Перевод: Энди
— Сюда, сюда же! Поторопись, не то догонят!
— Знаю, знаю, говорю же! Погоди… минуточку!
Его тащили за руку по разбитой дороге.
Узкий переулок. Несмотря на то что был уже день, солнечный свет сюда не проникал, и тускло освещённый, сумрачный путь, казалось, нарочно петлял, стараясь не пустить двух беглецов.
Для Субару, не знавшего здешних мест, ситуация складывалась не лучшим образом.
Оставалось лишь надеяться, что ведущая его особа хотя бы представляет, куда сворачивать, но…
— Мы всё глубже в темень забираемся! Ты хоть дорогу-то знаешь?!
— Не знаю! — донёсся в ответ до того громкий и беззаботный голос, что Субару лишь с отчаянием приложил руку ко лбу: «Ну вот, так и думал…»
Такой ответ он, в общем-то, и ожидал. Ведь наряд особы, тащившей его за руку, был настолько роскошен, что никак не вязался с атмосферой подобных трущобных переулков.
Развевающееся красное платье из дорогой, судя по виду, ткани. Ожерелье, сверкающее и переливающееся в тусклом свете. Белая, гладкая, идеальная кожа, которая могла быть лишь у особы благородного происхождения.
И самое главное — её яркие, огненно-рыжие волосы, которые подчёркивали её высокое положение и жизнерадостность, совершенно чуждую таким местам, как эти трущобы.
Ещё раз окинув её взглядом, Субару вновь убедился, что вляпался в крупные неприятности.
Сзади уже отчётливо слышался топот нескольких пар ног — преследователи приближались, не давая возможности остановиться и перевести дух.
И как меня угораздило в такое вляпаться?
Задыхаясь и морщась от боли в лёгких, Субару никак не мог найти ответ на этот вопрос.
События, приведшие к этому, начались примерно за два дня до того, как он задался этим вопросом.
Для Нацуки Субару утро всегда было временем для сна, а уж никак не периодом для какой-либо энергичной деятельности.
Сказать, что он таял от утренних ласковых лучей солнца, было бы преувеличением, но ощущение, будто составляющие его ДНК постепенно отмирают, было вполне реальным.
Поэтому для него стоять на рассвете перед толпой народа и делать радиогимнастику — это ситуация, которую он ещё какой-то месяц назад и представить себе не мог.
Хотя, если уж на то пошло, сам факт его призыва в другой мир был полной неожиданностью.
Такая перемена в образе жизни была сравнима разве что с последствиями сильного удара по голове. Впрочем, он действительно помнил, как не раз крепко прикладывался головой, так что такое изменение в мышлении отрицать было сложно.
Но даже с учётом всего этого, он, по правде говоря, не чувствовал особого недовольства сложившейся ситуацией.
— Так, и в завершение тянем руки к небу — и… Виктори!
— Виктори!!!
Стоило Субару, вскинув обе руки, произнести заключительную фразу, как ему хором ответила толпа, и радиогимнастика закончилась. Слушая радостные возгласы, Субару легонько отёр пот со лба и посмотрел вперёд.
Перед ним — окружив его кольцом — стояли жители деревни, ближайшей к поместью Розвааля. Собралась, наверное, примерно половина деревни.
Радиогимнастика, которую он затеял от нечего делать, неожиданно пришлась по душе обитателям другого мира. Теперь это стало настоящим модным движением в деревне, и Субару, известный своей неспособностью доводить начатое до конца¹, оказался в ситуации, когда бросить уже не получалось.
¹ Дословно «имеющий репутацию непостоянного человека» (三日坊主 — микка бо:дзу, «монах на три дня», идиома, означающая человека, который быстро теряет интерес к начатому).
Впрочем…
— Субару-у-у, зарядка кончилась!
— Печать, поставь нам печать!
— Карто-о-ошку! Карто-о-ошку!
— А-а-а! Да что ж вы с самого утра так галдите, шумные какие! Энергии у вас хоть отбавляй, молодёжь — это прекрасно! Не торопитесь, печати никуда не денутся, стройтесь в очередь, в очередь!
Дети обступили его со всех сторон, бесцеремонно требуя внимания, и Субару, отвечая им, криво улыбался. Но в его улыбке не было и тени неприязни.
Дети послушно выстроились перед ним в ровную линию. Удовлетворённо кивнув, Субару обернулся: — Ну что ж, Эмилия-тан, прошу.
— Да-да, пожалуйста, — стоящая прямо за ним Эмилия протянула ему небольшой мешочек, а её губы изогнулись в улыбке, которую можно было назвать то ли снисходительной, то ли просто добродушной.
Он развязал протянутый мешочек, и оттуда показалась сырая картошка, нарезанная тонкими брусочками размером с небольшой ролл. При её виде дети разразились восторженными визгами, и Субару, отвечая на их пронзительные крики, поднял один брусочек вверх: — Хорошо, тогда ставлю! Давайте, давайте свои бумажки!
Он макнул кончик картофельного бруска в баночку с чернилами, которая тоже была в мешочке, и стал прижимать его к бумажкам, протягиваемым выстроившимися детьми. Глядя, как на лицах детей расцветают радостные улыбки при виде отпечатка, Эмилия сказала: — Вырезать узор на срезе картошки и использовать её как печать, да? Субару, ты и правда выдумываешь только всякие странности.
— Если срезать поверхность с чернилами, то её и съесть можно в крайнем случае, да и в этих рисунках, знаешь ли, есть определённый стиль. Кстати, сегодняшний — это шедевр под названием «Пак в понедельник»!
На бумаге отпечатался рисунок стилизованного котёнка с каким-то меланхоличным выражением мордочки. Черты были схвачены настолько точно, что любой, кто его видел, сразу бы понял, кто послужил моделью. Да и название, в общем-то, говорило само за себя.
— Правда, удивительно. Вылитый Пак. Ты, оказывается, хорошо рисуешь.
— Ну, пригодился опыт, полученный благодаря растрате кучи свободного времени на тренировки в рисовании. Правда, я это дело быстро забросил, так что освоил только основы.
Каждый уважающий себя отаку хотя бы раз в жизни проходит через горнило обучения рисованию. А вот удастся ли после этого выработать свой стиль и прославиться как художник — это уж как карта ляжет. Субару, к примеру, не удалось.
— Всё, на что я способен, — это вот так, в мире, где и не слыхали о печатях из картошки, вырезать на картофелине кошачью мордочку и пользоваться успехом у невинных детишек. Ничего более подходящего для меня и нет.
— Звучит как-то уж очень неприятно… К тому же, этот Пак на рисунке тоже выглядит каким-то вялым, тебе не кажется?
— Я же сказал: «Пак в понедельник». Это должно изображать тоску по поводу того, что снова начинается неделя… Вот эти прижатые ушки — главная изюминка, понимаешь?
На замечание Эмилии Субару с жаром принялся расхваливать своё творение. Тем временем, подгоняемый просьбами, он продолжал ставить картофельные печати на протягиваемые детьми бумажки, отмечая их участие в радиогимнастике.
Это была небольшая забава, придуманная Субару по образцу летних «стампралли»². Печать из картошки каждый вечер перед сном Субару вырезал новую, поэтому многие дети с нетерпением ждали, какой же рисунок будет на этот раз.
² Стамп-ралли (англ. stamp rally) — популярное в Японии развлечение, похожее на квест. Участники посещают различные локации (например, станции метро, туристические объекты, магазины в рамках акции) и собирают специальные штампы/печати в карточку или буклет. За собранные штампы часто полагаются призы или скидки.
Вот так Субару, проявляя неожиданную ловкость рук в самых странных вещах, завоёвывал детские сердца.
Вдоволь поболтав с радостно галдящими детьми, обменявшись обещаниями встретиться на радиогимнастике и завтра, он помахал им на прощание.
Перекинувшись парой шуток и со взрослыми участниками, Субару в сопровождении Эмилии отправился обратно в поместье.
В последнее время проводить так раннее утро в деревне стало для него привычным распорядком дня.
Отчасти это было связано с тем, что он всё ещё не до конца оправился, и ему было сложно участвовать в утренних работах по поместью, но Субару решил не обращать внимания на эту свою слабость и вместо этого использовал это время для приятного общения с Эмилией — такая вот у него была практичность.
— А-ах, устал, устал. Эмилия-тан, прости, что каждое утро составляешь мне компанию.
— Ничего страшного. Ты ведь тоже ещё не совсем здоров, а у Рам и Рем работа в особняке. Да и мне это не в тягость.
— «Не в тягость» — это ты о том, чтобы проводить утро со мной?!
— Бу-у. Я о том, чтобы общаться с жителями деревни, с которыми раньше почти не контактировала. Мне кажется, до этого я сама как-то отгораживалась от них.
Резко оборвав пылкие излияния Субару, Эмилия слегка смущённо улыбнулась. Под капюшоном её белое лицо зарделось, и Субару, невольно очарованный её миловидностью, почувствовал, как кровь приливает к его щекам.
Нынешний наряд Эмилии напоминал тот, в котором она была при их первой встрече в столице. Поверх короткой лёгкой юбки была накинута белая мантия с вышивкой, похожей на ястреба, а капюшон полностью скрывал её прекрасные серебряные волосы.
Сам же Субару, идущий рядом, был одет в свой потрёпанный, дешёвый серый спортивный костюм. Его верный спутник с самого момента попадания в этот мир был в ужасном состоянии, но Рем сумела его починить. Впрочем, некоторые дыры он зашивал сам.
Сравнивая свой наряд, внешность и прочие характеристики с Эмилией, он мог лишь внутренне вздыхать.
Чтобы соответствовать ей, ему приходилось отчаянно стараться. Ведь он был в положении, когда нужно было начинать с того, чтобы хотя бы удержаться на краю ринга.
— И всё же… — прервала задумчивое молчание Субару Эмилия.
Она сцепила руки перед собой, наклонилась вперёд и посмотрела на Субару снизу вверх: — Ты, Субару, неплохо так освоился в деревне, да? Может, ты уже даже популярнее, чем Рам и Рем вместе взятые?
— Ну, в каком-то смысле я ведь вроде как герой, спасший детей! Не исключено, что обо мне будут слагать легенды как о спасителе, а?
Хоть это и было сказано в шутку, на самом деле Субару и впрямь совершил поступок, заслуживающий подобного, так что шутка получилась не совсем шуткой.
Но Эмилия на его шутливый тон лишь пробормотала: «Э-э-э…», — приложила палец к губам, склонила голову набок и сказала: — Насчёт героя-спасителя… это, пожалуй, немного не так.
— А, так слухи всё-таки ходят, да? Но если не тот случай в лесу, то что же ещё могло быть…
Спасательная операция прошла, мягко говоря, не очень-то героически, так что, возможно, отзывы были не сплошь хвалебными. Однако, как оказалось из последующих слов Эмилии, предположения Субару были неверны, причём совершенно в другую сторону.
Эмилия тихонько фыркнула, и её розовые губы тронула улыбка: — Сейчас в деревне о тебе, Субару, говорят не столько как о герое, спасшем детей, сколько как о «Мудреце», вот такие слухи ходят сильнее, понимаешь?
— Му-удреце? Я что, дирижировать оркестром умею? У меня слуха ноль³.
³ Игра слов: Субару путает 識者 (сикися – мудрец, знаток) со словом 指揮者 (сикися – дирижёр), которые звучат одинаково.
В начальной школе он вызвался играть на большом барабане в духовом оркестре и с блеском выполнил указание «просто делай вид, что бьёшь». Человеку без музыкального слуха доверять большой барабан — это верх неосмотрительности. Почему его так и не перевели на другой инструмент, до сих пор оставалось для него загадкой.
На эту его дежурную шутку Эмилия покачала головой: «Нет, не в этом смысле».
— «Мудрец» в значении «знающий человек». Господин Мураоса даже сказал, что ты — «само воплощение глупого мудреца».
— Что-то это не очень похоже на похвалу… Типа, умный, но дурак. И вообще, я что, сделал что-то такое, что тянет на интеллектуала?
— Майонез.
Эмилия указала на него пальцем и отрывисто произнесла одно слово.
Услышав её, он всё понял. Со времени недавних событий популярность майонеза стремительно росла. По мнению некоторых (в основном Эмилии), было бы расточительством использовать его только в поместье Розвааля, поэтому ближайшей деревне были предоставлены сам продукт и рецепт его приготовления.
И вот, всего за несколько дней, это, по-видимому, вызвало немалый резонанс.
Как преданный поклонник майонеза, Субару был рад, что этот соус сделал уверенный шаг в освоении другого мира. Да здравствует майонез во веки веков!
Однако…
— То, что великолепие майонеза распространяется, это для меня, конечно, высший кайф, но… значит, моя героическая история спасения из лап смерти ценится меньше, чем какой-нибудь рецепт популярного печенья⁴?
⁴ Имеется в виду «Сирои Койбито» (яп. 白い恋人, Shiroi Koibito, букв. «Белые Влюблённые») — очень популярное японское печенье, состоящее из двух слоёв песочного теста с прослойкой из белого шоколада. Стало нарицательным для обозначения чего-то широко известного и любимого.
Если его слава распространяется скорее как проповедника майонеза, чем как героя, значит, таково общественное мнение.
С чувством полнейшей досады Субару понуро опустил плечи.
Увидев его реакцию, Эмилия поспешно похлопала его по плечу: — А, э-э, конечно же, все благодарны тебе за то, что ты спас детей! Но ведь из леса их на самом деле вывела Рем, да и слухи пошли, что с последствиями в лесу зверодемонов разобрался Розвааль…
Под конец её утешения становились всё менее убедительными.
Её забота трогала, но Субару, вспомнив события, мог лишь с удивлением признать, что ни одно её слово нельзя было отрицать.
В истории со спасением детей он лишь вернулся весь искусанный и тяжело раненый, а что касается уничтожения зверодемонов, то, кроме того что он привёл Рем в чувство, всё остальное сделал Розвааль, а сам Субару после этого просто отключился из-за «истощения топлива». Он сам себе удивлялся.
— Я, оказывается, почти ничего и не сделал!
Просто суетился без толку.
Субару почувствовал, будто все его старания были обесценены, и от этого ещё больше съёжился.
Эмилия, видя его состояние, окончательно растерялась и, пробормотав что-то вроде «Э-э-э…» и «Ну, не так же…», в конце концов сказала:
— Ну хватит уже, не обращай внимания на такие глупости.
— Но, Эмилия-тан…
— Те, кто должен знать, что ты старался, — знают. Розвааль, Рам, а Рем уж тем более, так ведь?
Сказав это дразнящим тоном, Эмилия ткнула указательным пальцем Субару в щеку. Почувствовав это острое прикосновение, Субару жалобно посмотрел на неё. Эмилия произнесла: «Ну вот ещё», — и, немного пробежавшись, вышла вперёд.
Она обернулась к нему. Капюшон от резкого движения соскользнул назад, и её длинные серебряные волосы, сверкая в лучах утреннего солнца, рассыпались по спине.
Субару замер, очарованный этим почти нереальным зрелищем. А она, уперев руки в бока, словно отчитывая нерадивого младшего брата, сказала: — Я ведь тоже так думаю.
— А?
— Я тоже прекрасно знаю, что ты очень старался, Субару. Поэтому не смей вешать нос. Понял?
Склонив голову набок, Эмилия спросила: «Ответ?»
Услышав её слова, Субару, до этого пребывавший в ступоре, поспешно пришёл в себя и принялся энергично кивать. На его реакцию Эмилия рассмеялась: — Ну, а это ещё что? Движешься, как сломанная игрушка. Вечно ты так.
— Нет, сейчас я не специально… Да и если уж говорить о нечестных приёмах, то ты, Эмилия-тан, в сто раз нечестнее меня. Как тут ни крути, а в тебя снова влюбляешься по уши…
— Да-да. Вот так увиливать от ответа — это очень плохая привычка, я считаю-ю-ю.
Хотя он говорил совершенно искренне, улыбающаяся Эмилия, казалось, его не слышала. Идя рядом с ней, пока она одной рукой откидывала назад струящиеся серебряные волосы, Субару вновь осознал, что ему никогда с ней не сравниться.
Он уже сбился со счёта, сколько раз они вот так шли рядом, но каждый раз Субару открывал в ней что-то новое, свежее.
Эмилия никогда не бывала одинаковой. Если упустить сегодняшний день, то возможности встретить её такой, какая она сегодня, больше никогда не представится. Он и подумать не мог, что когда-нибудь будет так ценить время и с таким нетерпением ждать завтрашнего дня.
— Энергично трудиться, углублять отношения с понравившейся девушкой — какая здоровая жизнь! Теперь меня никто не посмеет назвать хикки!
— Ну, так хорохориться — это для мальчишек нормально, но ты должен и о своём теле заботиться, понял? Сейчас перенапрягаться — ничего хорошего из этого не выйдет. Просто прими любезность Рем и Рам… ну, в основном Рем, и позволь им позаботиться о тебе.
На пылкий выпад Субару, направленный куда-то в сторону, Эмилия, слегка неправильно его поняв, сделала ему замечание.
Похоже, в её представлении Субару уже завоевал позицию весьма порядочного и прилежного юноши. Настолько, что мог бы, превозмогая себя, усердно трудиться.
Конечно, истинный Субару был далёк от подобного трудолюбия и, будь его воля, он бы всю жизнь ел и спал, не работая ни дня.
Впрочем, он был не настолько прямолинеен, чтобы специально развеивать это лестное для него заблуждение.
Пока они так разговаривали, впереди показалась крыша поместья Розвааля. Отсюда до него было всего несколько минут ходьбы — приятная утренняя беседа подходила к концу.
— Когда разговариваешь, время летит незаметно… Эй, почему ты вдруг так замедлился?
— Это моя жалкая женственная попытка продлить этот момент — тактика бычьего шага! Может, насладимся этой освежающей утренней атмосферой наедине? С кем? Со мной!
— Если мы слишком задержимся, это, я думаю, вызовет недовольство этих двоих… И хотя я сказала, что нельзя перенапрягаться, установленные правила нужно соблюдать. У меня ведь тоже есть обязательства перед духами.
— Против таких правильных аргументов я слаб… Когда Пак проснётся, у меня вообще не останется шансов поболтать с Эмилией-тан наедине, без помех, да ещё и на романтические темы…
Когда она упоминала свои обязательства как заклинателя духов, ему было сложно возразить.
Внутренне обливаясь кровавыми слезами, Субару скрыл свои чувства за невозмутимым выражением лица: — Понял… Вернёмся. Чёрт, я должен был провернуть это как-то получше!
— Не понимаю, из-за чего ты так расстраиваешься, но когда у меня будет время, я тебя выслушаю, так что не дуйся, ладно?
И снова этот жест, ставший уже привычным в общении с Субару, — Эмилия с беспомощной улыбкой приложила палец к губам, и он опять засмотрелся на неё.
И тут, прямо перед ним, Эмилия тихонько пробормотала: «А?»
— Перед особняком… стоит драконья повозка.
— М-м-м?
Проследив за её взглядом, Субару тоже заметил это и прищурился.
Перед главными воротами поместья Розвааля стояло нечто «каретоподобное». Он назвал это «каретоподобным», потому что с первого взгляда понял — это отличается от того, что в его представлении было «каретой».
Ведь повозку тянула не лошадь, а ящерица размером с лошадь.
Следовательно, назвать это каретой было нельзя, так что оставалось лишь «каретоподобное» — простите за такое определение.
И этот диковинный транспорт Субару уже где-то видел.
— Кажется, в столице такие довольно часто проезжали по улицам, да?
В первый день его призыва в другой мир, на улице, выходившей на рынок, он запомнил, как нечто подобное пронеслось мимо, поднимая клубы пыли. Слово «карета» здесь было в ходу, так что лошади, очевидно, существовали, но раз уж так часто встречались повозки, запряжённые ящерицами, возможно, именно эти существа были здесь более распространены.
— Если я не ослышался, ты назвала это «драконьей повозкой»?
— Да. Ведь её тянет земляной дракон, так что, естественно, это драконья повозка, нет? Э, не может быть, неужели это опять моя ошибка в общепринятых понятиях? Есть какое-то официальное название?
Ответив на вопрос Субару, который ничего об этом не знал, Эмилия, похоже, сама испугалась неточности своих знаний. Видя, как она, неверно истолковав его слова, запаниковала, Субару поспешно замахал руками: — Это просто я ничего не знаю. Наверное, ты права, Эмилия-тан, будь увереннее.
— Правда? Не подшучиваешь? Я не могу себе позволить оконфузиться в приличном месте, говоря что-то по памяти. Если соврал, я тебя ударю, ясно?
— «Оконфузиться»… сейчас такое редко услышишь…
Пока они разговаривали, они подошли к той самой драконьей повозке.
Вблизи ящерица поражала своими внушительными размерами. А на облучке повозки, запряжённой этой ящерицей — явно предназначенной для перевозки людей, — сидел человек, похожий на кучера. Заметив приближающихся Субару и Эмилию, он тут же соскочил на землю.
— С возвращением. Прошу прощения за то, что мы заняли место у ворот.
Манеры этого пожилого джентльмена — а именно так его следовало бы назвать — заставили и Субару невольно выпрямиться. Раз уж у них такой кучер, пассажир драконьей повозки, должно быть, тоже особа высокого положения.
Субару мельком заглянул внутрь, но в окошке кареты никого не было видно. Это означало, что…
— Посланник уже внутри особняка. Думаю, сейчас он на аудиенции у маркграфа Мейзерса.
— О, премного вам благодарен за информацию. И прошу прощения за то, что так бесцеремонно заглядывал. Видите ли, я не очень привык к таким ситуациям, так что будьте снисходительны, пожалуйста.
От такой безукоризненно вежливой речи Субару растерялся, и его ответ, хоть и прикрытый налётом вежливости, получился совершенно сумбурным. Однако Эмилия, стоявшая рядом, посмотрела на него с выражением «А ты, оказывается, умеешь говорить прилично», чем лишь больнее напомнила Субару о его собственном низком уровне светских манер по сравнению с ней.
Поскольку Субару замолчал, Эмилия вышла вперёд и обратилась к кучеру:
— Сказали «посланник»… Неужели?
На её вопрос без подлежащего кучер, тем не менее, с пониманием склонил голову: — Как Вы и предполагаете, госпожа Эмилия, это, вероятно, касается Королевского Отбора.
При словах «Королевский Отбор» Субару поднял голову.
Это ключевое слово он не слышал уже довольно давно.
Лицо Эмилии тут же стало серьёзным, а Субару нахмурился, почуяв неладное. Наблюдая за их реакцией, пожилой джентльмен, всё ещё находясь в поклоне, продолжил: — Официально вам всё сообщит сам посланник. Прошу вас, возвращайтесь в особняк.
— Это вызов, я полагаю?
— Касательно всего остального, прошу выслушать слова посланника.
На сдержанный ответ кучера Эмилия с непроницаемым лицом кивнула: «Понятно». И затем…
— Идём.
Коротко бросила она и, даже не взглянув на Субару, зашагала к входу в особняк.
Субару поспешно последовал за ней, почти бегом.
В последний момент он мельком оглянулся.
Кучер всё так же стоял, склонив голову, и молча провожал их взглядом.