Перевод: Энди
Сознание Субару вновь было призвано в мир, где витала чёрная дымка.
Мир, где не было ничего, где царила лишь чернильная «Пустота».
Одно лишь сознание парило в пространстве, и Субару смутно осознавал собственное существование.
Никого нет. Ничего нет. Ничего не происходит.
Нет начала. Нет конца. Мир, где существует лишь бездействие.
Отдавшись всепоглощающему ощущению, будто его выбросили в ночное море, сознание Субару, отринув даже мысли, погружалось в волны бездействия.
И вдруг, в этом тёмном мире произошла перемена.
Прямо перед ним, перед его бесплотным сознанием, кто-то появился.
Из того, что казалось землёй, вертикально вытянулась тень, обретая человеческие очертания и проявляя своё присутствие.
Лица не видно. Фигура расплывчата. Лишь смутное предположение, что это, должно быть, женский силуэт.
Тень колыхнулась и медленно протянула к нему руку.
Расстояние было таким, что, казалось, протяни палец — и коснёшься. И тут Субару, доселе бывший лишь сознанием, заметил, что у него появились пальцы, способные ответить на это движение.
В мире, где, казалось, не было ничего, где парило лишь сознание, это сознание обрело плоть, чтобы отразить себя. Правда, из плоти возникла лишь правая рука да едва начавшая формироваться левая.
Сознание смешалось, глядя на приближающиеся пальцы.
Они приближались с такой нежностью, словно лелея его, и отчего-то захотелось безудержно разрыдаться.
Странное, щемящее чувство, будто он всю жизнь ждал именно этого.
Тень шевельнулась ещё, и он, поддавшись порыву, уже собирался соединить свои пальцы с её… но остановился. Вернее, его остановили.
Протянувшуюся руку Субару обхватила сзади другая, белая рука.
Мягкое, почти горячее прикосновение.
Захотелось обернуться, увидеть обладателя этой ладони. Однако, в отличие от руки, зрение не подчинялось его воле, и обернуться никак не получалось.
Движения были скованы, словно под запретом, а сила сжимавшей его ладони постепенно нарастала, и сознание Субару потянуло назад.
Это означало разлуку с тенью, что была перед ним.
Протянутые ею пальцы двигались мучительно, умоляюще, будто цепляясь за него, маня к себе.
В противовес сжатой правой руке, он попытался свободной левой коснуться этих пальцев, но левая, существующая лишь наполовину, тщетно царапала тьму, так и не дотянувшись.
Сердце трепетало. Душа кричала от бушующей страсти. Но не было рта, чтобы издать хоть звук.
Удаляется, удаляется, исчезает тень.
Она, в последний раз протянув палец к готовому разрыдаться Субару…
— …лю…
Последнее слово, которое он не расслышал, тоже стало расплывчатым, и мир исчез.
Первое, что увидел Субару, очнувшись, был уже знакомый роскошный потолок.
В особняке, где аристократический вкус проявлялся вовсю, даже личные комнаты прислуги граничили с избыточной декоративностью. Что уж говорить о гостевых покоях, которые, по замыслу хозяина, должны были демонстрировать его авторитет и всё прочее, а потому неизбежно были перегружены декором.
Как бы то ни было, простому обывателю Субару здесь было явно не по себе.
Используя свой обычно короткий промежуток времени, необходимый для полного пробуждения, Субару вяло размышлял об этом.
И тут…
— Проснулись, значит?
Ровно через пять секунд после того, как он открыл глаза и его сознание полностью пробудилось, к Субару обратился голос.
Голос донёсся сбоку от кровати, причём с очень близкого расстояния. Субару, всё ещё лежа на ненормально мягкой подушке, повернул голову и посмотрел туда.
— Гутен морген, Рем.
— Гуу? Это приветствие с родины Субару?
— Да нет, по здешним меркам это что-то вроде местного диалекта. Ещё «данке» знаю. А «боно» — это ведь другое, да?
Он вдруг забеспокоился, существуют ли в этом мире языковые различия между странами. Поскольку до сих пор не было проведено должного исследования, каким образом Субару вообще общается, к этому вопросу следовало подходить с большой осторожностью.
Как бы там ни было…
— Горничная рядом, как только проснёшься… В каком-то смысле, это предел мечтаний для любого парня, да?
— Если вспомнить последнюю оплошность Рем, то подобным образом грех не искупить.
— А-а, что-то ты опять в негатив уходишь, так что не надо, не стоит. Лу-чше…
Приподнявшись на кровати и качая головой в такт каждому слогу, Субару вдруг вынул из-под одеяла правую руку. Она была крепко сцеплена с рукой синеволосой девушки.
— Это я тебя так? Схватил и не отпускал, да? Если так, то мне довольно стыдно. Словно ребёнок, который не хотел расставаться с любимым полотенцем.
— Нет, э-это, это…
На вопрос Субару Рем беспокойно задвигала сцепленными руками, затем, слегка покраснев, опустила голову и прошептала:
— Это Рем… сама.
— Что стряслось? Предупреждаю, я, знаешь ли, хоть и выгляжу так, потею во сне жутко. Особенно руки и в районе паха. Летняя потница — это для меня вопрос жизни и смерти.
— Субару…
— М-м-м?
Рем, мельком взглянув на их сцепленные руки, что-то пробормотала себе под нос. Субару спокойно ждал ответа, не торопя её.
Заметив такое его отношение, Рем несколько раз глубоко вздохнула, затем, посмотрев на него снизу вверх, сказала:
— Спящий Субару… он выглядел таким страдающим… поэтому я взяла его за руку.
— И держала всё это время?
— Рем невежественна, бесталанна, полна недостатков. Поэтому я не знаю, что нужно делать в таких случаях. Я не знала, и потому… я захотела сделать то, что было бы для меня самой большой радостью, если бы так поступили со мной.
Возможно, это было связано с каким-то стыдным воспоминанием, потому что слова её были прерывистыми и неловкими.
И всё же, Рем открыла ему свои чувства. Он посмотрел на их всё ещё сцепленные руки и слегка улыбнулся.
Субару, словно ребёнок, испугавшийся дурного сна. И перед таким им она выбрала этот нежный способ успокоения.
Наверное, и ей когда-то, в какую-нибудь плаксивую ночь, кто-то так же сжимал руку. И то, что она сделала это для него, было невероятно трогательно и приятно.
— Но это это, а ты опять себя так уничижаешь, Рем-рин. Это нехорошо, знаешь ли. В негативную спираль легко попасть, а вот выбраться из неё — очень трудно.
— Возможно, ты прав. В случае Рем, она уже и выхода не видит.
Слабая улыбка. Она ему определённо не нравилась.
Субару, ощущая внутри какое-то неясное кипение, тем не менее, сказал:
— Для начала, хотелось бы услышать не эпилог, а скорее, чем всё закончилось.
— Да. Субару, до какого момента ты помнишь?
— До того, как Розвааль явился, обрушивая огненный дождь, весь на взводе, а потом возбуждённая Рем-рин так крепко обняла меня, что я потерял сознание.
— Тогда, значит, о том, что было после.
Запинаясь, Рем деловым тоном изложила дальнейшие события.
После того как он потерял сознание, Розвааль занялся зачисткой Вольгармов в лесу. Субару, даже будучи без сознания, источал остаточный запах Ведьмы, что, по-видимому, сработало как живая приманка, лишив скрывавшихся в лесу зверодемонов возможности прятаться.
Стаи, прятавшиеся во тьме Шамака, были уничтожены огнём, а рассеявшиеся по лесу остатки также были сожжены.
— Значит, что касается моего проклятия…
— Благодаря смерти проклинателей, угроза активации миновала. То, что проклятие уже потеряло силу, подтвердили и господин Розвааль, и госпожа Беатрис, и Великий Дух.
— Что ж, раз уж есть третье мнение, то можно не беспокоиться…
Не имея конкретного представления, где именно на нём было проклятие, Субару потёр грудь и облегчённо вздохнул.
По крайней мере, бомба замедленного действия, заложенная прямо в его тело, была обезврежена. Сколько раз он из-за этого чуть не умер — даже вспоминать было тяжело.
— Беспорядки в деревне также были улажены лично господином Розваалем. Состояние детей улучшилось, и сейчас жизнь в деревне почти вернулась в обычное русло.
— Вот как, вот как. Но ведь так? Когда их любимый братик Субару вернулся весь в крови и потрёпанный, детишки, должно быть, сильно огорчились. Наверняка кто-нибудь даже плакал? Ах, ну что ж поделать.
— Да, ты прав.
Говоря это, Рем медленно и многозначительно стянула с Субару одеяло. Субару инстинктивно попытался свернуться калачиком, пискнув «Ай!», но тут же замер.
Причиной была одежда Субару, скрывавшаяся под одеялом. Это было то самое самуэ, в которое его одели в первый день в особняке Розвааля, когда его принесли раненым. Но вот со штанами от этого самуэ было что-то не так. Они были…
— Все исписаны каракулями… прямо как гипс у кого-то со сломанной костью!
— По любезности господина Розвааля, дети, приглашённые в особняк, оставили эти надписи.
— Чёрт бы побрал этих сопляков…
С трудом подавив желание выругаться, Субару принялся разглядывать многочисленные каракули. С его ракурса они были перевёрнуты, да и почерк был неразборчивый, так что читать было очень трудно.
Но поскольку это были сплошь И-глифы, которые даже Субару мог прочесть, он, потратив время, смог разобрать всё.
— Чёрт бы побрал этих сопляков.
Те же слова, что и раньше. Однако вложенные в них чувства были немного другими.
Прислонившись к подушке у изголовья кровати, Субару посмотрел в окно, мечтая, чтобы поскорее настало время, когда он сможет отправиться в деревню.
«Спасибо, что вернул Рем-рин!», «Спасибочки!», «Ты не крутой, но крутой!», «Обещаю, будем делать радио-гимнастику!», «Люблю тебя!».
— Хм, глупые. Естественно, я люблю вас больше, идиоты.
Как легко они говорят «люблю», слишком легкомысленно относятся к словам.
Он даже не заметил, что эти слова бумерангом вернулись к нему самому.
Субару бормотал эти колкости, которые вполне могли бы вызвать у кого-нибудь тёплую улыбку. Рем же, вдруг посерьёзнев, дрогнувшими губами произнесла: — Что касается твоего состояния, нужно поговорить о твоем теле.
— М-да, ага, точно. Проклятие — это одно, но и кроме него моё тело было, мягко говоря, в экстренном состоянии.
Говоря это, он только сейчас заметил, что плечо его правой руки, которую держала Рем, было на месте.
Он слегка попробовал им пошевелить — никакого дискомфорта, никакой боли. Видимо, его подлечили, и целительная магия этого мира действительно всемогуща.
Так думал Субару, но…
— Прости меня, Субару.
Перед Субару, сделавшим оптимистичный вывод, Рем низко поклонилась в пояс.
Не понимая, за что она извиняется, Субару махнул рукой: «Эй, эй…»
— Подними голову, Рем-рин. С телом всё в порядке, да? Вывихнутое плечо на месте, другие части тела тоже не болят. Всё отлично, просто отлично!
— Это не так. Действительно, заметные раны залечены, и, к счастью, нет опасений, что останутся какие-либо последствия, мешающие повседневной жизни. Но…
Она оборвала фразу, и на её лице отразилась мука.
— Шрамы останутся. И на теле, конечно, и на сердце. Кроме того, из-за многократных лечебных процедур, мана в теле Субару почти иссякла.
— А, вот оно что. Действительно, я подумал, что немного вялый… Но это ведь тоже не такая уж большая проблема, да? Шрамы для мужчины — это ордена, если только они не на спине, а что касается душевных ран, то я довольно крепкий орешек, знаешь ли!
Показывая на себя большим пальцем, Субару улыбнулся, пытаясь развеять её чувство вины.
Это была не ложь. Если бы сердце Субару было хрупким и ранимым, он бы не смог вот так встретить утро, держа её за руку.
Если уж говорить о душевных ранах, то Субару пережил достаточно, чтобы не суметь даже прямо посмотреть Рем в лицо.
Подумав об этом, Субару пристально посмотрел на Рем.
Короткие синие волосы. Правильные черты лица, скорее милые, чем красивые. Выражение лица, которое поначалу казалось малоэмоциональным, теперь постоянно менялось. Не страшно. Совсем не страшно. Была та Рем, что заставляла Субару проходить петлю за петлёй, а есть эта Рем, которая от всего сердца радуется его возвращению к жизни. Всё зависит от стечения обстоятельств, так он чувствовал.
Была Рем, теряющая голову из-за Розвааля, была Рем, делающая поспешные выводы из-за Субару, и была Рем, которая, убедившись, что нет опасности случайно задеть союзников, впадала в режим берсерка, отбросив всякий разум, — это тоже было фактом.
— Хотя ты и кажешься спокойной, Рем-рин, на самом деле ты совсем не хладнокровна и не рассудительна, да?
Судя по её обычному поведению в особняке и работе в качестве старшей горничной, обучающей Субару, Рем казалась чрезвычайно способным человеком с холодным рассудком.
Однако, стоило ситуации выйти за рамки привычного, как она тут же начинала нестись в каком-то нелепом направлении.
Склонность к поспешным решениям была и у Субару, тут он не мог её упрекать, но в её случае это сопровождалось применением силы и достаточной для этого физической мощью, что делало её опасной.
На замечание Субару Рем на мгновение замерла, а затем бессильно опустила голову.
Она, так и не поднимая лица, прошептала: — Я понимаю…
И продолжила, словно выплёскивая по капле то, что накопилось у неё на душе:
— Рем слаба, бесталанна, она неудачница из клана демонов. Поэтому, как бы я ни старалась, я часто не могу достичь цели. Поэтому, чтобы Рем догнала сестрицу, я не могу придумать другого способа, кроме как бежать быстрее всех.
Закрыв лицо свободной рукой, Рем с трудом выдавливала из себя слова, продолжая исповедь: — Сестрица бы справилась лучше. Сестрица бы не споткнулась на таком месте. Сестрица бы точно не колебалась. Сестрица бы легко с этим справилась. Сестрица бы никогда не ошиблась. Сестрица бы, сестрица бы, сестрица бы…
Она умолкла, и в её глазах, устремлённых на Субару, мелькнул слабый огонёк.
В её глазах были не слёзы. Лишь всепоглощающая пустота и отчаяние, полное смирения.
— Рем — всего лишь замена сестрицы. Причём замена намного худшая, негодная, которая никогда не сможет догнать настоящую сестрицу.
Внезапно, в её глазах чуть заметно блеснули капли.
— Почему рог остался именно у Рем? Почему рог не остался у сестрицы? Почему у сестрицы с рождения был только один рог? Почему… почему Рем и сестрица — близнецы?
Её губы дрожали, словно она искала смысл своего существования.
Капли, собравшиеся в её глазах, покатились по щекам, оставляя на её бледной коже мучительный блеск.
Субару молчал. Рем, словно не в силах вынести это молчание, торопливо вытерла слёзы и, скривив лицо, выдавила из себя неумелую улыбку: — П-прости. Я наговорила глупостей. Забудь, пожалуйста. Я впервые говорю такое кому-то, это так странно…
— Слушай, Рем.
Рем торопливо пыталась обесценить только что сказанное.
Субару прервал её, назвав по имени. Нарушив молчание, какие слова он подберёт? Рем, словно боясь ответа, всё же подняла голову.
И Субару сказал ей: — Развязка-то где?
— А?
— Да го-во-рю же, развязка! Та самая соль, от которой вся аудитория покатится со смеху. Ну, что-нибудь же должно быть после такого длинного рассказа?
Не понимая, что несёт Субару, Рем растерянно захлопала глазами: — О чём вы вообще…
— Я о том, что в твоём рассказе не было ни капли смешного… Рем, давай продолжим прерванный разговор. Помнишь?
На этот вопрос Рем потупила взгляд. На её реакцию Субару со смешком ответил: «Ну что ж поделать», — поднял левую руку и выставил перед Рем один палец.
— Ладно, начнём с повторения. Во-первых, «дура» номер один: за то, что говоришь, будто не смогла меня спасти. Видишь меня перед собой, живого и здорового? И ноги на месте.
Он покачал ногами, изображая действие. Рем, кажется, поняла, о каком разговоре говорит Субару, но всё же слабо покачала головой: — Это всё… только по результату судить…
— «Всё хорошо, что хорошо кончается», — так говорили древние. Если уж оценивать по ходу дела, то, честно говоря, на меня было бы смотреть ещё плачевнее, чем на тебя. Ну а это — «дура» номер два: за то, что взвалила всё на себя и пыталась сделать всё в одиночку.
Подмигнув, Субару выставил второй палец: — Ну, то, что ты ринулась в бой ради меня, — это, конечно, приятно, но всё зависит от времени и обстоятельств, понимаешь? И вообще, если бы ты посоветовалась, наверняка нашёлся бы способ получше.
Относительно охоты на зверодемонов, правота слов Субару была очевидна. Рем, словно стыдясь своей недальновидности, закусила губу, проглотив возражения.
Впрочем, это был типичный «задний ум» — рассуждения уже после того, как известен результат. Рем, будучи на пределе, этого не заметила, а Субару тайком высунул язык, мысленно извиняясь за свою язвительность.
Затем Субару подсунул своё лицо под опущенное лицо Рем.
Удивлённо вздрогнувшей девушке он улыбнулся и выставил третий палец левой руки:
— А вот и невысказанная третья «дура». Нет, третья тогда уже прозвучала тайком, так что, правильнее сказать, четвёртая «дура». Сплошные «дуры».
— Рем заслужила такие слова своими поступками.
— Вот! Это и есть четвёртая «дура»!
Указав пальцем на Рем, которая никак не могла выбраться из круга самобичевания, Субару помахал перед ней четырьмя выставленными пальцами: — За то, что постоянно оглядываешься назад и переживаешь о прошлом!
— …
— Рем, ты тут до смерти превозносишь Рам, повторяя «сестрица бы, сестрица бы», и себя при этом унижаешь… но я не думаю, что если бы на твоём месте была Рам-чи, ситуация стала бы лучше, понимаешь? У неё меньше выносливости, чем у Рем-рин, готовит она хуже, от работы отлынивает, да и язык у неё острый… ну, может, чуточку более рассудительная.
Субару вспомнил способности Рам и подумал о том, насколько её реальный образ расходится с идеалом, о котором говорила Рем. Старшая сестра, уступающая младшей во всём. Как они и сами признавали, Рам во всех аспектах уступала Рем. Настолько, что Рем совершенно не было нужды себя уничижать.
Однако на эти размышления Субару Рем лишь отрицательно покачала головой, словно отвергая их: — Н-нет, ты не прав. Сестрица, настоящая сестрица совсем другая. Если бы у неё был рог, если бы у сестрицы был её рог, такого бы…
— Но у Рам нет этого «если бы был». Так что ту Рам, высококлассную, с рогом, я не знаю.
Прервав Рем, пытавшуюся опровергнуть его устоявшимся ответом, Субару коснулся подбородка левой рукой: — Рам, которую я знаю, именно такая, как я сказал. Готовка, шитьё, стирка, уборка, манеры, да и язык — во всём хуже Рем. Хотя, думаю, в этом и есть её прелесть.
Она слишком высокомерна в своих высказываниях, так что иногда с ней неплохо и повздорить.
Такая дистанция в отношениях с ней была для Субару вполне комфортной. А если уж говорить о наличии или отсутствии рога…
— Наверное, об этом беспокоится только Рем, да?
Он вспомнил короткий разговор с Рам в лесу.
Казалось, Рам не так уж сильно цеплялась за свою принадлежность к клану демонов. Более того, похоже, Рам сама хотела бы как-то помочь Рем избавиться от этой её зацикленности.
Субару и не думал возомнить, будто он сможет это как-то исправить.
В конце концов, он всего лишь молодой парень с крайне скудным жизненным опытом, к тому же хиккикомори, чей опыт был ещё более поверхностным, чем у сверстников.
Как могли пустые нравоучения такого типа тронуть чьё-то сердце?
Он не собирался брать на себя слишком много. И не пытался заставить её услышать.
Проблемы, с которыми нужно разобраться внутри себя, в конечном счёте, приходится решать самому, а не полагаться на кого-то.
Поэтому то, что Субару сказал Рем, было лишь крайне простым навязыванием его собственных чувств.
— Если бы не ты, меня бы уже давно собаки сожрали, и я бы отправился на тот свет. Благодаря тебе я спасён. И сейчас я жив. Не только благодаря сестрице, но и благодаря тебе.
— Настоящая сестрица… справилась бы лучше…
— Возможно, — перебил её слабые возражения Субару и накрыл её всё ещё сжатую правую руку своей левой.
Рем резко подняла голову, а Субару, криво усмехнувшись, сказал: — Хорошо, что ты была рядом, Рем. Спасибо.
— …!
От слов Субару Рем издала сдавленный стон.
Затем она отвернулась, скрывая от него своё лицо: — Рем… Рем всегда думала, что она лишь замена сестрицы…
— Прекрати так печально себя определять. Вообще-то, вы с Рам даже по типажам разные. Как-никак, типаж старшей сестры и типаж младшей сестры — из-за такого, знаешь ли, войны случаются.
Абсолютно несовместимые предпочтения. Хотя Субару внутренне считал, что у каждой есть свои достоинства, Рем крепко зажмурилась.
— Ну, это… В будущем старайся больше использовать преимущества того, что вы близняшки. Раз уж Рам сообразительная, но её тело не поспевает, пусть Рем берёт на себя то, с чем её тело не справляется. Дополняйте недостатки друг друга прекрасной сестринской любовью, и тогда вы станете сильнейшими.
— Значит, моя недальновидность — это всё-таки недостаток…
— Не цепляйся к словам, когда всё идёт так хорошо. О, точно! Придумал!
Субару хлопнул в ладоши, и его лицо просияло, словно его осенила гениальная идея.
Затем он наклонился к Рем, которая всё ещё сидела, отвернувшись:
— Рем-рин, ты ведь только что спрашивала? Почему у Рам нет рога, а у тебя есть, и всё такое.
— Да.
— Ну, насчёт причин потери рога я подробно не расспрашивал, и не буду, так что не знаю. А раз не знаю, то позволю себе высказаться так, будто знаю.
Субару постучал левой рукой по своему лбу — примерно там, где у Рем рос рог: — Рем просто должна стать рогом для Рам, у которой его нет. Вместе, дружно, вы можете быть «демонами». Это звучит так трогательно.
— Ау…
— И ещё, ты говоришь «замена», но ведь для Рам нет никакой замены Рем, понимаешь? Можешь представить, что стало бы с Рам, если бы Рем исчезла?
Замолчавшая Рем не знала, но Субару знал такое будущее.
Он видел, как она кричала от смерти сестры, как изливала горе, сравнимое с концом света, как в безумии пыталась отомстить, используя всю свою силу.
— Но…
Тем не менее, Рем не спешила соглашаться со словами Субару.
Как же трудно убеждать людей. В её случае, она, вероятно, так долго носила в себе эти чувства, что затвердевшая в сердце обида была невероятно прочной.
Глядя на её упрямство, Субару со вздохом почесал голову: «А-а, ну что ж…»
— Понятно, тогда давай сделаем так. Рем сравнивает себя с идеальной Рам в своей голове и понимает, что как ни старайся, ничего не выйдет. В таком случае, просто избавься от этого идола — идеальной Рам, с которой ты себя сравниваешь.
— Это не так просто сделать. Рем всегда, с сестрицей…
— Поэтому, если хочешь оценки, спрашивай меня. Я дам тебе оценку, гораздо более приближенную к реальности, чем та Рам, что у тебя в голове. Предупреждаю, у меня нет способности читать между строк, так что буду говорить прямо. Никакой лести, никакой пощады. Получай!
Улыбнувшись, Субару левой рукой нежно взъерошил синие волосы Рем.
Она щекотливо прищурилась, а Субару тихо вздохнул:
— У меня на родине говорят: «Заговоришь о планах на следующий год — и демон рассмеётся». Поэтому…
Рем, не в силах ничего сказать, покорно принимала его действия. Субару наклонил голову и продолжил:
— Смейся, Рем. Не делай такое кислое лицо, смейся. Давай смеяться и говорить о будущем. Всё то время, что ты бессмысленно смотрела назад, давай теперь смотреть вперёд и говорить. Начнём хотя бы с завтрашнего дня.
— О завтрашнем… дне…
— Да, о завтрашнем дне. О чём угодно, хорошо? Например, будет ли завтра на завтрак японская или европейская еда, или с какой ноги надевать носки — с правой или левой, — даже такие глупости подойдут. Какая бы скучная ни была тема, это разговор о завтрашнем дне, который возможен только потому, что есть завтра.
Разведя руки в стороны, Субару закончил свою речь и, пожав плечами, спросил: «Ну как?» — ожидая ответа Рем.
Она некоторое время колебалась с ответом, затем, смущённо нахмурив брови, сказала: — Рем… очень слабая. Поэтому, я наверняка буду на тебя опираться.
— Ну и отлично! Я тоже слабый, глупый, с дурным взглядом, не умею читать между строк — сам от себя в шоке, пока говорю это, — но я живу, ожидая поддержки от окружающих и полагаясь на чужую помощь. Так что мы можем опираться друг на друга и двигаться вперёд.
Когда взваливаешь всё на себя, то видишь только эту ношу, и перестаёшь замечать дорогу впереди.
Если идти так же, как Субару, — с пустыми руками, — то всё гораздо проще. Хотя багаж всё равно со временем накапливается, но если одному нести его тяжело и не видно дороги, то можно разделить его с кем-то и идти вместе.
Как тебе такой вариант?
— Давай, взявшись за руки и смеясь, говорить о завтрашнем дне, о будущем. Я всегда мечтал смеяться вместе с демоном, говоря о будущем годе.
— …Ты одержим, словно демон…
— И?
Он подмигнул и скривил губы в усмешке, и Рем, словно заразившись, тоже тихонько улыбнулась.
Она рассмеялась, и из уголков её смеющихся глаз вдруг потекли слёзы. Крупные, неудержимые слёзы лились ручьём, но Рем продолжала смеяться.
Смеясь сквозь слёзы, смеясь и плача, Рем уткнулась лицом в одеяло, пытаясь сдержать рыдания и смех, но её плачущий смех тихо разносился по комнате.
Субару всё это время нежно гладил её по волосам.
Его правая рука так и оставалась крепко сжатой ею до самого конца.
Он всё гладил и гладил её, нежно, нежно, очень долго.
Вспоминаются дни, проведённые в особняке Розвааля.
Начало первой петли, смерть на четвёртую ночь — причина смерти: истощение.
Вступление во вторую петлю, смерть на четвёртую ночь — причина смерти: Рем убила его (забит до смерти).
Отчаяние в третьей петле, смерть на третий день вечером — причина смерти: Рам жестоко убила его.
Решимость в четвёртой петле, смерть на пятый день вечером — причина смерти: падение (самоубийство броском с высоты).
И вот пятая петля. Его кусали собаки где только можно, царапали когтями вдоль и поперёк, он потерял кучу крови и чего-то вроде душевных сил, а на всём теле остались такие шрамы, что смотреть не хотелось, — но, кажется, он всё собрал воедино.
Отношения с Рем и Рам, положение Субару в особняке. Детей из деревни удалось спасти, зверодемоны в лесу уничтожены, опасности больше нет. Приключение, длившееся в общей сложности около двадцати дней, закончилось полным успехом.
Да, должно было закончиться полным успехом.
— Я вовсе не злюсь. Да, именно так, я не злюсь. То, что человек, за которым я так усердно ухаживала, исчез, как только очнулся, а когда я собралась его искать, то обнаружила себя намертво привязанной к стулу, полностью брошенной, — из-за такого я бы не стала злиться, я ведь не такая мелочная.
Если бы не девушка, сидевшая на стуле рядом с кроватью, теребившая свои серебряные волосы и таким вот недовольным тоном донимавшая Субару.
Обливаясь холодным потом, Субару молча выслушивал её упрёки.
С тех пор как она вошла в комнату, прошло уже десять минут, и большую часть этого времени занимали эти жалобы, замаскированные под нотации.
Впрочем, когда она только вошла, она в полной мере беспокоилась о состоянии Субару, удостоверилась, что с ним всё в порядке, облегчённо вздохнула, а затем, взяв себя в руки, села на стул и переключилась, — во всём этом проявлялась её серьёзность.
Как бы то ни было…
— Я. Вовсе. Не. Злюсь.
— Да, гнев Эмилии-тан совершенно оправдан. Да, прости.
— Говорю же, я не злюсь, ну что ты. Но, если Субару считает себя виноватым, то ничего не поделаешь. Я приму эти извинения… Правда, не заставляй меня больше так волноваться.
Субару извинился, подавленный напором Эмилии. На это она самодовольно улыбнулась, а затем, добавив в улыбку оттенок милосердия, закончила фразу.
Это было невероятно подло! Как можно отказать, когда тебе говорят такое с таким лицом?
Рем, выплакавшись вдоволь, покинула комнату (при этом она настоятельно просила, чтобы то, что она плакала, осталось абсолютным секретом, так что Субару сейчас обдумывал, как бы так распространить эту новость, чтобы она не узнала), и к задремавшему Субару пришла Эмилия.
Её действия после прихода были описаны выше. Однако, когда всё это закончилось, в её глазах светился лишь свет искреннего беспокойства и милосердия к Субару, и это было невероятно щекотно.
— И всё же, Субару, ты вечно попадаешь в передряги и получаешь травмы. Ты ведь и в этот особняк попал из-за ранения… А с тех пор прошло всего четыре дня.
— Я ведь тоже не по своей воле ранюсь, понимаешь? Просто мир ко мне как-то особенно суров… Так что хотя бы ты, Эмилия-тан, можешь баловать меня без меры, чтобы как-то это сбалансировать!
— А сам сбежал, когда я хотела проявить к тебе снисхождение. Всё, я ничего не знаю.
— Ну а-а-а! Сам упустил свой шанс! Чёрт, Беако, ты должна была сработать получше! Что ещё за «намертво привязана»?!
Субару выкрикнул имя обладательницы сверлоконов, которую ещё не видел с момента пробуждения, вымещая злость на постигшей его несправедливости.
Эмилия, услышав слово «намертво привязана», отсутствующе посмотрела вдаль: — Я заснула, сидя на стуле, а когда проснулась, то была прикреплена к спинке. Я была просто ошарашена до глубины души.
— «Ошарашена до глубины души» — давненько такого не слышал.
— Не шути… И Пак тоже, как назло, пытался не дать мне пойти за вами с Субару, а если бы Розвааль не вернулся, что бы тогда было? Понимаешь?
Эмилия надулась, изображая лёгкое негодование.
На её слова Субару мог лишь отвечать с предельным смирением.
Пак, следуя своим соображениям, старался не подвергать Эмилию опасности, а Беатрис, видимо, быстро отказалась от попыток убедить её и перешла к силовому ограничению её действий.
Думаю, её состояние, когда ей вдвоём преградили путь и она оказалась в безвыходном положении, было довольно плачевным.
Если бы бросили меня, — невольно подумал он.
Впрочем, он был уверен, что, случись такое ещё раз, он всё равно не взял бы её с собой.
— Но ты снова меня спас.
— А?
— Говорю же, ты снова меня спас. Я пригласила тебя в особняк, чтобы отблагодарить за спасение моей жизни, а ты вот опять. Огро-о-омное спасибо.
Сложив руки, Эмилия с обезоруживающей улыбкой сообщила это.
На это Субару наконец смог ответить: «А-а…», — и добавил: — Да ладно, всё в порядке. Я ведь сделал это, потому что сам захотел, да и меня это тоже касалось. Да. Я это сделал.
Произнося это вслух, он наконец-то смог это по-настоящему ощутить.
Казалось, что-то тяжёлое, застрявшее в груди, наконец-то упало.
Двадцать с лишним дней повторений, на которые он оглядывался теперь, — Субару увидел их финал.
То, чего он так добивался, несмотря на то, что его сердце было истерзано, сломлено, подавлено, наконец-то оказалось в пределах досягаемости.
Он смог это сделать — наконец-то он сам это почувствовал.
— Я так и думала, что Субару так скажет, но мне от этого не легче. И Розвааль, и Рам с Рем наверняка захотят тебя отблагодарить.
— Вот как… Тогда воспользуюсь вашим любезным предложением. Пусть Роз-чи пересмотрит условия моего найма в лучшую сторону, а Рам и Рем на некоторое время станут моими личными горничными, му-хи-хи. И-и-и!
Прикрыв рот рукой и похотливо улыбнувшись, Субару покачался из стороны в сторону, приближаясь к Эмилии, и, указав пальцем на слегка отпрянувшую девушку, спросил: — Эмилия-тан тоже чем-нибудь наградит?
— Какой ты меркантильный. Предупреждаю, только то, что я могу сделать… В прошлый раз ты спросил моё имя, когда я так сказала.
— Хе-хе, не стоит недооценивать меня, такого жадного. На этот раз я лишён подобной мягкости. Алчность, жадность, бурлящее либидо движут мной!
Субару принял воинственную позу, вскинув обе руки по диагонали, хоть и не мог встать с кровати.
Увидев Субару в таком воодушевлённом состоянии, Эмилия, видимо, не ожидала какой-то пустяковой просьбы и, выпрямившись, повернулась к нему.
Субару кивнул на её позу, явно говорящую: «Говори свою просьбу», — и быстро пробежался мысленно по «Списку наград от Эмилии».
Среди множества вариантов, от небольших приключений до эффектного взбегания по лестнице через несколько ступенек, Субару, тщательно всё взвесив, выбрал один.
И сказал: — Тогда, давай сходим на свидание, Эмилия-тан.
Он решил снова заключить с ней обещание, данное двадцать дней назад.
— Сви…дание?
— Это когда мы вдвоём куда-нибудь идём, смотрим на одно и то же, едим одно и то же, делаем одно и то же и разделяем одни и те же воспоминания.
— И это всё, что ты хочешь?
— Именно это и хочу.
С этого начался первый шаг.
Сколько же трудностей пришлось преодолеть Субару, чтобы пойти с ней на это желанное свидание.
По пути накопилось много разных чувств, и планка того, чего Субару добивался в каждой петле, постоянно повышалась, но то препятствие, которое он хотел преодолеть в самом конце, всегда оставалось тем же.
Поэтому это обещание как нельзя лучше подходило для завершения этих повторяющихся дней.
— Хочу похвастаться Эмилией-тан перед деревенскими детишками, а ещё там есть потрясающее цветочное поле. Даже просто гулять там, просто так, для меня уже особенно.
— Субару, возможно, у тебя значение слова «жадность» отличается от общепринятого?
— Говори, говори. Скоро от моей наглости и эта твоя улыбка замрёт. Да!
Субару скрестил руки в загадочной позе.
Глядя на Субару, не скрывавшего своего воодушевления, Эмилия обессиленно улыбнулась:
— Ла-а-адно, я поняла. Я схожу с Субару на сви-дание.
— Е-есть! Вот это по-нашему! Ｅ・Ｍ・Ｂ!
Обещание было дано, и Субару, вскинув кулак в победном жесте, громко провозгласил это.
Услышав лёгкий вздох Эмилии, Субару с радостным нетерпением, ожидая полного восстановления сил, посмотрел в окно.
В направлении деревни, к месту обещанного свидания.
Размышляя об этом, Субару вдруг подумал о лесе зверодемонов.
Проклятия, которые были на Субару, все потеряли силу.
Это означало уничтожение Вольгармов, обитавших в том лесу. Всё началось с одного, проникшего сюда через прореху в прорванном барьере.
В конце концов, всё разрешилось уничтожением одной из сторон.
Осталось какое-то непонятное, неприятное послевкусие.
Он не мог просто радоваться исчезновению вредных тварей.
Вдруг он вспомнил.
Как в лесу, в безумном порыве, он вонзил меч в тело того зверодемона.
Ощущение, когда сталь входит в плоть, было особенным, и оно всё ещё свежо отпечаталось в его ладонях, в его памяти.
Ощущение отнятия жизни.
Он думал, что когда-нибудь это ощущение забудется.
Думал, что со временем это непонятное чувство, которое сейчас тревожит его грудь, исчезнет.
Такое чувство, которого он не знал до прихода в этот мир.
Что он сможет сделать до того дня, когда забудет это?
— Субару.
— М-м-м?
Он обернулся на зов.
Его взгляд был отсутствующим, устремлённым вдаль. Интересно, как она поняла его смысл?
Эмилия откинула свои серебряные волосы, подошла к окну и открыла штору.
Солнечный свет, до этого преграждённый, хлынул в комнату, и её серебристые волосы утонули в пляске света, мягко приковывая взгляд Субару к этой картине.
И затем, молчащему Субару, Эмилия легонько улыбнулась и сказала: — В день свидания давай возьмём с собой букет цветов.
— Да.
Встретив её улыбку, Субару закрыл лицо ладонью, признавая своё поражение.
До того дня, когда он забудет это, он решил не забывать и запечатлеть это в своём сердце.
Это лицемерие, навязчивая сентиментальность, но он не думает, что это неправильно.
Потому что ему показалось, что улыбка Эмилии сказала ему, что это правильно.
Время текло, пока Эмилия и Субару смеялись вместе.
Солнце пятого дня, которого они наконец-то достигли, нежно освещало их двоих.