Перевод: Энди
Драконий Меч Рейд — клинок, окутанный множеством тайн.
Без сомнения, это был драгоценный меч, передающийся из поколения в поколение в доме Астрея, который славился своими «Святыми Меча». Однако предания не сохранили, откуда именно этот меч был дарован.
Драгоценный клинок неизвестного происхождения, который, к тому же, никто не мог обнажить, кроме «Святого Меча». Более того, говорили, что даже сам «Святой Меча» не способен был вытащить его из ножен без крайней необходимости.
Меч, которым первый «Святой Меча» Рейд Астрея сразил «Божественного Дракона» Волканику.
Легендарный клинок, который, согласно преданиям, в былые времена истребил целые полчища Драконов.
А может, и вовсе обычная болванка, ставшая магическим мечом, что вбирал в себя силу, упиваясь кровью врагов.
Подобных историй, не имевших под собой твёрдых доказательств и больше походивших на сказки, было великое множество.
Так или иначе, ничего нельзя было утверждать наверняка, и способа проверить это тоже не существовало.
С уверенностью можно было сказать лишь одно:
Драконий Меч Рейд превосходит любой другой драгоценный меч, любой легендарный клинок, любой магический клинок. Это величайший из мечей.
Он — абсолютное воплощение самой идеи клинка, выкованного из стали, и не существует стали, что превзошла бы его.
Увидеть его незамутнённый белый клинок было честью для любого мечника. И даже для Вильгельма, носившего почётную приставку «ван» к фамилии, это был всего лишь третий раз за всю жизнь.
— Райнхард.
В его левой руке были чёрные как смоль ножны с вырезанными на них драконьими когтями, а в правой — сам Драконий Меч.
Красные волосы развевались на ветру, а голубые глаза бесстрастно взирали на происходящее. Это был никто иной, как нынешний «Святой Меча», Райнхард ван Астрея.
Даже Вильгельм был ошеломлён его мужественным и величественным видом.
Это был его родной внук, унаследовавший титул «Святого Меча» и ставший мечом королевства в рядах Королевской Гвардии. И, по правде говоря, Вильгельм впервые видел его на поле боя.
После Великой Экспедиции, во время которой он потерял Терезию, Вильгельм порвал с домом Астрея. Раздор между ним, его сыном и внуком так и не был преодолён даже спустя пятнадцать лет.
Все эти пятнадцать лет Вильгельм посвятил погоне за своей женой, упорно отворачиваясь от семьи. Он не видел ни падения собственного сына, ни успехов и взросления внука — ровным счётом ничего.
И именно поэтому сейчас он был так потрясён видом Райнхарда.
Перед ним стоял «Святой Меча».
Тот, кто безраздельно впитал в себя всю благосклонность Бога Меча; тот, кому была дарована честь обнажить величайший клинок; тот, кто стоял на вершине, о которой мечтает каждый мечник, — он был никем иным, как «Святым Меча».
Этот образ пробудил в Вильгельме воспоминания.
Боль давно утихла. Он вспомнил нечто иное. Чувство, которое испытал давным-давно, когда впервые увидел танец с мечом «Святой Меча» Терезии ван Астрея.
Тогда Вильгельм тоже ощутил, что их разделяет вечная, непреодолимая дистанция.
Он сетовал на ничтожность собственного таланта, понимая, что ему никогда не достичь подобных высот.
Но он не пал духом, а продолжал раз за разом взмахивать мечом, и в конце концов сумел дотянуться до края той самой высоты. Он должен был доказать, что непреодолимых расстояний не существует.
Как же узок и ограничен был его мир.
Иной уровень. Иная высота. Иной вес. Иная сущность. Всё было иным.
Он был явлением, к которому не применимы понятия «досягаем» или «недосягаем».
В самом прямом смысле, он был существом из другого измерения.
— ...
Терезия медленно опустила занесённый над головой длинный меч. Клинок, который мгновение назад был готов обрушиться на Хейнкеля, теперь был направлен на нового врага.
Терезия ван Астрея, бездушный, оживший мертвец, давно утратила и гордость мечника, и кодекс воина, и всё остальное.
Сейчас в ней остался лишь приказ мага, что оживил её останки.
Она руководствовалась лишь расчётом наилучшего способа исполнить приказ и необходимостью устранять все возможные препятствия.
И если приказ гласил отдавать приоритет самой серьёзной угрозе, её решение было вполне естественным.
Старый мечник, уже лишённый возможности продолжать бой и обречённый истечь кровью.
И вице-капитан рыцарей, титулованный, но утративший боевой дух и не способный даже на побег.
Оба они больше не представляли для Терезии никакой угрозы.
Потому в том, что она направила свой меч и всё своё былое мастерство «Святой Меча» на нынешнего «Святого Меча», не было ни малейшей ошибки.
— Стой! Терезия! Посмотри сюда, посмотри на меня, Терезия-я-я! — кричал Вильгельм, волоча ногу и оставляя за собой кровавый след.
Словно не слыша его крика, Терезия даже не удостоила его взглядом. Она обращалась с ним так, будто его и не было здесь, будто их недавнего поединка и вовсе не существовало.
Это было унизительно. Но скорбь переполняла его ещё сильнее.
Однако времени на горевание не было. Он не мог позволить себе замереть на месте.
Нужно кричать сейчас. Нужно остановить их сейчас...
— ...
Проигнорировав отчаяние Вильгельма, Терезия одним прыжком сократила дистанцию.
Она взмыла в воздух, нацелившись на стоящего перед ней Райнхарда, и её красные волосы взметнулись в танце.
Длинный меч описал полукруг, создавая искусную траекторию, и должен был разрубить Райнхарда по диагонали... но в тот неуловимый миг, что короче моргания, он ускользнул от удара.
Острие меча, словно живое существо, последовало за Райнхардом, пытавшимся зайти ей за спину. Удар, пронзающий само пространство, неумолимо приближался, но он и бровью не повёл. Сделав всего полшага назад, он не позволил клинку даже оцарапать себя.
— ...
Осознав невыгодность своей позиции, Терезия безмолвно отпрыгнула вперёд. Сражаться с Райнхардом, находясь к нему боком, было равносильно самоубийству.
Обернувшись, она приняла стойку с мечом, выставленным прямо перед собой. Райнхард смотрел на неё в упор.
Прямо за ним виднелся Хейнкель. Внук встал между отцом и бабушкой, будто защищая первого. Только тогда Вильгельм понял: вся эта мгновенная схватка была лишь для того, чтобы занять эту позицию.
— Прекратите… что это, что всё это такое… Что я, что я такого сделал?
Побледневший Хейнкель обхватил голову руками, ничего не понимая.
Ему было всё равно, что родной сын стоит перед ним, защищая его. Сам факт происходящего уже давно сломал его.
Надеяться, что он как-то повлияет на ситуацию, не приходилось. Так было с самого начала.
Именно поэтому он, Вильгельм, должен был подать голос.
— Прекрати, Райнхард! Смотри на меня! Это я сражаюсь с Терезией! Не смей вмешиваться в поединок между воинами!
— ...
Райнхард искоса взглянул на кричащего Вильгельма, который всё ещё пытался доказать, что бой не окончен. Его голубые глаза опустились на правую ногу старика, продолжавшую кровоточить.
— С такой ногой вы не сможете продолжать бой.
— И что с того, что нога не слушается?! Рука, что держит меч, ещё жива! А когда откажет рука, останется язык! А когда и он замолчит, останется душа! Пока я жив, я не проиграл!
— Если не проиграл, пока жив… то что прикажете делать с ней?
— ...!
От вопроса Райнхарда у Вильгельма перехватило дыхание.
Терезия, с бесстрастным лицом и пустыми глазами, молчаливо и неотрывно смотрела на врага. Удерживая её на краю своего поля зрения, Райнхард ждал ответа от Вильгельма.
— Она — лишь мёртвая оболочка, безвольно следующая приказам заклинателя. Не думаю, что в надругательстве над мертвецами есть место кодексу воина.
— Кодекс воина…
Какая глупость — требовать этого в поединке с ожившим трупом.
Вильгельму нечего было возразить на слова внука. То, что Терезия уже отвернулась от него, считая бой оконченным, было фактом.
Сколько бы ни кричал проигравший Вильгельм, его воинской чести уже не суждено было быть отмщённой.
К тому же, он и сам не мог сейчас во всеуслышание назвать себя воином.
Он стоял, опираясь на меч, уповая не на сталь, а на слова, не на силу клинка, а на мольбу... Где в этом Вильгельме ван Астрея осталась хоть капля гордости «Демона Меча»?
Нигде. Её больше не было.
— Мертвецы не ходят. У них нет будущего. Этой нелепицы я не потерплю, — произнёс Райнхард перед потерявшим дар речи Вильгельмом.
Его взгляд больше не был обращён к деду; он неотрывно смотрел на оживший труп своей бабушки.
Плавным движением Драконий Меч Рейд был выставлен вперёд.
По иронии судьбы, его стойка была зеркальным отражением стойки Терезии.
— ...
Незамутнённый клинок Драконьего Меча сиял каким-то особенно ярким, живым светом.
Это было ликование меча. Он трепетал и радовался возможности быть обнажённым, и величайший клинок был преисполнен безмолвного восторга от того, что его противником стала его былая владелица.
— ...
— ...
Два мечника, оба с голубыми глазами, безмолвно сошлись взглядами.
«Святой Меча», держа меч наготове, не произнёс ритуального приветствия.
И это было естественно. Ведь этот ритуал — дань уважения гордости мечника и кодексу воина, признание того, что противник достоин этого.
Его не совершают перед тем, кто этого не стоит.
Воздух застыл. Напряжение, обретшее цвет и вес, давило на весь мир.
Чувствуя, как его тело сковывает удушливая тяжесть, Вильгельм открыл рот.
Он не знал, что сказать, но им двигало отчаянное желание произнести хоть что-то.
И, по горькой иронии, это и стало сигналом для двух мечников.
— Прекрати!
Голос не достиг цели.
Оставив позади даже звук, два мечника столкнулись.
— ...
Шаг, взмах, и длинный меч Терезии со свистом рассёк воздух. Величайший из её ударов, нанесённый под идеальным углом, устремился к Райнхарду.
Быть может, это был самый отточенный и прекрасный удар Терезии, который он когда-либо видел.
В обычное время Вильгельм, скорее всего, почувствовал бы укол ревности от того, что не он стал причиной, пробудившей всю её скрытую силу.
Но в это мгновение его сердце разрывалось от иного чувства.
И это чувство, что взорвалось в его груди, вырвалось наружу чёткими словами.
— Не убивай её!
Подавляемые чувства, сдерживаемая страсть, любовь, которую он запрещал себе желать, — всё это прорвало плотину души Вильгельма.
Там, перед ним, была Терезия из его юности.
Женщина, что зажгла его сердце, что показала ему мир за пределами меча; единственная женщина в его жизни, ради которой было не жаль отдать всё остальное.
Там была его любимейшая женщина, которой он ни разу так и не сказал, что любит...
— Это моя… моя Терезия!
Этих слов нельзя было произносить.
В мгновения, когда малейшее сомнение грозит смертью, нельзя ставить свои чувства превыше всего.
Это был поступок, оскверняющий и гордость мечника, и кодекс воина, и само благородство битвы.
Это был просто голос мужчины. Мужчины, отчаянно пытающегося не дать отнять у него любимую женщину.
И на этот предсмертный зов...
— Бабушку… я убил пятнадцать лет назад.
Это был тихий, почти шёпот.
Голос настолько слабый, что нельзя было сказать наверняка, долетел ли он.
Но это, без всяких сомнений, был ответ на крик Вильгельма.
— ...
Удар Терезии достиг Райнхарда.
А Драконий Меч всё ещё не начал своего движения.
Удар пришёлся в цель. Он должен был быть разрублен. Любой бы так подумал, и всё же…
— Та, что здесь, — всего лишь подделка.
Драконий Меч Рейд описал дугу.
Единственный, беззвучный взмах — и белый клинок плавно вернулся в ножны.
Лишь тихий металлический щелчок — звук, с которым гарда коснулась устья ножен.
И на этом… всё было кончено.
Всё кончено.