Перевод: Энди
Все взгляды были прикованы к девочке, что, позволив ветру развевать подол своего платья, надменно фыркнула.
Встретив эти взгляды, девочка — Беатрис — окинула поле боя оценивающим взором. На большой площади района каналов находились израненный Архиепископ Греха «Чревоугодия», Лай Батенкайтос, и противостоящие ему: Отто и его спутники.
Увидев того и Фельт, Беатрис неприкрыто вздохнула.
— Какой же жалкий, до слёз убогий состав, я полагаю.
Ни у кого не нашлось сил ни возразить, ни даже огрызнуться на этот полушёпотный комментарий. Однако её появление, без сомнения, было важнейшим поворотным моментом в битве, доселе катившейся в пропасть.
Отто почувствовал, как его грудь наполняется чем-то похожим на облегчение.
— Беа…
Он уже готов был выкрикнуть её имя, но в последний момент успел зажать себе рот.
Батенкайтос пожирал «имена». Отто только что сам просил Фельт и остальных пойти на хитрость и не называть имён друг друга. Нарушать собственное правило было нельзя.
Реакция Батенкайтоса на попытки Отто скрыть имена явно показывала его раздражение из-за того, что ему мешают «трапезничать». Это означало, что для пожирания имени ему необходимо было его знать.
Следовательно, имя Беатрис тоже не должно было стать ему известным. Замолчать и искать способ.
Однако все предосторожности Отто оказались напрасными.
Потому что…
— Госпожа Беатрис? Почему это вы решили прогуляться снаружи-то, а?
Этот вопрос задал сам Батенкайтос, склонив голову набок и глядя на Беатрис.
«Чревоугодие» не сводил с неё взгляда, продолжая говорить с искренним удивлением.
— ...
— Вы же так упорно не желали выходить. Только ради еды или в компании Великого Духа… ах да, было же ещё одно исключение, да?
Пока Беатрис молчала, Батенкайтос продолжал говорить. Его тон нельзя было назвать дружелюбным, но в его словах определённо слышалась давняя связь с ней, основанная на определённой дистанции.
— Неужели они знакомы? Госпожа Беатрис…
Все его попытки скрыть имя пошли прахом. Отто хотел было расспросить о связи между ней и Батенкайтосом, но слова застряли у него в горле. На этот раз он невольно замер, взглянув на профиль Беатрис.
Она до крови закусила губу, а в её больших круглых глазах бушевала ярость.
Было крайне необычно видеть эту девочку-духа, так открыто проявляющую свой гнев. На глазах у изумлённого Отто Беатрис глубоко вздохнула и впилась взглядом в «Чревоугодие».
— Теперь-то я поняла, что это за фокусы. Вот оно что, я полагаю.
Голос Беатрис был низким и тяжёлым. Это было не столько попыткой напугать, сколько результатом стараний сдержать эмоции.
Пытаясь скрыть гнев за бесстрастным выражением лица, она заглянула в мутные глаза Батенкайтоса и, увидев там нечто, брезгливо скривила губы.
А затем…
— Скажи-ка, сколько же людей ты в себе накопил, а?
— Понятия не имеем! Но думаю, по сравнению с Лоем наш аппетит куда скромнее. Лой — «Обжора», он ест всё подряд, так что количество у нас с ним разное! Мы считаем, что в трапезе главное — качество, и вот в этом мы с Лоем никогда не сойдёмся.
Пожирание «имён» и «воспоминаний» Батенкайтос называл «трапезой».
Он именовал себя «Гурманом», а кого-то из своих близких — «Обжорой», что указывало на наличие у него своеобразного чувства прекрасного, однако и то и другое было для Отто совершенно непостижимо.
— ...
Впрочем, Отто сейчас не мог понять и поведения Беатрис.
Её отвращение, казалось, было вызвано не просто оценкой стоящего перед ней Батенкайтоса. Оно исходило откуда-то из другого, куда более глубокого источника негативных чувств.
Возможно, что-то похожее испытывал и Батенкайтос, который вёл себя так, словно давно знал Беатрис, и… Тут-то Отто и осенило.
Он понял, как Батенкайтос мог в одностороннем порядке знать Беатрис.
— Не может быть.
Его боевой стиль принадлежал к уровню, которого могли достичь лишь те, кто посвятил долгие годы оттачиванию воинских искусств. Основываясь на этом факте, почерпнутом из слов Динаса, Отто построил одну гипотезу.
— Я уже предполагал, что вы можете вместе с «именем» и «воспоминаниями» поглощённого человека наследовать и опыт его тела. Достичь такого мастерства в рукопашном бою и владении оружием в вашем возрасте практически невозможно. А раз так, то…
Способность превращать навыки съеденного противника в свою собственную силу.
Это объясняло, как Батенкайтос, выглядящий не старше подростка, сумел овладеть мастерством нескольких боевых искусств на уровне эксперта.
Но что если эта гипотеза верна, и не только верна, но и означает нечто большее?
— Но что, если наследуется не только опыт тела?
Эта гипотеза подразумевала совершенно иную, не связанную с боевой мощью, форму злодейства.
Ведь Батенкайтос сам сказал.
Он ищет того, кто произнёс ту речь, разнёсшуюся по всему городу.
Он сказал, что этот человек слаб, хрупок, и что рядом с ним становится не по себе, если его не поддерживать.
Отто знал Нацуки Субару, и он мог понять, почему долгое общение с ним вызывает такие чувства. В этом парне было что-то такое, что заставляло других так думать.
Но это было чувство, рождённое привязанностью и близким общением с ним.
Знание о хрупкой силе и слабом мужестве Субару было доказательством того, что кто-то был рядом с ним.
И если сейчас это доказательство было похищено «Чревоугодием», то на ум приходила лишь одна-единственная девушка…
— …!
Отто с опозданием наконец постиг причину отвращения Беатрис.
Увидев, как изменился его взгляд, Батенкайтос изящно поклонился под этим взором и, обнажив клыки, улыбнулся.
— Первая служанка маркграфа Розвааля L. Мейзерса… ой-ой-ой, ошибся.
Не договорив, Батенкайтос покачал головой и развёл руки в стороны.
Он с нежностью погладил один из белых шрамов на своём истерзанном теле. Этот шрам на плече выглядел болезненно, словно оставленный острым железным колом.
— Теперь просто один единственный дорогой человек… помощница Нацуки Субару, моего любимого, что однажды станет героем… Рем… так, кажется?
— ...
— Дайте же мне встретиться с моим любимым героем-то, а! Наш герой ведь должен был прийти сюда, чтобы покарать нас!
Высунув язык, Батенкайтос с издевкой облизал свой шрам.
Кровь невольно ударила Отто в голову. Он так стиснул зубы, что они заскрипели; от ярости ему хотелось просто взять и врезать этому ублюдку по его наглой роже.
Поведение «Чревоугодия», его интонации, его улыбка — всё это было насмешкой над чувствами одной девушки.
Он и не подозревал, как сильно молили о её благополучном возвращении, и лишь топтал её чувства насмешками и презрением. Это разожгло в сердце Отто пламя.
Этого Архиепископа Греха… его нельзя прощать ни в коем случае.
— Госпожа Беатрис?
Она плавно переместилась и встала прямо перед Отто, который как раз пересчитывал пальцами остатки магических камней в рукаве. Она вытянула руку, словно останавливая его. Отто, не поняв её намерений, нахмурился.
— Беру свои первые слова обратно, я полагаю. Вы очень вовремя позвали сюда Бетти, в самом деле.
— ...
— Этого… только этого типа нельзя подпускать к Субару, я полагаю. Если он встретится с ним, ему будет больно. Настолько больно, что уже ничего не исправить. Поэтому…
— Поэтому мы прикончим его здесь, своими силами, — закончил за Беатрис Отто, и в его голосе прозвучала твёрдая уверенность.
Беатрис не обернулась, но по её напряжённой позе было ясно, что она согласна. Эта девочка была общепризнанной напарницей Субару. Отто до боли хорошо понимал её нежелание подпускать такое зло к нему.
— Стоять-стоять-стоять, погодите-ка!
Так они, переосмыслив ситуацию, приготовились встретить грозного врага… но тут им помешал вовсе не Батенкайтос. Голос подала Фельт, стоявшая рядом с Отто и до сих пор молча наблюдавшая за разговором. Она покрепче перехватила свой свёрток и ткнула пальцем в Беатрис: — Ты тут появилась с таким видом, будто какая-то шишка, но что вообще может такая мелюзга, а? Я слыхала, ты напарница того паренька, но…
— А-а, э-э, да… В общем, это всё довольно сложно объяснить…
Вопрос Фельт был более чем уместен, и Отто растерялся, не зная, что ответить.
Тот факт, что Беатрис — дух, заключивший контракт с Субару, можно было и раскрыть. Но с другой стороны, боеспособность Беатрис без него вызывала серьёзные опасения, и это тоже было правдой…
— Меня оскорбляет, когда такая мелюзга называет меня мелюзгой, в самом деле. Чем беспокоиться о способностях Бетти, лучше бы позаботилась о своей собственной неказистой фигурке без всяких перспектив, я полагаю.
— Ну ты и язва, малявка! Чтоб ты знала, с тех пор, как я стала нормально есть и спать, у меня и рост, и грудь увеличились! Это тебе стоит беспокоиться о будущем!
— К несчастью, внешность Бетти зафиксирована в этом дизайне, в самом деле. Так что… м-м?
Начавшаяся было неуместная перепалка прервалась, когда Беатрис запнулась на полуслове. Её взгляд был прикован к длинному свёртку, который держала Фельт.
Это была магическая утварь, которую Фельт называла своим «козырем». Беатрис, казалось, была поражена её видом.
— Неужели это «Метеор», я полагаю?
— Метеор?
— Моя матушка… один великий маг в прошлом создал этот посох, чтобы досаждать Дракону, в самом деле. Считалось, что он утерян, но вот ведь какая ирония судьбы, я полагаю.
Фельт лишь неопределённо кивнула в ответ на объяснения Беатрис, в котором та заменила ключевую деталь.
Но для Отто, знавшего, что упомянутая «матушка» была не кем иным, как «Ведьмой», исчезнувшей из всех преданий, эта история звучала во всех смыслах невероятно.
Хотелось бы, конечно, расспросить поподробнее, но если учесть, что «Ведьма» использовала этот посох, чтобы «досаждать» Дракону, то его мощь не вызывала сомнений.
— Я слышал, что им сложно пользоваться, но на его силу можно рассчитывать?
— Есть легенда, что этот посох заставил Дракона чуть ли не плакать, в самом деле. Можешь не сомневаться, я полагаю.
Масштаб сравнения был настолько велик, что в это верилось с трудом. Но было ясно одно — это невероятно мощное оружие.
Отто кивнул словам Беатрис, но Фельт всё ещё была не убеждена.
— Разговоры о том, что это за штука, оставим на потом! Куда важнее, эта мел…
— Твоё сочувствие вполне уместно, в самом деле. Но беспокоишься ты напрасно, я полагаю. Потому что…
— А?
— …я уже начала.
На глазах у недоумевающей Фельт, Беатрис улыбнулась с неестественным для её внешности коварством. Она легко подняла правую руку и указала на Батенкайтоса. У всех, кто проследил за её жестом, перехватило дыхание.
Вокруг него всё было усеяно мерцающими фиолетовыми кристаллами.
— Ох, а госпожа Беатрис-то, оказывается, безжалостна.
— Только снисхождения и жалости для тебя у меня нет в запасе нигде во всём этом мире, я полагаю. Эль-Минья.
Одно из немногих атакующих заклинаний магии Тьмы обнажило свои клыки.
Сразу после слов Батенкайтоса фиолетовые кристаллы взметнулись в воздух и устремились к его маленькому телу, оказавшемуся на линии огня.
Острые и твёрдые, они врезались в неподвижную тонкую фигуру. Кристаллы разлетелись вдребезги, каменные плиты треснули, взметнулся столб дыма. Это опустошение на площади было лучшим доказательством мощи сокрушительного удара.
— Ну, как тебе такое, а?
Продемонстрировав свою ошеломляющую магическую силу, Беатрис с победным видом посмотрела на Фельт. Довольно не по-взрослому для Великого Духа, которому уже четыреста лет, но Фельт, похоже, было нечего возразить.
— Н-ну, ладно, кое-что ты всё-таки можешь.
То, что она всё равно нашла в себе силы съязвить в ответ, говорило о незаурядной храбрости девушки.
— Г-голос дрожит, госпожа Фельт, а!
— Да у тебя у самого то же самое! Хватит болтать ерунду, смотри вперёд!
Фельт рявкнула на Гастона, который пытался острить дрожащим голосом, стараясь скрыть собственное волнение. Однако её слова были не просто попыткой скрыть страх.
В эпицентре магического взрыва, где Батенкайтос, казалось бы, беззащитно принял на себя удар, его уже не было.
— Идёт!
Раздался полный ужаса голос Динаса, и все повернулись в ту сторону, куда он смотрел. Там, упершись всеми четырьмя конечностями в землю, по-паучьи передвигался «Чревоугодие».
«Чревоугодие» смеялся, скалил клыки, его глаза налились кровью.
— Ха-ха-ха! Госпожа Беатрис, как и ожидалось, вы круты! Хорошо, отлично, замечательно, может быть, даже прекрасно, чудесно, великолепно, несравненно-о-о!
Мотая головой из стороны в сторону и тряся волосами, Батенкайтос оттолкнулся от земли и снова бросился на них.
— Ещё пять выстрелов.
Встречая его атаку, Отто услышал, как Беатрис, облизнув губы, пробормотала что-то зловещее.
В тот самый момент, когда она активировала Эль Минью и нанесла упреждающий удар по Батенкайтосу, она почувствовала, как у неё за пазухой рассыпался большой магический кристалл.
Теперь у неё осталось их шесть. Учитывая её собственное состояние, на атаку и защиту она могла потратить только пять.
Во время битвы, ставшей прологом к нынешней обороне города, — случайного столкновения на площади Часовой башни с Архиепископами Греха «Гнева» и «Жадности» — Беатрис потратила все свои силы на лечение раненого Субару и других жителей, истощив свою ману до критического уровня.
Дух Беатрис была искусственным духом, созданным «Ведьмой» Ехидной.
Её сила была настолько велика, что превосходила силы обычных духов, но взамен у неё было несколько серьёзных недостатков.
Главный из них заключался в том, что она не имела способа восстанавливать утраченную ману, кроме как получая её от своего контрактора.
Ни мана из атмосферы, ни мана от других людей — ничего из этого Беатрис не могла преобразовать в собственную силу. В результате, чтобы восполнить потраченную ману, у неё не было другого выбора, кроме как медленно получать её от Субару.
То, что она сейчас вообще могла двигаться, было связано с использованием своеобразного запретного приёма.
Сейчас у Беатрис было семь больших магических кристаллов.
Это редчайшие артефакты, которые за долгие годы накопили внутри себя огромное количество бесцветной маны. Один из них уже рассыпался в пыль, осталось шесть.
Их ей доверил тот извращенец — то есть, Киритака, — который разбудил Беатрис от её глубокого сна и молил о помощи на этой площади.
— Умоляю вас, Великий Дух, я преклоняюсь перед вами. Одолжите свою силу для защиты этого города. В этом городе живут люди, которых я люблю! — умолял израненный и полуплачущий Киритака, выглядя при этом жалко. Он, не колеблясь, разбил один из бесценных магических кристаллов, чтобы разбудить её, и Беатрис, скрепя сердцем, согласилась.
По правде говоря, она хотела броситься к Субару.
Ситуация в городе резко изменилась, и он тоже оказался в опасности. Она знала, что если её не будет рядом, он заставит её волноваться до смерти.
Поэтому сейчас, когда она проснулась, она должна была быть рядом с Субару, чтобы…
Дура, я полагаю. Нет, просто дура, в самом деле.
Беатрис обругала себя за попытку поддаться слабости, прикрываясь словом «беспокойство».
Если Субару решил сражаться и оставил её позади, значит, у него был план, который не требовал её присутствия.
Он никогда не переоценивал себя. Скорее, наоборот, он слишком себя недооценивал.
Он не стал бы безрассудно бросаться на противника, которого не сможет победить, а если бы без Беатрис ему было не справиться, он бы использовал любые средства, чтобы её разбудить.
Значит, в этой битве Субару, как ни досадно, она была не нужна.
Она сможет броситься к нему на помощь только тогда, когда сама добьётся победы, достойной того, чтобы вернувшийся после боя Субару взял её на руки.
В качестве подкрепления Киритака передал ей семь больших магических кристаллов.
Беатрис, которая крайне плохо усваивала ману извне, использовала силу этих камней в качестве экстренной меры, как чрезвычайно неэффективный проводник.
В кармане её платья лежали семь камней, семь сгустков чистой маны, способных творить чудеса. Но она расточительно тратила их, вливая в простейшие заклинания.
Для заклинания, которому обычно требовалось десять единиц силы, она вливала тысячу. К тому же, процесс был неконтролируемым: любое, даже самое слабое заклинание, расходовало один камень.
Один камень нужно было оставить на поддержание собственных жизненных сил, так что использовать можно было только пять.
То есть, ей нужно было поставить ему шах и мат всего за пять ходов.
Встреча с братиком откладывается, я полагаю. Зато ты познаешь ад, в самом деле.
Большие кристаллы, которыми владел Киритака, изначально предназначались для того, чтобы стать новым сосудом для Пака. Вся цель их путешествия свелась к тому, что теперь эти камни рассыпались в прах, чтобы Беатрис могла сражаться. Какая ирония.
— Мы уже насмотрелись на ад! Все, кого мы съедаем, в конце концов видят его! — прокричал Батенкайтос и бросился на их группу.
Движения его были хаотичны, но его острый взгляд был нацелен в первую очередь на Беатрис.
Он и не подозревал, что мана Беатрис на исходе, и что после пяти заклинаний у неё закончится топливо. Чтобы он так и думал, она и потратила один камень на мощную атаку по площади. В качестве приманки это сработало идеально, на твёрдую четвёрку.
Беатрис подняла обе руки и направила ладони на летящего в воздухе Батенкайтоса.
— Аль Минья!
— …!
— Шутка, в самом деле.
На мгновение Батенкайтос замер, ожидая мощнейшего заклинания. Увидев это, Беатрис показала ему язык и отпрыгнула далеко назад.
Пока он съёживался, Гастон и Динас бросились на него.
— У-о-о-о-о-о!
— Получай!
Двое мужчин с боевыми кличами атаковали Батенкайтоса, сочетая удары двух мечей и кулаков.
Тяжёлые и острые удары обрушились на «Чревоугодие», но он уклонился от них с непревзойдённой ловкостью и в ответ взмахнул кинжалом.
Сверкнувшее лезвие метнулось к шее Динаса.
— Опасно… кхе!
— Прости!
Гастон бросился наперерез кинжалу, прикрыв Динаса и приняв удар на себя.
Раздался глухой звук — сила удара была погашена, но Гастон отступил назад и закашлялся. Из уголка его рта потекла кровь.
Это предел боевых техник, использующих ману, так называемый метод потока.
Стиль боя Гастона, позволявший ему выдерживать удары клинков и кулаков благодаря невероятной выносливости, основывался на этой технике — одной из систем, исследующих альтернативное магии использование маны.
По сравнению с магией, эта техника меньше зависела от таланта — решало лишь количество тренировок. Но чтобы использовать её в бою, требовались нечеловеческие усилия.
Но я, похоже, заставила его слишком перенапрячься, в самом деле.
На взгляд Беатрис, ни потенциал, ни талант Гастона не выходили за рамки обычного человека.
То, что он с помощью своей несовершенной техники хоть как-то мог противостоять Архиепископу Греха, объяснялось лишь тем, что Батенкайтос сильно ему поддавался.
— А ну-ка, получи!
— Кх, а?!
Стоящего на коленях и кашляющего кровью Гастона ударили ногой в подбородок.
Из его носа хлынула кровь, и здоровяк рухнул на землю, перестав двигаться. Он выбыл из боя. Их отряд потерял одного бойца.
— Ты хоро-о-ошо постарался, Гастон! Приз за отвагу-у! Старался изо всех сил, но ничего не вышло-о! Достойная награда для такого, как ты-ы!
— Ах ты, ублюдок!
При виде того, как Батенкайтос издевается над поверженным Гастоном, Фельт, потеряв голову от ярости, бросилась на него, размахивая «Метеором».
При правильном использовании его мощь была, что называется, «гарантирована Ведьмой». Но в качестве простой дубины он не раскрывал и десятой доли своего потенциала.
— Опачки! А Фельт то не промах!
— Заткнись! Отстань, дерьмо!
Хоть ей и было трудно управляться с длинным оружием, Фельт, используя свою врождённую ловкость, наносила Батенкайтосу один резкий удар за другим. Но он, словно танцуя, грациозно уворачивался от всех атак.
Удары «Метеором» лишь задевали волосы «Чревоугодия», не нанося ему никакого урона. Разница в мастерстве была колоссальной. Он просто играл с ней.
— Ты! Отойди от него сейчас же, я полагаю! Здоровяка уже утащил наш торговец, в самом деле!
— Да не могу я так ловко это сделать!
Разница в силе была очевидна; стоило ему перейти в контратаку, и её поражение было бы неминуемым.
Пока Фельт сражалась с Батенкайтосом, Отто в панике сумел оттащить потерявшего сознание Гастона с поля боя. Динас, проверив свои мечи, искал возможность вмешаться в бой, но подходящего момента всё не было.
Любое изменение в ситуации Батенкайтос тут же использовал бы в свою пользу. То, как он хищно выжидал момента, ясно давало понять: именно он, несмотря на численное меньшинство, контролировал поле боя.
— Что, что же это, что такое, интересно, почему же так, а? Ему бы стоило помочь ей, но бедную Фельт, похоже, просто бросили, да?
— Заткнись ты уже! Лучше бы молча получал по морде…
— Вот как… — прервал её Батенкайтос. — Но, знаешь, нам уже надоело на это смотреть.
— Чт… а-а-а-й?!
Фельт закричала, замахиваясь «Метеором», и в этот момент Батенкайтос рванулся вперёд. Расстояние между ними сократилось до нуля, и ладонь «Чревоугодия» коснулась плоской груди Фельт.
В следующую секунду ударная волна легко отбросила тело девушки. С громким криком Фельт покатилась по каменной мостовой.
Сила удара была такова, что она даже не смогла толком сгруппироваться, но проблема была не в этом.
— Плохо! Он коснулся её!
Фельт закашлялась от сильного удара в грудь. Увидев это, Отто закричал. По его встревоженному лицу Беатрис поняла, чего он боится.
«Чревоугодие» приготовился к своей трапезе.
— Фельт… Приятного аппетита.
Неизвестно, как это работало, но Батенкайтос демонстративно показал левую ладонь, которой коснулся её, и облизал её своим длинным языком.
Словно на ней находилось что-то очень ценное, принадлежащее девушке по имени Фельт.
Он словно смаковал это, катая на языке, лаская его шершавой поверхностью, соскребая и вылизывая каждый уголок, а затем проглотил, безжалостно пережёвывая в своём желудке.
Когда этот процесс завершится, трапеза «Чревоугодия» закончится, и «имя» окажется внутри осквернителя.
И тогда след девушки по имени Фельт исчезнет из этого мира…
— У, буэ-э…
— А? Ты чего, урод? Ну и хамло же ты… — сказала Фельт, глядя сверху вниз на Батенкайтоса, который, стоя на коленях, изверг из себя рвоту.
Разумеется, она никуда не исчезла и лишь с отвращением склонила голову набок.
Это был миг, когда трапеза «Чревоугодия» с треском провалилась.