Перевод/редакт: Винсент. Помощь с японским: Hector Witcher.
Пламя. Алое, всепоглощающее пламя — вот и всё, что осталось в её памяти. Так внезапно оборвались те дни — мирные, застойные, гниющие в своём декадансе. Пред ликом слепого безумия обратились в прах и гордый титул сильнейших из полулюдей, и власть самого грозного в деревне старосты, и даже всеобъемлющая родительская любовь, что готова на всё ради своего дитя — всё это не имело ровным счётом никакого значения.
Все слишком поздно поняли, что это резня. Непростительная ошибка. Хотя… нет. Пожалуй, впору похвалить врага за мастерство. Они были из тех, кого мир ненавидел, презирал, гнал и отвергал. И потому научились растворяться во тьме, глушить шаги, стирать своё присутствие.
Можно сказать, исход был предрешён ещё с первой атаки. Когда её рог уловил едва заметную муть в витавшей в воздухе мане, было уже поздно: первый удар скосил половину деревни, разом выбив почти всех, кто мог сражаться. А из тех, кто остался, добрая половина хоть и почувствовала неладное, но списала всё на ошибку, не осознав смертельной угрозы. Проще говоря, мир и покой отравили их сердца.
Клан Демонов… Когда-то их звали сильнейшими, шепча, что вмешайся они в Войну Полулюдей — и судьба Королевства Лугуника сложилась бы иначе. Пустые слова. Даже будь это «если» правдой, то Клан Демонов едва ли бы чего-то добился.
Как бы то ни было, после второго удара от уцелевших осталась лишь половина. И только когда по всей деревне взметнулось пламя, а предсмертные крики разорвали багровеющее ночное небо, до всех наконец дошло, что стряслось. Но то, что это конец для всего клана, в тот миг поняли лишь двое…
— Рам! Беги! Просто выживи, и этого хватит! — проревел старейшина, когда закинул на плечо свой любимый огромный меч и вылетел из дома. Его огромные рога налились силой, а мышцы вздулись на его иссохшем теле.
Этот рёв стал ей приказом. Ей, что кромсала врагов лезвиями ветра.
И сказал он это «живи» не из заботы. Просто он святее всех верил: Рам — это и есть будущее Клана Демонов. Второе пришествие «Бога Демонов», легенды времён «Ведьмы», возрождение былой славы — такую роль они взвалили на плечи выдающейся Рам. В этом была вся его сокровенная мечта — мечта последнего вождя клана, разучившегося сражаться.
— Ха!
Так и хотелось расхохотаться ему в лицо. Какая нелепость. И это всё, что мог предводитель Демонов в час погибели? Переложить несбыточные мечты на плечи ребёнка? Можно было бы собрать выживших, дать отпор… да мало ли что ещё!
Но советовать ему Рам не собиралась. И дело было не в этой ночи. Она давно поставила крест на своём народе.
«Слава Демонам…»
Какой вздор. Глупость.
И от одной мысли, что в ней самой течёт чистейшая кровь этого клана, становилось тошно. Да, стоило лишь возжелать силы, как кровь вскипала, тело пронзал восторг, а разум затапливало чувством безграничного всемогущества. Словно весь мир лежал у её ног. И кто знает, вырасти она в иных условиях — быть может, это чувство и стало бы явью. Но Рам этого не желала. У неё была другая мечта, куда более ценная, чем участь божества в этом тесном мирке. Куда дороже почестей «возрождённого Бога Демонов» и жизни в роли идеала для сородичей, что цепляются за давно истлевшую славу.
Быть ■■■■■■■ для ■■■…
— …
Она сосредоточила волю на лбу, и её белый рог жадно втянул в себя раскалённую, словно пламя пожара, ману. Одного мысленного усилия хватило, чтобы её сознание взорвалось, расширилось, захватывая зрение каждого живого существа в деревне. Картина происходящего предстала перед ней в абсолютной полноте.
Врагов тьма. Кольцо окружения сомкнулось намертво. Сопротивление оказали немногие, да и тех уже почти не осталось. Кажется, гордость Клана Демонов сегодня была не в ходу. Лишь старейшина ещё бился, но и он был обречён. К нему стянулись лучшие из врагов, и в его ауре уже сгущалась плотная тень смерти.
— ■■■…
Окутав тело ветром, Рам сорвалась с места, несясь сквозь хаос, словно вихрь. Её губы шептали одно-единственное имя, и лишь один образ стоял перед глазами. Нет, это не бессердечие. Просто холодный расчёт. Её родители пали среди первой половины. Спасать было уже некого.
Она не ненавидела их. Просто они были типичными Демонами, что родились, выросли и решили умереть в этой деревне. Они приняли свою медленную гибель, сами того не осознавая. А потому их смерть в эту ночь… была предрешена. Но…
— …это не значит, что я не отомщу.
На пути выросла чёрная тень в бесформенной мантии. В руке — нелепый меч в форме креста. Рам, не сдерживаясь, обрушила на него ураганный ветер.
То ли он счёл её ребёнком, то ли просто был слаб. Ветряные лезвия Рам разорвали его на куски. Одна за другой чёрные тени падали под её ударами, и гора изуродованных трупов росла. Она танцевала в огне, и её танец был танцем смерти.
Возможно, со стороны это походило на прекрасный танец. Но в реальности каждый взмах её руки обрывал жизнь. И с каждой отнятой жизнью в её юной груди триумфально ликовала тёмная радость:
«Ещё, — ревел она. — Убивай!»
Крови! Плоти! Костей! Душ! Лиши их жизни! Этот шёпот терзал её не впервые. Он был с ней с самого рождения. Он искушал, стоило лишь дать слабину.
Предайся крови, плоти, костям, душе! Пробуди свою суть! Ты можешь больше, гораздо больше! Убивай! Разрушай!
Рам не понимала, что в этом прекрасного. Никто не понимал. Ни старейшина, ни родители. А тем, кто видел в ней лишь роль, а не её саму, она и не пыталась ничего объяснять.
Словно рог поработил её волю. Не будь в ней этого твёрдого стержня, её хрупкая личность давно бы рассыпалась, и она стала бы тем самым «Богом Демонов», которого все так ждали. Но этого не случилось. Потому что…
— ■■■■■■■■■!!!
Резкий вскрик заставил её обернуться. В отблесках пламени стояла ■■■. В тот же миг яростный порыв ветра смёл толпу врагов, что наседали на неё, и Рам бросилась к ■■■■■■.
— ■■■…
Испуганные глаза, подкашивающиеся ноги… ■■■ без сил сидела на земле. Рам протянула ей руку. Она должна выжить. Как велел старейшина. Но не одна. Только вместе с ■■■.
И именно в этот миг… Всего на секунду, убедившись, что ■■■ в порядке, она позволила себе расслабиться. Она поняла, что окружена, лишь когда стало слишком поздно. Прорваться одной? Возможно. Но спасаться одной — то же самое, что умереть. Нужно было что-то делать.
Сбросив последние оковы, она высвободила всю свою силу и обрушила на врагов слепящую ярость бури…
— …
Это была слепота, что родилась всемогуществом, которое она так презирала.
Одна тень проскользнула сквозь стену ветряных лезвий. Удар, точный и резкий, пришёлся прямо в лоб. Мир взорвался болью. Её отбросило назад. Острое, пронзительное чувство утраты… и она увидела.
Увидела, как, вращаясь, в алом небе, раскалённом от пламени, что пожирало её деревню, летел её собственный белый рог.
Её рог. Боль и утрата сплелись в беззвучном крике, застрявшем в горле. И вместе с криком пришло осознание: голос, что терзал её с самого рождения… умолк.
«Неужели всё было… так просто?»
Её собственная глупость вызвала смешок. Она смотрела, как её рог чертит в багровом небе дугу…
«Ах. Наконец-то он сломался», — только и пронеслось у неё в голове.
Через «Ясновидение» она смотрела, как бежал чёрный земляной дракон. И бежал что есть сил, отчаянно цепляясь за жизнь. На его спине была та, кто должна была быть её второй половинкой. Её бесценной половинкой. Часть души, которую вырвали и которая после себя оставила лишь пустоту и боль утраты…
— Рем.
Эти мысли ударили в самое сердце. Рам затрепетала от ярости.
Было досадно признавать, но помощь Субару позволила ей высвободить частицу былой мощи. Этой мощи хватило, дабы сокрушить Лая Батенкайтоса, Архиепископа Греха «Чревоугодия», и загнать его в угол.
Она знала: возможностей просто прикончить его было бессчётное множество. Но его хреново Полномочие, что пожирало «Воспоминания» и «Имена», заставляло её медлить. Она не могла вот так просто оборвать жизнь этого святотатца.
Не милосердие, но холодный расчёт. И этот расчёт привёл к плачевным результатам. Батенкайтос воспользовался своим Полномочием и сбежал, тут же устремившись к её второй половине — к Рем. Цель была ясна.
Он просто понял, что в честном бою ему Рам не одолеть. Вступить в бой, прощупать почву, а поняв, что проигрываешь — бежать и менять тактику. Архиепископы Греха — не воины. Они лишь рабы своей жажды. Им плевать на честную победу.
И теперь он мстил Рам за унижение, намереваясь использовать похищенные «Воспоминания» Рем, чтобы истощить её силы, ведь она была лишена рога. И этот план, как ни мерзко было признавать, был безупречен. Стоит ему схватить Рем — и Рам будет обезврежена. А промедление лишь ослабит их всех. С каждой секундой шансы на победу таяли. И потому…
— Я должна догнать её. Немедленно.
К счастью, Патраш, которой доверили Рем, была умнейшей драконихой. В этой Башне, не считая Юлиуса, на неё можно было положиться больше всего. Субару и Беатрис были ненадёжны, Ехидна с Мейли — тёмные лошадки. А от отстранённой Эмилии помощи и вовсе ждать не приходилось.
И что самое отвратительное, Батенкайтос явно играл с Патраш. Он не добивал её. Он мог бы настигнуть её в любой миг, но вместо этого ослаблял хватку, давал ложную надежду, наслаждаясь охотой на израненную жертву. И всё это — дабы она, Рам, видела каждую секунду этой агонии. Она ни за что не позволит ему и дальше творить что вздумается…
Она уже окутала себя ветром, готовая сорваться с места, как вдруг зрение на миг смазалось, и «Ясновидение» прервалось.
— А!..
Она всё ещё видела правым глазом погоню, а левым — винтовую лестницу, однако изображение расплывалось. Но это было не всё. Тяжкая усталость, которой не было и мгновение назад, начала наваливаться свинцом. Внутренности скрутила острая боль, словно их ворошила невидимая рука. Это было оно, знакомое, вечное недомогание, — цена, которую Субару обещал платить за неё, «безрогую», цена, которую он хвастливо собирался взвалить на своё Полномочие, — вернулась.
Мелькнула мысль: Субару бесславно погиб. Но нет. Судя по тому, насколько слабой была отдача, это было не так. Учитывая ту силу, что она высвободила, откат должен был буквально разорвать её на части. Она бы корчилась в агонии, захлёбываясь кровью. А раз этого не случилось, значит, Субару ещё жив, хоть и попал в беду. Или… или случилось нечто худшее: кто-то другой попал в такую беду, что ноша Субару превысила даже её собственное бремя.
— Госпожа Беатрис… Мейли… или рыцарь Юлиус…
Наверное, кто-то из них. Но сейчас важно было лишь то, что теперь она не сможет высвободить ту силу, которой едва не сокрушила Батенкайтоса. Из всех оков она сможет снять лишь одни. В лучшем случае — двое, но на сколько десятков секунд её хватит? И хватит ли этого, чтобы победить?..
— Прочь плохие мысли. Нужно победить. И Рам найду способ.
Промедление равносильно поражению.
Твёрдо ступив на ступеньку, с которой едва не сорвалась, Рам устремилась вверх по винтовой лестнице…
…и ноющая пустота в груди отозвалась смутным воспоминанием: когда-то она вот так же, задыхаясь от бега, спешила на помощь к своей сестре.
— Кх!.. — Брошенные Архиепископом кинжалы сдирали с Патраш чешую, пока она неслась по узкому коридору.
— Ха-ха-ха! Какая же ты упорная, а, дракониха! — восхищался Лай.
Из ран хлестала кровь, но она упрямо продолжала бежать, отчаянно стараясь не выронить свой главный приз.
«Божественной Защитой Уклонения от Ветра» одарён каждый земляной дракон. Пока он бежит, она сводит на нет любые помехи — будь то ветер или неровная почва — и подчиняет всё одной цели: «бежать». Эта Защита распространяется и на всадника. Именно поэтому «Спящая Красавица», бессознательно привязанная к седлу, до сих пор не свалилась. Иначе она бы давно была в его руках.
— Поразительно, поразительно! Какая преданность! Сколько ни мешаем, она всё бежит и бежит. Ну да, остановись она, и Защита спадёт, так что её упорство вполне понятно!
— Кх!..
— Драконы — прелесть! Трудолюбивые, верные хозяину… Будь ты человеком, мы уверены, ты стала бы изысканнейшим блюдом для нас, Гурмана! Но, но, но, но, но, но, увы и ах! Земляные драконы наш голод не утоляют!
Воля, душа, «Воспоминания», «Имена» — у них есть всё это. Но Полномочие «Чревоугодия» не может пожирать никого, кроме людей. Поэтому, как бы отчаянно ни билась эта дракониха, он не мог подарить ей свою любовь так, как ему хотелось бы больше всего. Такая аппетитная, слюнки текут, а съесть нельзя. Словно смотришь на картину с едой. Нарисованным пирогом сыт ведь не будешь?
— А, точно! Вот оно! Когда ты голоден, голоден до чёртиков, когда живот сводит, видеть такую аппетитную картину — сущая пытка! Это же… это же жестокое обращение с детьми!
Он с силой высморкал сгусток запёкшейся крови. В прошлой драке ему разбили лицо, раздробили глазницу, и теперь левый глаз болтался в ней, как на ниточке. Выбитые зубы, рассечённый язык, кровь, заливающая подбородок, — на всё было плевать.
От одной мысли, что Рам сейчас видит всё это, по спине пробегали восхитительные мурашки.
«Сестрица…»
Чистая, благородная, само совершенство. Так говорили «Воспоминания», что дремали в нём, и он, едва не убитый ею, считал эту оценку абсолютно справедливой. Против Рам в полную силу у него не было ни единого шанса. Да что там у него — любой из Архиепископов Греха был бы с лёгкостью ею смят. Может, Регулус и смог бы что-то противопоставить благодаря своему Полномочию, но…
— Да куда этому дураку убить сестрицу. Максимум, сбросил бы её с Великого Водопада, и всё.
Даже если не можешь убить, способов запечатать — масса. Так же, как трём героям не удалось убить Ведьму «Зависти», и она до сих пор томится в Храме Запечатанного Камня. В любом случае…
— Чтобы достойно принять столь совершенную сестрицу, мы должны как следует подготовиться. Иначе будет невежливо! — оскалился Лай в кровавой усмешке, широко раскрыв болтающийся глаз.
А он, Батенкайтос, мог сокращать дистанцию щелчком пальцев, переносясь в пространстве с помощью «Воспоминаний».
«Нужно стать достойной своей сестры».
Он погрузился в свои «Воспоминания» с растущим чувством долга. Одна из способностей его Полномочия звалась «Затмение» и делилась на два вида: «Солнечное» и «Лунное». Пользоваться ими было крайне сложно.
«Лунное Затмение» — это когда луна кажется неполной, убывающей. Иными словами, эта техника позволяла извлекать «Воспоминания» жертв и воспроизводить их навыки собственным телом. Комбинируя их, Батенкайтос создавал своё смертоносное боевое искусство.
«Солнечное Затмение», напротив, — это когда солнце скрывается из виду. Оно позволяло не просто копировать навыки, но и полностью перевоплощаться в жертву, используя её тело и способности в полную силу. Разумеется, это делало его намного сильнее. Но был и риск: чужая личность могла поглотить его собственное «я». Потому Батенкайтос и Альфард избегали этой техники.
Лай Батенкайтос и Лой Альфард предпочитали «Лунное Затмение». А вот Луи Арнеб, не имея ни своего тела, ни твёрдого «я», свободно пользовалась «Солнечным Затмением». Но в тот миг, когда он был на грани смерти в битве с Рам и воссоздал «Прыгуна» Доркеля, чтобы выжить, — в тот миг он, Батенкайтос, переступил черту. Он познал, как носить чужие жизни, не теряя себя. Теперь он мог наслаждаться главным блюдом — чужой жизнью — без остатка.
— Стать сильнее в бою… Для старика вроде меня это невозможно, хех. Ха-ха! Вот потеха! Правда ведь, сестрица?!
Обретённая твёрдость духа дарила невероятную лёгкость. Он должен показать себя в этом новом, пробуждённом состоянии своей великолепной сестрице! А для этого нужно выбрать способ, который распалит её ненависть до предела. Аромат гнева, вкус гнева, послевкусие гнева… целый пир из гнева! Какой же ты «Гурман», если не наслаждаешься любимым человеком в полную силу? А для этого нужно разобраться с «собой» на спине дракона…
— Кстати, мы никогда не пробовали убить самого себя. Интересно, откроет ли это для нас новые горизонты? — подмигнул Архиепископ, и короткий пространственный скачок внёс корректировку в мир.
— Кх!.. — взревела Патраш, в ужасе увидев его прямо перед собой.
Она попыталась проскочить мимо, не сбавляя скорости. Трогательно, так трогательно. Но трогательность — лишь приправа к грядущей трагедии.
— Ладонь Кулачного Короля.
Удар сокрушительной силы врезался в бок драконихи. Но это был уже не удар тщедушного тела Батенкайтоса, а Нэйдзи Локхарта в его первозданной мощи — пробудившегося, переродившегося Батенкайтоса.
Этот железный удар Кулачного Короля был способен одним ударом сокрушить гиганта в латах. И вот, получив такой удар, Патраш издала предсмертный хрип и рухнула, с грохотом врезавшись в стену. Но даже умирая, она защитила свою ношу — от удара, от стены, от пола, от собственного огромного тела. Вытянутым хвостом она мягко подхватила падающую девушку и опустила на пол.
Истинная леди, хоть и земляной дракон. Её манерам позавидовал бы любой джентльмен. Батенкайтос невольно зааплодировал.
— То-о-олько вот! Пусть тебя и уложили так нежно, сейчас мы аккуратненько свернём тебе шейку и преподнесём в дар сестрице.
Он пнул пытавшуюся укусить его дракониху под челюсть.
— Кх!..
— Тихо-тихо, не дёргайся. Ты славно потрудилась.
Её отвага вызывала слёзы, но они были врагами. Можно восхищаться доблестью, но небо победы одно на двоих. Побеждает один, другой проигрывает. Такова печальная правда жизни.
— Это — надо — чётко — понимать! — вбивал он с каждым словом новый удар. — Да!
Со сломанными скулами и лапами она наверняка всё поняла. К счастью, он не пожирал «Воспоминания» драконов, так что и убивать её не было нужды. Он хотел, чтобы она запомнила этот день. Вместе с ним. Осталось лишь…
— Ради сестрицы… Её драгоценную Рем… руками самой Рем… — сказал Архиепископ, склонив голову над Рем, и…
…в следующий миг его отшвырнуло в сторону.
— Заткнись и не неси эту херь, — раздался звонкий голос.
Две подошвы ботинок врезались ему прямо в голову. Его отбросило назад, и он проехался спиной по полу. И тогда…
— А-ха-ха-ха-ха… Наконец-то догнала, сестрица, — сказал он, поднявшись лишь только с помощью ног. — Мы… то есть, я-мы… Мы — Рем — так ждали тебя.
Он посмотрел прямо на свою обожаемую половинку, и увидел на её лице выражение, которого никогда прежде не видел.
— Быстро ты уродом стал…
— Быстро ты уродом стал…
Это была первая, честная мысль Рам, когда она наконец догнала его в этой мерзкой игре в кошки-мышки. Она видела всё его глазами, волоча своё ослабевшее тело, и молилась, чтобы Патраш выстояла. И вот она здесь: на четвёртом этаже, в коридоре неподалёку от винтовой лестницы. Израненный до полусмерти земляной дракон, а рядом с ней — Рем. А над Рем склонилось…
— «Уродом»? Сестрица, как жестоко… А мы ведь так, так, так тебя любим… любим-любим-любим-лю…
Невнятная речь, заплетающийся язык, рваные, безумные мысли. Рам — да и кто угодно — с первого взгляда поняла бы, что его разум рассыпался на куски. Уродство его облика лишь подтверждало это.
— …
Скрытый козырь, что он недавно явил, — способность принимать облик тех, чьи «Воспоминания» он поглотил. Но, похоже, этот запретный приём сыграл с ним злую шутку: теперь «Чревоугодие», стоявший перед ней, был всеми и никем одновременно. Его тело было гротескной, колышущейся массой. Часть от лысого «Прыгуна», часть от жирного гиганта, которого не брали её ветряные клинки, часть от мастера боевых искусств… Чужие черты сплелись в кошмарную химеру. Руки разной длины, ладони разного размера, даже лицо казалось сшитым из лоскутов чужих лиц. От прежнего Батенкайтоса остался, быть может, лишь безумный блеск в глазах, да и тот, скорее всего, уже был заимствованным. И что самое страшное — он, похоже, не осознавал своего уродства.
— ?
Батенкайтос превращался в безликое нечто. Возможно, тот, кто всю жизнь воровал чужие «я», никогда и не имел своего собственного. И теперь он сломался. А на его обломках родилась…
— …тварь с лицом Рем. Я ещё никогда так не злилась.
Она посмотрела на сестру, свою недостающую половинку, а затем на Батенкайтоса — омерзительную пародию… Надо же иметь такой талант — безошибочно бить по самым больным местам. Пожалуй, он мог бы потягаться с Субару в искусстве выводить людей из себя.
— Ты молодец, Патраш, — похвалила её Рам. — Убегай с Рем.
Патраш слабо ответила, харкнув кровью. Розоволосая девушка встала между ней и врагом, дабы прикрыть её отход. Волоча своё огромное тело, дракониха подхватила Рем за шиворот и попятилась назад. Но…
— Не-е-ет, сестрица, так нельзя. Это же бесценный аперитив… А перед главным блюдом без гарнира никак, понимаешь?..
— Сдохни.
Она шагнула и направила ладонь ему в лицо. В ней закружился вихрь ветряных лезвий, маленький смерч, способный разорвать голову на куски. Рам больше не сдерживалась.
Попытка допросить его привела к тому, что жизнь Рем оказалась под угрозой, а Патраш была тяжело ранена. Рам дорого заплатила за эту ошибку. Перед Субару ещё придётся долго извиняться. И чтобы ошибка не повторилась, она нанесла удар на поражение.
Судя по его безумной речи, вменяемых ответов от него ждать не приходилось. Убить его здесь и сейчас — единственно верное решение. Победить, забрать на себя ношу Субару, вернуть Патраш и Рем в безопасное место, а затем — на помощь остальным. Так она размышляла, когда…
— …
Вот-вот буря должна была разорвать ему лицо, на Рам застыла. Внешность Батенкайтоса снова изменилась. Но на этот раз… на этот раз это было нечто, на что она не могла наплевать. На лбу этого чудовищного, собранного из кусков лица… вырос один белый рог.
— Это…
Если он делает это инстинктивно, то ему можно только поаплодировать. Каждое его действие, каждое слово — словно пощёчина.
— Сестрица, — позвал он девушку голосом, который, казалось, мог принадлежать только Рем, и с лицом, точь-в-точь как у Рем.
И этот миг промедления стоил ей всего. Мощный удар гигантской руки Батенкайтоса врезался ей в лицо.
Не смертельно. Но и не пустяк. Мозг сотрясся, из носа хлынула кровь. Ноги подкосились, и на этот раз не от усталости. А удар нанесла — какая злая шутка — миловидная девушка с нежным взглядом и голубыми волосами.
— Плачь, сестрица.
Удар. С умоляющим выражением, со слезами на глазах он бил так, что боль отдавалась в костях, в самой душе.
— Злись, сестрица.
Удар в живот согнул её пополам, а затем последовал апперкот в подбородок. Потом снова удар в живот — её отбросило назад, прямо под локоть, нацеленный в голову.
— Смейся, сестрица.
В его голосе звучала искренняя любовь, и от этого становилось только хуже. Рем… её сестра, которая так долго спала, у которой отняли всё. Она так ждала дня, когда та проснётся, когда впервые позовёт её по имени. Вернулись бы к ней тогда воспоминания или нет — неважно. Это первое слово должно было стать особенным, как крик новорождённого. А теперь…
— Плачь.
— Злись.
— Смейся
— Страдай.
— Улыбайся.
— Страдай.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица.
— Сестрица…
— Прекра!.. — попыталась она крикнуть, но рот зажали рукой.
Чудовище, которое она сама же и породила, было несокрушимо. Ни сомнений, ни ограничений, ни капли осознания своего уродства. И при этом он не собирался расставаться с обликом её драгоценной половинки.
Солнце с луной скрылись, и тьма поглотила его, соткала идеального монстра. Конечно, Рам не сдавалась и билась в ответ. Сняла столько оков, сколько мог выдержать Субару, отбросила собственные ограничения, и вложила всю себя в один-единственный удар, дабы покончить с этим раз и навсегда. Но всё было тщетно.
— Сестрица, сестрица, такое лицо тебе не идёт, — сказал он, надув губки, и с укоризной поправил Рам кулаком.
Удар, ещё удар… она врезалась в стену, но из последних сил удержалась на ногах. Это было всё, на что её хватило. Сколько прошло времени? Десять секунд? Двадцать? Она давно пересекла черту. Главное — успели ли они? Успели ли сбежать? Она стала живым щитом, чтобы выиграть для них время. Но от бесконечных ударов по голове мысли путались.
Тело налилось свинцом. Дыхания не хватало. Голова раскалывалась. Руки и ноги онемели. Из старого шрама на лбу, там, где когда-то был рог, потекла кровь.
— Так нельзя…
Ладонь вновь ударила по измазанному кровью лицу. Тело пошатнулось, колени подогнулись.
— Нехорошо, — прошептал он и ударил ногой в её грудь.
Хруст рёбер — и Рам, как сломанная кукла, врезалась в стену. Прочная кладка Сторожевой Башни, казалось, утратила свою твердость. Вместе с Рам она приняла на себя град ударов и наконец рассыпалась в пыль.
Пробив стену, Рам выкатилась в соседний коридор. В нос ударил едкий запах пыли и крови, отчего она закашлялась — сломанные кости взвыли от боли. Затем она повернула голову, дабы понять, где вообще сейчас…
— А… — лишь вырвался тихий, хриплый вздох.
Разочарование… или мимолётная грусть?.. Там, в конце коридора, стояли Патраш и Рем. Всего десять метров. Десять хреновых метров… выходит, всё то время, что ей казалось вечностью, вся та боль, что она вытерпела, — всё это было лишь ради десяти секунд.
— Сестрица, сестрица, ты как? — с лицемерием спросил ублюдок. Архиепископ вместо того, чтобы напрямую перелезть через проломленную стену, начал идти в обход.
Рам, прижимая сломанную руку, кое-как поднялась на ноги и прислонилась к стене. Она встретилась взглядом с израненной Патраш.
— Кхх!..
— Да, знаю… Когда всё закончится, мы Барусу ещё зададим.
Разумеется, она не поняла, что сказала Патраш. Но та не стала её поправлять, а значит, Рам была права.
— …
Пришлось признать: её решение обернулось против неё. Она не убила его сразу — и это стало роковой ошибкой. Дабы исправить свою ошибку, она в следующий раз атаковала с намерением немедленно лишить его жизни, но Батенкайтос, выжив после смертельного ранения, научился находить оптимальные решения. По итогу он принял облик её спящей сестры, и растерянная Рам получила удар.
Все козыри были биты, все карты оказались пустышками. Рам всегда знала, что во многом превосходит других. Но было одно, чего у неё никогда не было… Удача. С того самого дня, как она лишилась рога, как перестала быть настоящим Демоном, удача отвернулась от неё. Хотя, какая, мать его, суть? Она сама ненавидела этот белый рог на лбу больше всего на свете. И всё же, как иронично… сейчас она бы всё отдала, лишь бы он был на месте… хотя нет, это не совсем так. Рог… он ведь у неё. В её палочке, в основании.
Рог — важный орган для могучего тела Демона; он позволяет эффективно собирать ману. Поэтому для Рам не было катализатора лучше, чем эта палочка, и именно поэтому Розвааль специально подобрал рог, после чего заказал из него эту палочку.
От того, что рог в руке, а не на лбу, так много… зависит…
— …
Внезапная мысль обожгла её разум. Мысль о роге, о том, как она одолела Батенкайтоса в первый раз, о том, как выбраться из этого ада…
Рам со сломанным рогом, Рем, что вечно спит… и Розвааль. Последнее было следствием, но первое… зачем он спас её? Но Рам знала, какую роль отвёл ей Розвааль. Знала и о плане, который он собирался привести в действие. Ей сказали, что для этого нужна и что, когда придёт время, способ станет ясен сам собой.
Но в её голове внезапно возникла мысль насчёт выживания — и самой Рам, и спящей Рем, и Патраш, что сражалась ради них, сестёр. Это была ужас какая невероятная догадка, но и в то же время логичная. Если речь шла о Розваале L. Мейзерсе, которого любила Рам, то…
— …он вполне мог рассчитывать, что его потом будут считать чудовищем, — пробормотала девушка и дрожащей рукой достала палочку, что была закреплена на бедре.
Она пристально взглянула на то, чем пользовалась вот уже как десять лет, и… с силой ударила ею об стену — дерево разлетелось в щепки, и из обломков вылетело то, чего она так давно не видела.
И вылетело оно, вращаясь так же назойливо, как и в тот раз.
Батенкайтос медленно шёл вперёд, отмахиваясь от белой пыли. Движения его были плавны и выверены — как у настоящей горничной, что заботится о чести своего господина.
Там, за дымной завесой, лежала его любимая сестра. Он хотел видеть её разной. Хотел заглянуть в её малиновые глаза, пылающие яростью. Это было желание такое чистое, почти как первая любовь.
— О?
— Кх!..
Первой из дыма показалась ковыляющая дракониха. Куда она делась во время их нежного общения с сестрицей? Неважно. Но та, кого она увела, была ему нужна. Всё, что отвлекает внимание сестрицы, должно быть уничтожено. Только он имеет право называть её так. Сестрица принадлежит только ему.
— А, вот ты где.
За извивающимся телом дракона он увидел её — «Спящую Красавицу», что прислонилась к стене. И как же, однако, удобно прислонилась — бить то ли в шею, то ли в сердце, но нужно было как можно скорее с ней покончить и приступить к главному блюду.
Он шагнул к ней и заметил… как её голова, увенчанная голубыми волосами, тускло, слабо светилась. Что это? На мгновение он замер. Но тут же отбросил эту мысль. Не может быть. Спящая девушка не способна на такое…
— Беру слова обратно.
— Кх… сест… — попытался он позвать девушку, но не успел. Удар немыслимой скорости врезался ему в лицо.
— Я думала, мне просто не везёт. Но как бы не так.
Архиепископ не успел даже удивиться, как ударная волна от удара в лицо отшвырнула его назад по коридору, в котором он только что шёл, и заставила пробить две стены.
— Кх?!..
Батенкайтос рухнул на землю. Изумление было сильнее боли. Он с трудом поднялся и рухнул на колени. Удар сокрушил его до самого нутра. Что… что это было? Он посмотрел вперёд, и…
— Похоже, даже небеса пали ниц пред очарованием Рам и Рем.
Он попытался вглядеться в дым, клубящийся в проломе стены, но в тот же миг его лицо схватила чья-то ладонь. Кости скул и подбородка затрещали. Он увидел её вблизи. Это была…
— Сес… трица…
— Моя сестра, увы, спит. Я это отлично чувствую благодаря Синестезии.
— Синес… тезии?..
— Да, ей. Похоже, Рам и Рем были очень дружными. Радость, гнев, печаль, боль — мы разделяли всё. И бремя от сломанного рога — тоже.
Смысл ускользал. Но то, что он видел… он видел это своими глазами. На лбу «Спящей Красавицы» сиял белый рог — то самое её единственное, в чём она превосходила сестру.
Рог. На её лбу. И он светится... Они что, связаны?!
— Жаль, что подсказал мне Барусу, но так уж и быть.
— Субару… что он…
— Не смей произносить его имя с этим голосом и лицом.
В тот же миг его подняли за голову и с размаху впечатали в землю.
— Кх!..
Он дёргался в конвульсиях. Перед ним стояла Рам — сжимала и разжимала кулак. Из шрама на её лбу обильно текла кровь, но она, казалось, лишь приветствовала её с улыбкой, а не раздражалась. Словно эта кровь, эта боль, были доказательством того, что утраченная связь вернулась.
— Если родился ты во тьме, в ней и сгинь. Если родился со слезами, с ними и умри, — сказала она и вытерла кровь со лба. Она взглянула на Батенкайтоса сверху вниз своими малиновыми глазами.
Он так хотел увидеть в них ярость, он столько для этого сделал… но Рам смотрела на Архиепископа Греха «Чревоугодия» лишь ледяным, презрительным взглядом.
— Возрождение «Бога Демонов». Ненавижу этот пафос, но сегодня так и быть, я сыграю эту роль. Тебя, пародию на мою милую сестру… я разорву на куски.