то невыносимую боль, не было и тени облегчения от того, что жизнь госпожи спасена. Напротив, казалось, случилось нечто ещё более ужасное.
— Феррис делает всё возможное. Но… состояние плачевное.
— Что значит «плачевное»? Что с госпожой Круш… Если даже Феррис не может помочь, то получается, с ней то же самое, что и с остальными?!
— Успокойся. Твоя паника ничего не изменит. Успокойся.
Юлиус пытался остановить Субару, который побледнел от ужаса.
Но его напускное спокойствие сейчас лишь сильнее раздражало.
— Какого чёрта ты такой спокойный?! Это же полный разгром! Они вытерли об нас ноги, а ты даже не злишься?!
— И зол, и скорблю, разумеется!!!
Субару рванулся вперёд, чтобы схватить его, но Юлиус оттолкнул его руку. Взглянув в полные ярости глаза рыцаря, он потерял дар речи.
— Прости за грубость. Я не смог сдержаться. Видно, я ещё слишком незрел.
Он поддержал пошатнувшегося Субару и виновато извинился. Слушая его, он почувствовал стыд за самого себя. Он ведь всё понимал, но всё равно сорвался на нём. Эта собственная поверхностность выводила из себя.
— Госпожа Круш…
— «Похоть» что-то с ней сделала. Какая-то инородная субстанция растворилась в её теле и теперь бушует изнутри. На Ферриса сейчас больно смотреть.
Голос Юлиуса стал тише, и Субару ясно представил себе, в каком ужасном состоянии находится Круш.
Демоническая сущность, таящаяся внутри, пожирала её плоть, кости и даже душу, причиняя невыносимые страдания. Такое не должен испытывать ни один человек.
Бессилие что-либо сделать и привело Ферриса к тому срыву.
Когда Субару очнулся, он обвинял Вильгельма. Скорее всего, это был упрёк в адрес старого воина, который сопровождал госпожу на поле боя, но не смог её защитить.
Оба — и Феррис, что обвинял, и Вильгельм, что принимал обвинения, — понимали, что это всего лишь вспышка беспомощной ярости.
Поэтому Вильгельм молча сносил удары, а Феррис рыдал, ненавидя собственную слабость.
Мысли об ушедших двоих и об их госпоже, что и сейчас, должно быть, страдает, с новой силой бередили рану поражения.
Но пока Субару терзался этими мыслями, Юлиус вдруг сказал: — Субару, мне нужно кое-что проверить.
— Что?
— Мне немного совестно спрашивать об этом… но, похоже, ты и сам не заметил.
Субару склонил голову набок, не поняв намёка Юлиуса.
Прищурившись, Юлиус осторожно коснулся его тела. Субару проследил за его рукой — та опустилась ниже, к бедру его правой ноги.
Он совершенно беззаботно посмотрел в ту сторону.
В тот момент Субару был совершенно спокоен. Он помнил, как Капелла разделалась с Круш на верхнем этаже ратуши, но удобно забыл о том, что случилось с ним самим.
О том, что с ним произошло за мгновение до потери сознания.
Он ведь испытал облегчение, поняв, что «Посмертное Возвращение» не сработало. А это означало лишь одно: его подсознание знало, что он был на волосок от смерти.
— Чт… а-а?!
Дыхание перехватило, горло сковало льдом. Субару не верил своим глазам.
Перед ним была его правая нога. Но…
Там, где она была, виднелся уродливый, пульсирующий чёрный шов из плоти, и этот чёрный нарост постепенно расползался по ноге.
— Это не Феррис её присоединил. Это даже не магия исцеления. Твоя нога… оторванная нога присоединилась сама по себе. Судя по всему, боли ты не чувствуешь.
— ...
Юлиус был прав.
Эта уродливая правая нога не болела, не причиняла неудобств. Она сгибалась в колене и шевелила пальцами так, как он того хотел.
Вот только место разрыва было тёмно-багрового цвета, и оттуда, словно сеть сосудов, вверх и вниз по ноге расползались чёрные прожилки.
— Субару, я хочу убедиться ещё раз.
— …
Он не мог вымолвить ни слова, глядя на жуткую метаморфозу своей ноги.
Услышав вопрос Юлиуса, он медленно поднял голову.
— Ты… в самом деле в порядке?
К ужасу Субару, сросшаяся правая нога нисколько не мешала ему стоять и ходить.
— Феррис тоже говорил, что эта твоя штука на ноге — ни рана, ни болезнь. Поэтому, когда я попытался применить исцеляющую магию, результат был тот же. Только и чувствовал, что она уже исцелена.
Стоило подвернуть штанину, как взору представала правая нога Субару, вся покрытая сетью чёрных вен, расходившихся от шрама на бедре. Этот узор был слегка упругим на ощупь и по текстуре напоминал кожу. Если бы не цвет, можно было бы, скрепя сердце, сказать, что это просто выступившие вены.
— «Присоединилась сама»… как-то это совсем не обнадёживает.
Само собой, его тело не обладало такой феноменальной регенерацией, чтобы оторванные конечности прирастали сами собой. Он уже второй раз лишался ноги, и в первый раз она даже не думала прирастать обратно — это он помнил точно.
Очевидно, что здесь имело место какое-то внешнее вмешательство. И на ум приходило лишь одно.
— Кровь… которую Капелла капнула мне на ногу… так?
Это произошло, когда от боли и потери крови у него уже мутилось в сознании.
Он не мог утверждать наверняка, но был почти уверен, что Капелла порезала себе запястье и окропила его своей кровью.
И тогда она сказала что-то важное. Да, точно…
— Она сделала со мной то же самое, что и с госпожой Круш.
— То есть… капнула кровью на рану? Не самое приятное действие, но для ритуала… слишком уж прямой эффект. Я слышал, что для проклятий и заговоров требуются иные процедуры, нежели для обычной магии.
— Проклятие… да, проклятие! Она говорила «проклятие крови». Нет, погоди, что-то другое… не проклятие крови, а… дракон… да, кровь Дракона! Точно, она так и сказала!
Встретив недоверчивый взгляд Юлиуса, Субару хлопнул себя по лбу, наконец-то восстановив обрывок памяти.
Капелла, наблюдая за его мучениями, говорила, что в её жилах течёт кровь Дракона.
Бред это был, выдумка или ложь — неважно, но это могло стать зацепкой.
— Кровь Дракона… ты имеешь в виду кровь, что даруется королевской семье?
— Подробностей я не знаю. Но в замке есть такая реликвия?
— Есть, и только. Одно из сокровищ, дарованных по Пакту с «Божественным Драконом» Волканикой. Кровь Дракона, что приносит плодородие иссохшей земле. Эта легенда хорошо известна.
— Какая полезная штука, эта кровь Дракона… Но я не уверен, что дело в ней. Может, это просто какая-то загадка.
Тот факт, что Капелла назвалась фамилией королевской семьи Лугуники, тоже не давал покоя. Особенно после того, как Вильгельм подтвердил, что Эмерада Лугуника действительно существовала.
Неужели она и вправду окажется настоящей принцессой? Хотя при чём здесь кровь Дракона — совершенно непонятно.
— В любом случае, если есть хоть какая-то зацепка, связанная с кровью, это хорошая новость. Может, это поможет Феррису, а то он зашёл в тупик.
— А, да, точно. Тогда нужно скорее…
— Тебе лучше не ходить туда, Капитан, — прервал Гарфиэль воодушевившегося Субару, который уже был готов бежать с новостями.
Он обернулся с укором, но Гарфиэль лишь покачал головой.
— Ты её ещё не видел. И чем меньше народу её увидит, тем лучше.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То и хочу. Она ведь была такой красавицей… От этого только тяжелее.
На подавленный вопрос Субару Гарфиэль лишь опустил взгляд.
Это молчание лишь усилило его тревогу, и он тут же посмотрел на Юлиуса. Но тот с тем же выражением покачал головой.
— Это правда. Госпожа Круш и сама не захочет сейчас показываться на глаза. Она слишком горда, чтобы позволить видеть себя в таком слабом состоянии.
— И причина только в том, что она слаба?
— ...
Юлиус ничего не ответил. Лишь молча отвёл взгляд.
Одного этого жеста было более чем достаточно.
— Это моя вина.
— Субару, это…
— Моя вина! Я… я один должен был понимать, насколько они опасны! Нужно было подготовиться, сделать всё возможное, прежде чем лезть на рожон! Я один должен был это знать!
Неведение о том, что именно случилось с Круш, лишь подстёгивало страх.
Чувство вины обрушилось на Субару всей своей тяжестью, породив злость на собственное бессилие и сожаление о безрассудном поступке.
Он ведь на своей шкуре испытал, насколько ужасны Архиепископы Греха.
Дело было не только в Петельгейзе. Перед штурмом ратуши он столкнулся и с Сириус, и с Регулусом. Так почему он так легкомысленно отнёсся к Капелле?
«С такими силами мы сможем отступить, даже если что-то пойдёт не так» — что это, если не самонадеянность? Всё это — расплата за его ошибку.
— Всё это… я…
— Так-так. Хватит уже этих причитаний и сожалений. Шумно, так что помалкивай.
Субару уже был готов утонуть в море ненависти к себе, взвалив на плечи всю тяжесть мира.
Но голос, ворвавшийся в его уши, был совсем не нежным голосом спасителя. Это был холодный, пренебрежительный тон, которым смотрят на тонущего с полным безразличием.
— ...
Он повернул голову к входу в просторную комнату.
Там, хлопнув в ладоши и приковав к себе всеобщее внимание, стояла торговка с мягкими фиолетовыми волосами и приветливым лицом.
Вопреки своему кроткому виду, она смотрела на Субару ледяным, убийственным взглядом.
— Анастасия…
— Что после поражения настроение как на поминках — это я понимаю. Но когда заместо разбора полётов слышишь одно нытьё, то всем вокруг тяжко, право слово. Глупости-то какие. Потерянного этим не вернёшь, так что, хочешь не хочешь, придётся поднапрячься.
Сказав это, Анастасия обрушилась на подавленного поражением Субару.
На мгновение он застыл, не поняв, что ему сказали, но в следующую секунду его захлестнул гнев. Однако…
— Госпожа Анастасия, прошу вас, возьмите свои слова обратно. Субару столкнулся со злом Культа Ведьмы вплотную, и это его право — скорбеть и сожалеть…
— Как не по-рыцарски, Юлиус. Битва ведь ещё не окончена, разве нет? А ты тут с сантиментами… Если так хочется поиграть с друзьями, то твой братец Йошуа для этого куда лучше подходит, не находишь?
— …!
Юлиус, попытавшийся защитить Субару, умолк под холодным взглядом своей госпожи. Эта сцена подействовала на разгорячённого Субару как ушат холодной воды, и он растерялся, не зная, чего ожидать от Анастасии.
Оглядев потерявших дар речи парней, она принялась теребить лисий воротник на своей шее.
— Ну, ладно. Юлиус, тебе ведь вроде как надо к госпоже Круш? Иди, закончи свои дела. И ты, парень золотоволосый, тоже выйди на минутку, будь добр.
Анастасия попросила Юлиуса и Гарфиэля удалиться, а сама посмотрела на Субару.
В комнате было четверо. Если эти двое уйдут, они останутся с Анастасией один на один.
— Ничего плохого я тебе не сделаю, уж поверь.
Анастасия пообещала это с совершенно немилой улыбкой.
Юлиус поклонился и вышел первым. Гарфиэль, бросив на неё настороженный взгляд, последовал за ним. До самого конца он обеспокоенно поглядывал на Субару, но когда тот кивнул ему, вышел, словно отмахнувшись от своих волнений.
— Милашка этот твой Гарфиэль. Всё на тебя, Нацуки, поглядывал, волновался. Гордишься, поди, что у тебя такой заботливый друг?
— Ты ведь не для светской беседы меня оставила, так ведь?
После недавней перепалки Субару ответил ей довольно колко.
Обернувшись к нему, Анастасия провела рукой по волосам, оглядела полуразрушенную комнату, подняла опрокинутый стул и села на него.
— Какой ты нетерпеливый. А ведь мы с тобой, Нацуки, вот так вот спокойно не разговаривали… аж с той ночи перед охотой на Белого Кита, поди.
— И тогда мы говорили только по делу. Слушай, сейчас не время для этого, тебе не кажется? Мы вернули ратушу, но ситуация ничуть не…
— Верно, ничуть не изменилась. Даже хуже стала. И с этим надо что-то делать.
Беззаботный тон, с которым она до этого говорила, словно забыв об их положении, вдруг обрёл остроту лезвия.
Субару невольно выпрямился. Анастасия взглянула на его ногу.
— Слышала, оторвалась да приросла. С ногой-то всё в порядке? Уж больно жутко выглядит.
— К счастью, бегать и прыгать не мешает. Что, наоборот, ещё больше пугает.
— Вот как. Раз бегать и прыгать можешь — это главное. Дел для тебя ещё, поди, непочатый край… Но прежде чем к ним перейти…
Использовав ранение Субару как предлог для начала разговора, Анастасия вздохнула.
Почувствовав, что она переходит к главному, он нахмурился. Она указала пальцем на потолок, вернее, просто вверх.
— Ты слышал третью трансляцию, ту, что была после вашего штурма?
— Нет, не слышал. Поэтому не знаю, что они сказали… Наверное, выдвинули свои требования, но я не слышал.
— Пропустить две трансляции из трёх — это ж надо быть таким растяпой, Нацуки.
Анастасия хихикнула, прикрыв рот рукой, отчего губы Субару недовольно скривились. Не убирая руки ото рта, она подняла взгляд.
— Одно из требований… оно, скорее всего, понятно лишь нам с тобой.
— Только мне и тебе?
В голове у Субару вспыхнул вопросительный знак.
Он никогда не замечал между собой и Анастасией ничего общего. Да и по-настоящему они разговаривали сейчас впервые.
При таких шапочных отношениях откуда бы им знать что-то общее друг о друге?
— Право слово, Ана. Твои загадки порой вызывают лишь одно нетерпение. И сейчас как раз такой случай, тебе не кажется?
— …?!
В барабанные перепонки задумавшегося Субару внезапно ударил третий голос.
Он не принадлежал ни Субару, ни Анастасии. Это был слегка андрогинный голос.
Он в панике завертел головой, но никого поблизости не было. После ухода Юлиуса и Гарфиэля никто к входу не подходил.
Так откуда же донёсся этот голос?
— Говоришь так, а сама ведь ведёшь себя точь-в-точь как я. Нацуки ведь совсем запутался, поди.
— Вот как. Прошу прощения, это было невежливо с моей стороны.
— Что… с кем ты…
Анастасия как ни в чём не бывало разговаривала с этим третьим голосом.
Это нисколько не прояснило ситуацию для Субару, и он уже было хотел потребовать объяснений, как вдруг замер, перехватив дыхание.
— Прости, что напугала тебя.
— ...
Их взгляды встретились.
Третий голос. Неожиданный собеседник, вторгшийся в их разговор.
Нет, он не вторгался. Он был здесь с самого начала.
Вошёл в комнату вместе с Анастасией.
— Меня зовут Ехидна. Что ж, как бы это сказать… я своего рода искусственный дух.
— Ехид…
Перед Субару, ошеломлённым двойным шоком, оно ловко улыбнулось.
Уголки его рта приподнялись, глаза сощурились — это, должно быть, была улыбка.
На шее у Анастасии, притворявшийся меховым воротником лис, улыбался.
Произнеся имя «Ведьмы», которое невозможно забыть, и назвав себя духом.