Перевод: Энди
Сзади — комната, битком набитая гигантскими мухами.
Сбоку, пробив стену, беспомощно барахтается упавший чёрный дракон.
А прямо перед глазами, поставив ногу на Круш, громко хохочет какая-то девчонка.
Зловещая усмешка, издевательская речь, и, если верить тому, как она представилась, — перед ним не кто иной, как Архиепископ Греха Культа Ведьмы, воплощение «Похоти», Капелла Эмерада Лугуника.
Наверное, я сейчас сойду с ума.
— Что… что это такое… чёрт возьми…
— Чё тут думать-то, бесполезно же, а? Мясу не стоит понапрасну свои мозгишки напрягать, просто примите реальность, как она есть! Дрожащая от страха девчушка-красотулька… оказалась самой настоящей Архиепископшей Греха! Вот так-то!
Перед Субару, который в отчаянии вцепился в свои волосы, пританцовывала Капелла, высунув язык и вульгарно посмеиваясь. Круш, попираемая её ногами, закатила глаза; изо рта у неё опасной струйкой текла кровь.
Видимых ран не было. Но очевидно, что ей нанесли урон, угрожающий жизни. Учитывая, что способный использовать магию исцеления Гарфиэль, был далеко, всё могло закончиться самым худшим образом.
— Вам самим-то вообще не кажется это странным? Это ж городская ратуша, самый центр управления городом! И как, по-вашему, тут могла шастать какая-то малявка? Для моей персоны загадка, как можно жить с таким тупым выражением на роже и думать: «Ах, бедная девочка в беде, надо ей помочь!», ни о чём не подозревая!
— З-заткнись. У меня к тебе куча вопросов и претензий, но для начала убери с неё свою ногу.
— А что такое? Неужто от вида моих прелестных ножек у тебя конча по штанине потекла? Или, может, эта тёлочка, что так усердно лижет мне пятки, так возбуждает? Фигурка-то у неё аппетитная, да-а. Терпение-то уже на исходе, мальчик, а? Кья-ха-ха!
— ..Эта женщина… Она не та, кого можно вот так топтать!
Наслаждаясь тем, как под её каблуком трещит грудная клетка Круш, Капелла упивалась своей властью. От её жестокости и насмешек Субару взорвался гневом и рванулся вперёд.
Он пригнулся и шагнул навстречу. Спровоцировавшая его девушка радостно захлопала в ладоши, словно только этого и ждала, но Субару был не настолько глуп, чтобы бросаться в атаку бездумно.
Пусть Круш и потеряла память, она — воин.
Причём воин достаточно умелый, раз Вильгельм позволил ей участвовать в этой битве. И эта самая Круш была повержена за те несколько секунд, что он отвёл взгляд.
Не было никаких сомнений, что сила Архиепископа «Похоти» намного превосходит силу Субару и находится на совершенно ином уровне.
Поэтому главным для Субару сейчас было не победить врага, а переломить ситуацию.
— ...
Забрать Круш, чья жизнь висела на волоске, и как можно скорее соединиться с Юлиусом и остальными.
Отступление и уход с поля боя — вот главный приоритет. Желание остановить трансляцию было велико, но он прекрасно понимал, что, пожертвовав жизнью, ничего не добьётся.
Более того, людей, которых он должен был спасти в ратуше, по крайней мере на этом этаже, не было видно.
Вывод был ясен: для отвоевания ратуши на данный момент сил недостаточно.
Поэтому Субару не колебался.
— Опаньки?
— Тц!
Капелла удивлённо округлила глаза, увидев его действия.
Он взмахнул зажатым в руке кнутом, но ударил не по ней, а по стоявшему у стены стеллажу. Внутри него была металлическая статуэтка в форме человека. Что именно она изображала, было совершенно непонятно, но Субару, обхватив предмет размером с две ладони кончиком кнута, ловко развернул запястье и метнул его в Капеллу.
Высокоскоростное вращающееся металлическое оружие.
Удар был настолько силён, что легко мог бы оставить трещину в стене — куда мощнее, чем простой удар кнутом. Чтобы защититься или уклониться, ей так или иначе пришлось бы сдвинуться с места, перестав топтать Круш.
Воспользоваться этой лазейкой, чтобы забрать её...
— Попади!
— С превеликим удовольствием!
— Что?!
На отчаянный крик Субару Капелла ответила голосом, полным самоуверенной неги.
В следующую секунду раздался глухой звук пробиваемой плоти и кости, и из отброшенной назад головы брызнула кровь. Лоб беззащитной девушки, получившей удар в висок, рассекся; кожа и волосы были содраны, обнажив ужасающую рану, по которой медленно потекла густая, вязкая кровь.
Половина прелестного личика девушки была размозжена в нечто неузнаваемое.
Левый глаз был почти раздавлен, и, видя, как этот потускневший глаз смотрит прямо на него, Субару от неожиданности впал в ступор.
Действие, предпринятое, чтобы создать брешь в обороне врага, в итоге сбило с толку его самого — глупейший просчёт... и Архиепископ Греха, конечно же, не упустила этого мгновения.
— Ну почему вы, уроды, так обожаете плясать у меня на ладошке, а? Ваша безнадёжная тупость мне так нра-авится. Кья-ха-ха-ха!
В застывшем сознании Субару раздался издевательский смех Капеллы.
На его глазах девушка развернулась, и в следующий миг чёрный вихрь ударил его сбоку, отшвырнув прочь.
— Гха-ах!
Словно получив пощёчину от великана,он, получив удар сразу по всей правой стороне тела, отлетел, сшибая столы, и покатился по полу. Ударившись всем телом, он с трудом поднялся, оперевшись о стену, и увидел…
— Ну как делишки-то? От моей красоты дар речи потеряли, а-а?
— Что… чтр это такое?
— Хм-м-м? А-а, это? Ну-ка, ну-ка, а на что это похоже, по-твоему?
Забыв о боли, Субару не мог вымолвить ни слова, а Капелла весело виляла бёдрами и пританцовывала.
И из-под её короткой юбки виднелось нечто, чего там быть не должно, — длинный, толстый, чёрный драконий хвост.
В тот же миг до его сознания дошло, что именно этот хвост только что смёл его, и насколько уродливым и отвратительным было это зрелище: к телу хрупкой девушки был пришит могучий хвост дракона.
Что это? Что это такое? Да что это, чёрт возьми?!
— Неужели… дракон, принявший облик человека?
— Да-да-да, принимаю твои убогие, лишённые всякого воображения и абсолютно бредовые догадки! Просто поразительно, как мясо ни хрена не соображает, даже когда такая добрая я разбрасываю вам подсказки!
— ...!
Когда Субару пробормотал своё предположение, Капелла, казалось, разозлилась и взмахнула хвостом. Длинный хвост обрушился сверху, ударил по полу, оставив на нём трещины. Субару, чудом увернувшийся от атаки, увидел это, но...
— А расслабляться-то было рано-о!
— Угх! Что?!
Упав на пол, Субару откатился в сторону, но тут же был смят огромной левой лапой. Его отбросило прямо на хвост, который подкинул его тело вверх, к потолку. А когда он падал вниз, птичьи крылья, острые как лезвия, распороли ему спину и впечатали в землю.
Зайдясь в крике от пронзительной боли в распоротой спине, Субару, покатившись по полу и закашлявшись от удара, наконец осознал, что за ужас его атаковал.
Там, куда он увернулся от хвоста чёрного дракона, была огромная, покрытая шерстью звериная лапа. Его снова подбросил тот же драконий хвост, а затем распороли птичьи крылья с множеством острых как бритва перьев — и всё это было частью тела девушки, стоявшей перед ним.
— Ну что, теперь-то до вас дошёл ответ, а?
Искажение. Другого слова и не подберёшь.
Девушка с драконьим хвостом, звериной лапой и крыльями огромной птицы.
Разве при виде такого могут прийти в голову какие-то другие слова? Кроме слов, всплывало лишь физиологическое отвращение к существу, чей облик противоречил самой природе.
Единственное чувство, которое можно было испытать к этому монстру, — это омерзение...
— Изменение, трансформация…
— Я — Архиепископ Греха Культа Ведьмы, воплощение «Похоти», Капелла Эмерада Лугуника. Вся любовь и всё почитание в этом мире существуют лишь для того, чтобы принадлежать мне одной. А я, самая достойная любви, способна удовлетворить любое, самое извращённое желание, ведь я воплощаю собой предел всех представлений о красоте! Я могу обратится в любую красотку! Я ведь такая услужливая девочка! Кья-ха-ха-ха!
Выкрикивая всё это, Капелла на глазах Субару действительно начала меняться.
Её искажённая форма вернулась к облику хрупкой девушки, но тут же её конечности вытянулись, превратив её в зрелую женщину с пышными формами. Затем, в мгновение ока, она стала похожей на скромную деревенскую девушку, а в следующий миг — на невинную девочку с развратной улыбкой.
— Ну? Какая же-е я тебе нравлюсь бо-о-ольше всего?
— ...
Он потерял дар речи. Слов не было. Лишь всепоглощающее осознание того, насколько всё это чудовищно.
Это было надругательство над самими ценностями. Сила «Похоти», какой бы простой она ни казалась, оскверняла и топтала любые представления о красоте, заставляя всех смотреть лишь на себя.
Рана на её лице от удара статуэткой уже давно зажила, не оставив и следа. Невероятная регенерация, или же она просто скрыла рану с помощью своей способности к трансформации?
Так или иначе, загадка чёрного дракона, превратившегося в девушку, была разгадана. Поначалу он подозревал, что её способность схожа со способностью Петельгейзе вселяться в других, но если это не так...
— …А?
Если это не так, то что тогда насчёт мух в той комнате и чёрного дракона, что был здесь совсем недавно
— Наконец-то допёр, да?
— ..П-постой. Постой, постой, постой, стой. Погоди.
Капелла усмехнулась, словно прочитав его мысли по изменившемуся выражению лица.
Её облик сменился на благовоспитанную даму с длинными волосами, и даже голос стал совершенно другим. На грани потери себя в этом калейдоскопе перемен Субару замотал головой.
Нет, этого не может быть, он хотел в это верить.
Но если предположить это, то всё сходилось. А если нет — то ничего не объяснить.
Полномочие Похоти, позволяющее Капелле свободно изменять своё тело...
Что, если оно распространяется не только на её собственную плоть, но и на других?
— Теперь-то твои тугодумные мозгишки поняли, кем на самом деле были муха и ящерица?
— Они... те люди...
— Ну, давай, ответ в студию! Я выслушаю! Кья-ха! — жеманно прикрыв рот рукой, высокомерно рассмеялась Капелла.
Не в силах сдержать глубочайшее омерзение к её поведению, Субару, стуча зубами, произнёс: — Это… это люди, которые были в здании… Ты их превратила в это?
— Да-да, правильный ответ! Но запозда-алы-ый. Приза не будет. И похвалы тоже! И вот на кой чёрт вообще существуют такие тупые, уродливые мясные ошмётки, я вообще не понимаю!
— ЭТО Я ТЕБЯ НЕ ПОНИМАЮ!
Капелла с абсолютно безмятежным лицом подтвердила своё чудовищное деяние.
Безмолвные останки людей, запертые в тёмной комнате… Их светящиеся красные фасеточные глаза, разом устремлённые на него… Шелест их крыльев, которыми они не могли взлететь, но звук от которых до сих пор звенел в ушах…
Наверняка они молили Субару о помощи.
— Я не понимаю! Ты что, с ума сошла?! Зачем… зачем ты сделала это?! Как ты могла?! Превратить людей в мух… В мух! Какой в этом смысл?!
— Омерзительно, говоришь?
— До дрожи! Ты… ты… вы все!
— Вызывает отвращение, да? Тошнотворно и гадко? Так, значит?
Слов больше не находилось.
Сплюнув и сжав зубы так, что они едва не треснули, Субару сверлил Капеллу налитыми кровью глазами. Если бы взглядом можно было убить, он бы искренне этого желал.
Превращать людей в мух, играть их жизнями. Это было хуже простого убийства. Это было определением «Зла».
За последние несколько часов Субару столкнулся с четырьмя Архиепископами Греха, встречи с которыми ему до сих пор удавалось избегать.
Сириус, Архиепископ «Гнева», — чудовище, играющее чужими эмоциями и навязывающее свою эгоистичную любовь.
Регулус, Архиепископ «Жадности», — тиран, навязывающий свои ценности и продавливающий свою волю.
Лой Альфард, Архиепископ «Чревоугодия», — богохульник, отнимающий «воспоминания» и «имена», топчущий прожитые людьми жизни.
И Капелла, Архиепископ «Похоти», — монстр, играющий человеческим достоинством и ценностями.
Все они были безнадёжно, до проклятия, безумны.
— ...
В ответ на ярость Субару, от которой, казалось, вот-вот лопнут сосуды в голове, Капелла с отсутствующим видом задавала свои вопросы, а потом замолчала. Что же ещё вылетит из её рта?
Перед Субару, чей взгляд застилала красная пелена гнева, выражение лица Капеллы изменилось…
— Вот-вот! Омерзительно, тошнотворно и отвратительно. Именно так!
Приняв на себя всю мощь его негативных эмоций, она рассмеялась так радостно, как никогда.
Она захлопала в ладоши, указала на комнату с превращёнными в мух людьми и сказала: — Увидев скопление гигантских мух, ты почувствовал физиологическое отвращение. Тебе стало мерзко. И это правильно, так и должно быть. Любой, кто бы ни был, не смог бы сдержать неприязни к таким уродливым созданиям. Да-да, это верно.
— Что… ты…
— Любому понятно, что это уродливые и тошнотворные твари. Я превратила гнилые мясные ошмётки в отвратительных помойных насекомых. Такое никто полюбить не сможет. Естественно же.
— ДА ЧТО ТЫ ВООБЩЕ НЕСЁШЬ?!
— Люди — это существа, которые не могут жить, никого не любя. Но если вокруг будут только вот такие создания, то любить станет некого, да? Тогда придётся полюбить кого-то другого. Методом исключения. Как ни крутись, а грязное и уродливое любить невозможно.
В голове всё побелело.
Он не мог понять логику этого монстра, который, склонив голову, излагал свою мысль так, будто это была гениальная идея.
Слушая сухие хлопки, Субару почувствовал непреодолимое желание бежать отсюда.
Немедленно, ни секунды не мешкая, исчезнуть из места, где ощущается присутствие этого монстра.
Не видеть его. Не ощущать его кожей. Не слышать его голоса. Не хранить в памяти его существование.
Что это, если не физиологическое отвращение?
Фразу «физически не переношу» следовало бы использовать только по отношению к таким, как она.
Вот что значит инстинктивно несовместимый противник — его существование внушает животный ужас.
— Моя милосердная и добрая персона ещё и очень любвеобильна. Я решила, что вся любовь и почитание в этом мире будут принадлежать мне одной, но я никогда не ленюсь и не прекращаю трудиться, чтобы быть любимой. Чтобы меня полюбили, я стану той, какой ты хочешь меня видеть. Чтобы ты смотрел на меня, я заберу твой интерес ко всему, что не является мной. Мне плевать, кого ты любил до этого, если в самом конце ты выберешь меня. И я приложу для этого все усилия. Вознося очарование моей персоны всё выше, выше, выше, выше, ВЫШЕ! И опуская привлекательность прочего мяса всё ниже, ниже, ниже, ниже, НИЖЕ! Чтобы весь мир полюбил самую прекрасную и достойную этого меня!
— Лучше бы просто убила.
— Зачем? Моя персона — ярая филантропка, и я не могу совершать такие варварские поступки, как убийство. К тому же, каким бы тупым и безнадёжным ни был мясной обрезочек… пока он жив, остаётся шанс, что он полюбит меня. У меня очень сильная жажда признания. Поэтому я хочу, чтобы меня ценило хотя бы на одного человека больше, хотя бы на одну секунду дольше, хотя ы одним словом громче. А вот если ты на это не способен — тогда да, сдохни! Сдохни немедленно! На этом моё драгоценное наставление заканчивается.
— ...
— ...
— ...
— Я понял.
— О-о, неужто? Раз так, то начни же рассыпаться в хвалебных речах, растай от любви и превратись в аппетитный кусок мяса, который придётся мне по вку…
— Сдохни.
Мыслей не было. Да и думать было не о чем.
Это — враг. Худший из них. И больше никакой информации ему не нужно.
Он взмахнул кнутом. Монстр, с ошеломлённым лицом, отступил, наконец-то освободив тело Круш. Субару бросился вперёд и подхватил её.
Взвалив на плечи её лёгкое тело, он резко отпрыгнул назад.
— Вот видишь! В итоге ты, самец, весь слюной истёк ради этой самки! И не смей отрицать! Не надо тут строить из себя праведника! Тебе ведь нравятся красивые вещи, да?! Нравятся миленькие, да?! Нравится мягкое и приятное на ощупь, да?! Хватит строить из себя невесть что!
— ...!
Догоняя отступающего Субару, Капелла, брызжа слюной, вытянула обе руки.
Одна её рука превратилась в голову змеи, другая — в голову льва. Извиваясь, эти уродливые шеи поползли по полу комнаты, преследуя Субару и пытаясь впиться в него своими клыками.
Правая нога… снова кровоточит. Боли нет. Пусть хоть оторвётся. Сосредоточив всю свою волю на защите тепла и тяжести человека в своих руках, Субару вложил все силы, чтобы увернуться от атак Капеллы.
— Эта твоя самка так важна для тебя, да?! Ну так и держись за неё, обнимай и не отпускай! Её соблазнительное тело! Её жалобный взгляд! Её губы, что шепчут нежные слова! Это приятное на ощупь мясо, мясо, мясо, МЯСО, МЯСО! Ты ведь так отчаянно за неё цепляешься, потому что не можешь член держать в штанах, мясной обрезочек! Сдохни! Сдохни! Сдохни немедленно!
— Не мели чушь, сволочь! У меня с ней не такие отношения!
— ЗАТКНИСЬ! От этой самки пахнет самкой! А от тебя, самца, пахнет самцом! Значит, вы одинаковы! Ты что, никогда об этом не думал? Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что ни разу, ни на мгновение, ни на одну секунду не думал о чём-то пошлом? А ведь стоит задуматься — и вы уже просто самец и самка! В ЧЁМ РАЗНИЦА?! В ЧЁМ РАЗНИЦА?! СКАЖИ МНЕ, В ЧЁМ РАЗНИЦА, А?!
Змея и лев, отражая ярость Капеллы, бушевали по всей комнате.
Лязг клыков, треск ломающихся деревянных столов, извивающиеся конечности, которые нельзя было назвать ни руками, ни шеями, ни туловищами, сносили всё на своём пути, время от времени ударяя и по Субару.
Крича от боли, попадая под обломки, он продолжал уворачиваться, прикрывая Круш. У выхода из комнаты стояла Капелла. Выжидать момент, чтобы проскользнуть мимо, было бессмысленно: её тело то раздувалось, то сжималось, лихорадочно переключаясь между обликами женщины, девушки и ребёнка, излучая настолько сильное уродство, что к ней было противно даже приближаться.
— Разве тебе не хочется гладить её волосы? Не хочется прикасаться к её губам? Не хочется обнять её тело? Вы, выродки, маскируете свои грязные, сочащиеся похотью мыслишки красивыми словечками вроде «любовь»! Прекратите! Прекратите обманывать себя, думать, что любовь — это что-то чистое! Вы просто наряжаете свою похоть в красивые слова и упиваетесь этим!
— ..Кх, а-ах!
— Хватит облекать свою грязную похоть, которую вы стыдитесь выплеснуть, в слово «любовь»! Или ты скажешь, что я не права? Скажешь, а?! Коронный ответ! «Я люблю её за то, что она прекрасна душой! За её благородство, доброту, милосердие, великодушие, за её глаза, что подобны небу, за её готовность страдать ради других, за её силу никогда не жаловаться, за слабость, что она показывает только мне, за то, что я не могу оставить её, когда она пытается справиться со всем в одиночку, за её умиротворяющий голос, за её полный любви взгляд, за её глаза, что похитили моё сердце, за её губы, что шепчут моё имя, за тепло её ладони, когда мы держимся за руки, за учащённое биение сердца при каждом прикосновении, за её прекрасные волосы, развевающиеся на ветру, за то, что я верю, что нас связала судьба, за то, что только она признала меня, за то, что была рядом в трудную минуту, за то, что научила меня тому, что действительно важно, за то, что мы всегда были вместе, за то, что я хочу и дальше видеть то же, что и она, и чувствовать то же, что и она, за то, что мы обещали, за то, что она не забыла нашу клятву, за то, что она увидела во мне то, чего не видели другие, за то, что только она знает меня настоящего, за то, что только перед ней я могу не лгать, за то, что я всегда хотел, чтобы кто-то понял, как мне одиноко, за то, что она напомнила мне о моих первых чувствах, за то, что научила меня любить, за то, что ты вытерла мои слёзы, за то, что ты нашла меня среди многих, за то, что обнял меня так сильно, что я чуть не сломалась, за то, что ты первый, кто отчитал меня, за то, что ты первый сказал мне искренние слова, за то, что ты научил меня стольким новым вещам, за то, что ты показал мне невиданные пейзажи, за то, что ты выпустил меня из птичьей клетки, за то, что ты вытащил меня за руку из удушающего мира, за то, что ты был единственным, кто встал на мою сторону, за то, что только ты меня понимаешь, за то, что быть вместе — это само собой разумеющееся, за то, что я не могу жить без тебя, за то, что быть с тобой — это всё для меня, за то, что ты любишь меня, а я люблю тебя, за то, что от тебя у меня в груди пылает, за то, что рядом с тобой мир становится ярче, за то, что без тебя я не могу быть счастлив, за то, что я больше не могу жить один, за то, что в моей полной лжи жизни только это чувство — настоящее»!
Словно проклиная, она перечисляла причины, и с каждым словом её лицо становилось всё более мёртвым.
Но, закончив эту бесконечную череду мотивов любви, Капелла подняла голову, и её лицо исказилось в жуткой гримасе, сочетающей красоту, миловидность и разврат. Она закричала: — ВСЁ ЭТО, ВСЁ — ЛИШЬ КРАСИВЫЕ СЛОВЕЧКИ!
— ...
— Хватит нести эту слащавую чушь! Внутренний мир, характер, совместимость, родство душ — как же вы достали с этой нудятиной! Внешность! Внешность же, а?! Тебя привлекает её тело, потому что член в дырку сунуть невтерпёж! Если ты чувствуешь любовь в своём сердце, то попробуй-ка полюбить партнёра, когда он, весь такой распрекрасный, осыпанный твоими красивыми словами, ВДРУГ ПРЕВРАТИТСЯ В МУХУ! Сможешь, а?! НЕ СМОЖЕШЬ ВЕДЬ, ДА?! ТЕБЕ ЖЕ БУДЕТ МЕРЗКО?! ТОШНОТВОРНО?! НИЧЕГО, КРОМЕ ОТВРАЩЕНИЯ, НЕ ВОЗНИКНЕТ?! ТЫ ЖЕ САМ ТОЛЬКО ЧТО ЭТО СКАЗАЛ, УРОД!!!
Безумные оскорбления, бред, паранойя, зависть, ненависть, одержимость, самозащита.
Брызжа слюной и визжа, Капелла впала в истерику, разрушая всё вокруг.
Угрожающий шип змеи, рёв льва, крики её самой — ничего уже было не разобрать.
Шум превратился в ураган, и комната начала рушиться. Его поглотила ударная волна, и в густом дыму он уже не мог разглядеть, как движется.
Стоит ли он ещё на ногах? Цела ли его почти оторванная нога? Единственное, что он знал наверняка — это то, что биение сердца женщины в его руках придавало ему сил.
Но и это отчаянное сопротивление подошло к концу.
— Мясной обрезочек, смотри на меня!
— ГХА-А-А!!
Пробив дым, на него яростно бросилась голова льва.
Раскрытая пасть вцепилась в его вытянутую правую ногу, и та, уже потерявшая половину плоти, с фонтаном крови оторвалась от бедра.
Предел магии Ферриса, наложенной на рану, был превышен. Мозг Субару вскипел от нестерпимой боли потери ноги, и из горла вырвался беззвучный крик.
Разумеется, он больше не мог держаться на ногах.
Он рухнул, и Круш упала рядом с ним. Он корчился на полу, и кровь хлестала из раны. Дело было уже не в какой-то там артерии. Кровь лилась, как из перевёрнутого ведра, и Субару чувствовал, как остаток его жизни стремительно утекает.
— Уф-ф, голова разболелась. Что-то я разволновалась. Прошу прощения. Кья-ха.
— ...
Лёжа на спине, Субару судорожно зажимал рану рукой.
Хотя он и пытался остановить кровотечение ладонью, оно не ослабевало. Вернее, ослабевало. Но лишь потому, что в его теле почти не осталось крови, которой можно было бы вытекать.
Скоро всё закончится. Знакомое чувство «смерти» было уже совсем близко.
За несколько часов он дважды получил раны, из-за которых лишался ноги.
Его лицо из бледного стало землистым, глаза налились кровью, дыхание стало прерывистым.
— Ой-ёй, ты, кажись, помираешь. Видеть, как мучается мясо, для такой чуткой персоны, как я, слишком тяжело.
— А… а-а…
— Та тёлочка тоже, наверное, умрёт. Какая жалость. Она была в моём вкусе… я хотела её испробовать. Проверить, устоит ли она перед кровью. А, точно.
Присев на корточки, Капелла заглянула в лицо корчащемуся Субару.
Затем монстр улыбнулся и протянул руку к его ране на правой ноге.
— А давай-ка проверим, в какой отвратительный кусок мяса превратишься ты.
— О…
Сказав это, Капелла превратила свою вторую руку в лезвие и вспорола себе запястье. Хлынувшая кровь закапала на рану Субару. Чёрная и свежая алая кровь смешались, создавая кощунственное зрелище.
И тут же.
— О-О-ОА-А-А-О-О?!
— Моя кровь не какая-нибудь там обычная кровушка. В ней ведь течёт кровь Дракона. Если проклятие крови одолеет тебя, произойдёт нечто невероятное. Интересно, ты продержишься дольше, чем та тёлочка?
Капелла довольно мурлыкала, но Субару ничего не мог ответить.
Находясь на грани смерти, когда даже боль стала притупляться, он почувствовал, как чужая кровь вторглась в его тело через рану, поглощая и оскверняя его.
Ощущение того, как чужеродная, наделённая волей субстанция захватывает тебя, переписывая само твоё существо, было не болью и не страданием, а ужасом иного порядка, который насиловал саму сущность Нацуки Субару.
Он не понимал. Ему не давали даже просто умереть.
Монстр спросил, кто из них продержится дольше — он или Круш. Значит ли это, что Круш сейчас испытывает те же мучения?
Хочу умереть.
Хочу умереть, хочу умереть.
Не хочу умирать.
— Кья-ха-ха-ха! Ну что ж, с незваными гостями покончено. Полагаю, время уже подходит к концу, так что моя персона…
Переводя взгляд с агонизирующего Субару на Круш, Капелла удовлетворённо поднялась.
Она снова приняла облик девушки, отряхнула юбку и направилась к залу вещания. Но вдруг она заметила что-то и повернула голову.
Там была пробитая стена, через которую выпал чёрный дракон...
— Ого, а ты не так уж и прост.
— ...!
Поднявшись с нижнего этажа, чёрный дракон увидел своего заклятого врага, издал яростный рёв, и из его раскрытой пасти вырвалось чёрное пламя, устремлённое прямо на Капеллу.
В тот же миг верхний этаж городской ратуши был поглощён иссиня-чёрным огнём.