Перевод: Энди
— ...
Я провела пальцами по струнам лютни, и привычным, отточенным движением заставила их петь. За многие годы я делала это десятки тысяч раз — кажется, ещё до того, как начала себя осознавать.
Для меня всё, что связано с пением, так же естественно, как дыхание. Настолько, что сама мысль о попытке вспомнить, когда всё это началось, вызывает лишь усмешку.
Я раскрываю горло, напрягаю диафрагму и накладываю песню на рождающуюся музыку.
Пою слова, что всплывают в сознании в этот самый миг, все свои эмоции.
И всё это ложится на музыку, выхваченную из того же самого мгновения.
— ...
Когда рождается новая песня, я говорю, что «меня осенило», но, по правде говоря, слово «осенило» — слишком самонадеянно.
Проще говоря, я не придумала, а скорее нашла её. И мелодия, и слова, что появляются в моей голове в этот момент, — всё это изначально было где-то зарыто в этом мире.
Иногда по какой-то причине эта погребённая в мире музыка откапывается.
Находится повод, чтобы её обнаружить, а той, кто её подбирает, случайно оказываюсь я. И этот свалившийся с небес подарок — осенившую меня музыку — я воспринимаю именно так.
Поэтому я и сказала госпоже Присцилле, что для музыки образование не нужно. Даже отбросив всю мудрость, знания и прочие заумные сложности, всё равно кое-что остаётся возможным.
Ведь поют не только люди.
Вы никогда не слышали песню маленькой пташки? Не прислушивались к хору насекомых? Не ощущали умиротворение от мелодии проносящегося мимо ветерка или шёпота ручья?
Разве у них есть то, что люди называют образованием? Может, и есть, но скорее всего, нет. Да точно нет, по крайней мере, на мой взгляд! И не нужно!
Разве вы не чувствовали музыку в лучах солнца, в смене фаз луны, в запахе земли, в треске поленьев в костре? А я чувствовала! И это доказательство того, что мир переполнен музыкой.
Этот мир соткан из музыки, этот мир наполнен музыкой, этот мир музыкой объединён — вот в чём доказательство!
— ...
Мы, менестрели, всего лишь заимствуем звуки в этом переполненном музыкой мире. Бесцеремонно и самовольно берём то, что и так всегда и везде было, и делаем это лишь чуточку заметнее для других.
Без тени смущения, без сожалений, мы эгоистично делимся хорошим, потому что считаем его хорошим.
И пускай о нас так думают. Нам всё равно, что о нас думают.
Но ведь эта музыка прекрасна, да?
Есть радость в том, чтобы разделить с незнакомцем нечто интересное и весёлое.
Есть радость в том, чтобы во весь голос кричать «Как интересно!», когда тебе интересно, и «Как весело!», когда тебе весело.
В музыке это есть. Музыке это позволено.
Ведь если поёт весь мир, то кто осмелится осудить поющего?
Так погрузись же, погрузись, погрузись!
Так увлекись же, увлекись, увлекись!
Искупайся в веселье, наполни сердце радостью, стань пленником всего забавного!
Ушами, глазами, носом, кожей, сердцем и душой — всем своим существом наслаждайтесь Музыкой!
Восторг поглотил толпу, единым порывом смывая нарастающий «Гнев».
Люди начали пританцовывать, подбадривая меня, их голоса стали частью представления. Стоило им встретиться взглядом с соседом, как они понимали, что их сердца сейчас чувствуют одно и то же.
Конечно! Ведь музыка — твой верный друг, который рядом с тобой от рождения и до самой смерти.
Вы видите, вы слышите, вы чувствуете.
Чувствуете присутствие музыки, которая зовёт вас и говорит, что мы всегда здесь!
— Эх, чёрт возьми! Ни разу не тихо получилось, но спасибо за внимание-е-е-е!!
Вот так вот я вам и спела!!
Ну-у, как бы это сказать… признаюсь, я немного увлеклась.
Когда мой грандиозный концерт закончился, я вспомнила свой недавний настрой, и лицо просто запылало…
— Госпожа, вы были великолепны! Я так растроган!
Фу-ух! Чистый, невинный взгляд Шульта ранит меня! И больно, и приятно одновременно! Его незамутнённые, ясные алые глаза вонзаются прямо в моё сердце!
Н-нет, я понимаю, что у него и в мыслях нет ничего дурного, что это не сарказм, а совершенно искренний, детский восторг. Я всё понимаю, но моя испорченность не даёт мне просто принять его слова!
— Прости, малыш Шульт… становиться взрослым — значит пачкаться.
— ...? Не совсем понимаю. Простите мою необразованность.
Кья! Его поникшее личико — это жульничество какое-то, до чего мило!
Этот мальчик так и излучает ауру, которая пробуждает желание напроказить. Ч-чуть-чуть, самую малость дотронуться… у-хе-хе…
— Лилиана. Твоё выступление было неплохо. Позволяю тебе принять мою хвалу.
— Кья!
— Что это за уродливый писк? Не подобает деве… а тем более твоему горлу, издавать подобные звуки.
Стоило мне нацелить свои тёмные взрослые коготки на Шульта, как появилась госпожа Присцилла и, словно нарочно, всё испортила. Нет, я ничего плохого и не замышляла. Просто минутное помутнение, честное слово!
Кстати, едва завидев госпожу Присциллу, Шульт тут же просиял и прижался к ней. Впрочем, не то чтобы он обнял её, а лишь робко ухватился за край её багрового платья… эта его скромность — само воплощение ангельской невинности.
Что ж, я пришла за Шультом и своим пением превратила это место, которое было настоящим полем боя, в зал для пиршества, но…
— Неужели это имело такой эффект… Возможно, сама того не ведая, я достигла вершин музыкального мастерства. Да, я на самой вершине, я — богиня музыки!
— Глупышка. Важно понимать разницу между чернью и собой, но и слишком завышать самооценку — признак дурного тона. В твоём пении есть искра, но называть себя величайшей ещё рано. На сей раз тебе просто повезло, что эти глупцы были в состоянии, когда их легко увлечь за собой.
— Легко увлечь, говорите?
То есть, что это значит, простите?
Скучающе обмахиваясь веером, госпожа Присцилла окинула взглядом зал. Я робко проследила за её взором и увидела толпу людей.
Да, они перестали ругаться, драться, хватать друг друга за грудки и покушаться на чужое добро. Люди заметно успокоились.
Сейчас они немногословны, но помогают перевязать раны тем, кто пострадал в давке, извиняются друг перед другом… да-да, это очень важно.
Ох, и всё же моё пение — это нечто! Подумать только, эти люди так враждовали, а теперь стали такими смирными. Воистину, работа мастера!
— Не зазнавайся. Их нестабильные, словно у деревянных кукол, сердца всё ещё под влиянием. Твоя песня лишь вытянула яд из тех, кто до этого был скован подозрениями и страхом. В любом случае, если не устранить первопричину, всё рано или поздно вернётся на круги своя.
— Буэ-э?! Н-нет, ну, но ведь если их сердца снова начнут бушевать, я смогу своим зажигательным ун-па-па всё уладить…
— В теории это возможно. Однако как метод лечения — хуже некуда. К тому же, этот шабаш творится не только в этом зале.
— Ч-ч-что вы сказали-и-и?
Ой, а я этого впервые слышу. Хотя, постойте, госпожа Присцилла ведь упоминала, что по пути сюда избегала каких-то стычек, и говорила, что это явление охватило весь город… Так это что, по-настоящему плохо, да?
— Ч-ч-что-то надо делать с¹ этой Пристеллой?
— Верно. По правде говоря, у меня нет никакого долга спасать этот город, но…
— Госпожа Присцилла…
¹ Что-то надо делать с… (どげんかせんといかん) — известная фраза японского политика, ставшая мемом.
Снова эти безжалостные, хладнокровные, ледяные слова! Шульт смотрел на госпожу Присциллу огромными, дрожащими глазами. Поразительно, но он, находясь рядом с ней, ведёт себя совершенно обычно. Просто идеальная психика.
А-а-ах, ну что за ребёнок, просто нет слов… он полностью соответствует всем условиям, чтобы заставить меня сказать: «Ну ладно, ладно, ничего не поделаешь».
На мольбы Шульта я бы тут же сдалась и растаяла, но не знаю, по той же причине или нет, госпожа Присцилла тоже как-то смиренно пожала плечами. Моё сердце подпрыгнуло. Я уставилась на свои руки.
— Госпожа Присцилла, а сколько вам лет?
— Девятнадцать.
— О-о-ох, вот как. А мне, кстати, двадцать два.
— Я не спрашивала.
Просто захотелось сказать. Интересно, в чём причина? Разница в питании? Это профессиональный недостаток бродячего менестреля? Чёрт побери!
— Не скажу, что это из-за уговоров Шульта, но у меня нет столько трусости, ошибочно принимаемой за великодушие, чтобы прощать наглость тех, кто осмеливается бесчинствовать во время моего пребывания здесь. Придётся отрубить головы всем этим прихвостням из Культа Ведьмы и выставить их в ряд.
Пока я сжимала кулачки и дрожала от негодования, госпожа Присцилла, похоже, определилась с планом действий.
Опять она на словах придумывает себе оправдания, но я-то вижу, что на самом деле она просто хочет исполнить просьбу Шульта.
— У-тю-тю, госпожа Присцилла, оказывается, такая за-бот-ли-ва-я♪…
— ...
— Кья?! Горит! Загорелось! Всё обуглилось?!
Загорелось?! Мои волосы?!
В тот самый момент, когда я ткнула госпожу Присциллу локтем в бок, пламя охватило мою макушку! Кончики собранных в хвост волос обуглились и скрутились! В этот раз даже без предупредительного «хо-о»!
Какая внезапная жестокость! Это настоящий ужас! Такую расправу не забудешь!
— Г-госпожа, вы в порядке…?!
Видя, как я катаюсь по полу с горящей головой, Шульт с переменившимся лицом подбежал ко мне. Наверное, он инстинктивно решил, что нужно потушить огонь, потому что достал из своего свёртка бутылку и попытался вылить её содержимое на меня. А моя голова тем временем была охвачена адским пламенем…
— Прекрати, Шульт.
— Н-но, госпожа Присцилла!
— Это вино для моего вечернего приёма. Оно моё, и, кроме того, если вылить его на певичку, она лишь превратится в огненный шар. Забавно, но не более того.
— Оё-ё-ё-ё-ёй!
Чтобы не превратиться в огненный шар, я принялась кататься по холодному полу: «Колобок, колобок…» А Шульт, склонив голову набок, с невинным видом спросил: «А разве алкоголь горит?».
Проклятье! Хозяйка и слуга сговорились, чтобы испепелить меня… Но даже если я умру, моя душа менестреля не погибнет, и каждую ночь у вашего изголовья будет звучать моя песня… ведь песни есть везде в этом мире!
— Если тебя это устраивает, то мне всё равно. Вообще, слишком много шума из-за подпалённых кончиков волос. Поднимайся живее.
— Э-э? А где же пламя мщения? Разве я не должна была обратиться в пепел в объятиях палящего огня?
А, и правда, совсем не горит. Эх, зря я так перепугалась.
Я смущённо улыбнулась, отряхнула одежду и, чувствуя на себе любопытные взгляды, подошла к госпоже Присцилле. И начала прямые переговоры.
— Итак, госпожа Присцилла! Давайте ради спасения Пристеллы нанесём один мощный, зрелищный удар по Архиепископу Греха! А я буду вас изо всех сил поддерживать!
— Не говори так, будто это тебя не касается. Разумеется, я возьму тебя с собой.
— Уэ-э-э-э-э?!
Гром среди ясного неба! Мир перевернулся! Красавиц ждёт ранняя смерть! Почему именно я?!
— Я ведь всего лишь скромная менестрель, чьи единственные достоинства — это миловидность, умение петь и опять же миловидность… Если вы возьмёте меня с собой, я смогу лишь радовать ваш взор да слух!
— Мне нравится твоя прямота. К тому же, я уже говорила. Я приметила тебя. Жаль будет потерять такой голос. И тем более нелепо, если ты погибнешь здесь вместе с этой толпой глупцов. Оставайся в пределах досягаемости моего «Солнечного Диска».
— То есть… я настолько милая, что вы хотите меня защищать?
— Хо-о.
— Кья! Вы такая добрая, даже даёте мне секунду на размышление перед тем, как разозлиться!
После того, как мне без предупреждения подпалили волосы, одно только предупреждение кажется проявлением невероятной доброты. Ой, что-то сердце забилось. Что это за чувство… пульс учащается, ладони потеют, дышать трудно, кровь отхлынула от лица…
— Есть и другие причины взять тебя с собой… Тот назойливый призыв черни, его передавали с помощью магического устройства, что находится в городской ратуше, да?
— А? А, да, в ратуше. Каждое утро я встаю спозаранку и, протирая сонные глаза, исполняю свой долг… А! Но это не значит, что я пою вполсилы, нет! Конечно, до начала я сонная, можно сказать, сплю на ходу, даже больше, чем наполовину сплю, но когда приходит время петь, я тут же просыпаюсь! Я в полном порядке!
— Мне нужно лишь знать место. Понадобятся то устройство и ты.
— Я вам нужна…
— Твоё горло.
Она меня поправила. Хе-хе.
Но зато теперь я наконец-то поняла, что госпожа Присцилла хочет сказать. То есть, она предлагает вот что.
— С помощью того устройства повторить то же самое, что было в этом зале, но уже на всю Пристеллу!
— ...
— Эм, госпожа Присцилла? Что с вами?
— Какая наглость, прямо у меня под носом. Куда ты дела настоящую Лилиану, самозванка? Настоящая не может быть такой сообразительной.
— То есть умная и милая я — это плод вашего воображения?!
Я, честно говоря, в шоке, какой образ у неё сложился.
Но я поняла замысел госпожи Присциллы. Если подобные беспорядки происходят по всему городу, то это действительно мой выход.
Устраивать концерты в каждом районе, конечно, заманчиво, но в данном случае времени на такое турне нет! Значит, нужен решительный удар!
— Д-да, я поняла! Всё логично. Тогда желание госпожи Присциллы взять меня с собой вполне оправдано! К тому же, в ратуше собираются все светлые умы города! Наверняка там и господин Киритака. В таких чрезвычайных ситуациях он, наверное, может быть полезен!
— Однако в ратуше наверняка будет Архиепископ Греха. Так что уничтожения вредителей не избежать. Постарайся хотя бы не попасть под горячую руку.
— А я и забыла!
Точно. Сейчас в ратуше должна быть «Похоть». То есть, если они превратили её в свою базу, то наш план провалится, не успев начаться.
— Нет-нет-нет, но-но-но! Возможно, этот Архиепископ уже бросил ратушу и ушёл куда-нибудь! Там много комнат, куда нельзя входить из-за всяких секретов, так что для развлечений она не очень подходит. Наверное, «Похоти» надоело там сидеть, и она уже ушла
Хе-хе, блестящая дедукция. Идея, которая могла прийти в голову только мне, ведь я хожу туда на службу каждое утро.
Действительно, там все постоянно суетятся и работают, им не до тебя, да и тех, кто не разбирается в цифрах, прогоняют… ну, как-то так!
Поэтому я уверена, что сейчас ратуша пуста-а-а…
— Хей-хо. Хей-хо-о. Хей-хо-хо-о.
Вторая трансляция раздалась как раз в этот момент.
После второй трансляции мы в полном унынии (хотя госпожа Присцилла и Шульт внешне никак не изменились) покинули зал.
Мы немного задержались, потому что после трансляции люди в зале снова стали вести себя беспокойно, и мне пришлось успокаивать их своей песней.
Честно говоря, это был вынужденный концерт, и только.
Конечно, я никогда не пою спустя рукава, но в песне не должно быть никаких лишних примесей.
Зачаровать песней, вовлечь в песню — вот как я это вижу. Я не хочу думать о песне как о средстве противодействия какому-то ментальному давлению. Даже если в итоге так и получается, я не смогу петь, если буду так думать, не смогу быть искренней, и не верю, что такой песней смогу затронуть чью-то душу.
— Захват контрольных башен и шлюзов. А затем требование в следующей трансляции…
Выйдя из зала, я поплелась за госпожой Присциллой, которая, как всегда, уверенно шагала вперёд. Я чувствовала себя… опустошённой. Потерявшей не то чтобы уверенность, а скорее своё предназначение.
Я не сомневаюсь, что я — та, кто поёт, но что требуется в этой ситуации: я, моя песня или результат?
Все три исходят от меня, но они почему-то не сходятся.
Такое вот у меня чувство.
— Добраться до магического устройства в ратуше мы сможем только после третьей трансляции.
— А почему?
— Культу Ведьмы нужно использовать устройство ещё лишь раз — чтобы озвучить свои требования. После этого им достаточно будет удерживать захваченные четыре контрольные башни. Ратуша потеряет для них стратегическое значение. Хотя, нельзя исключать, что они оставят устройство для своих дурных забав…
— Разве они так не сделают?
— Если за всем стоит «Похоть», которая и использовала устройство, то нет. Она лишь носит личину злодея, а под ней скрывается расчётливый и хитрый ум. Это пример того, во что превращается умный глупец, получив власть.
Шульт задал госпоже Присцилле вопросы, которые крутились у меня в голове. Он интуитивно чувствует, как не разозлить её, а госпожа Присцилла отвечает ему терпеливо, потому что питает к нему слабость.
Она объясняет так, что даже ребёнку понятно, так что и я всё понимаю.
То есть, всё идёт по плану Культа Ведьмы, да?
— Поэтому мы пойдём после третьей трансляции, когда они озвучат свои требования. Когда устройство освободится, твоя песня сможет принести пользу. Пока город полон смуты, даже собрать отряд проблематично. Никогда не знаешь, где может завестись предатель.
— А нельзя, чтобы госпожа Присцилла своим сияющим мечом всех злодеев — свиш-свиш! — и башни вернула?
— Четыре контрольные башни. Откройся хотя бы один большой шлюз, и город будет затоплен. Даже я не могу быть везде. Чтобы начать контратаку, не хватает рук. Я знаю, что в городе есть несколько человек, которые могли бы помочь… но чтобы собрать их, нужно то самое магическое устройство.
«Руки», о которых говорит госпожа Присцилла, — это те, кто может противостоять Культу Ведьмы.
И, насколько я знаю, в городе сейчас находятся те, кто уже добился немалых успехов в борьбе с ними. Да, господин Нацуки Субару, «Повелитель Маленьких Девочек», и госпожа Эмилия, «Сереброволосая Ведьма», которой он подчиняется!
— П-поняла! После третьй трансляции, мы идём в ратушу!
Я сжала кулаки, и ноздри невольно раздулись.
Честно говоря, мне немного страшно. Но если мы не пойдём в ратушу, я не узнаю, что с господином Киритакой… хотя, даже если с ним всё в порядке, как боец он совершенно бесполезен.
Но с ним мне почему-то было бы спокойнее петь.
— А до тех пор…
— Мы будем обходить убежища с госпожой Лилианой! — радостно закончил за меня Шульт.
— Да, мы будем обходить убежища со мной, и… сто-о-оп, что-о-о?!
Шульт с энтузиазмом ответил, но что это значит?!
Госпожа Присцилла удовлетворённо кивнула, Шульт, покраснев, счастливо улыбнулся, а я, о которой, собственно, и идёт речь, осталась в полном неведении.
Так близко, и в то же время так одиноко.
— Раз уж мы выяснили, что твоя песня эффективна против этой отвратительной волны, придётся тебе петь, нравится тебе это или нет. Ты тут о чём-то размышляешь, но сейчас у тебя нет на это времени.
— Н-но какая связь между этим и обходом убежищ?!
— Твоя задача — развеять проклятие с помощью магического устройства, но до этого пройдёт какое-то время. А значит, сердца людей всё это время будут находиться в смятении.
— Ах…
— К тому моменту, как ты встанешь перед устройством, твоя аудитория может уже перебить друг друга. Чтобы этого не случилось, ты будешь заниматься профилактикой, что, я думаю, соответствует и твоим желаниям.
Наконец-то я поняла предложение госпожи Присциллы.
Прежде чем моя песня дойдёт до всех, люди начнут ранить друг друга, как в том зале. И тогда, когда спасительная песня наконец зазвучит, может быть уже слишком поздно.
Всех спасти не удастся. Но протянуть руку помощи тем, до кого можно дотянуться, — не бессмысленно.
— Насколько я вижу, у тебя неплохая выдержка на сцене. Но сейчас ты немного колеблешься. Можешь оплошать в решающий момент. Поэтому тебе нужно набраться опыта.
— Опыта… в чём?
Я пела бесчисленное количество раз. Я никогда не говорила о «выдержке на сцене», но и никогда не стыдилась выступать.
Что же имеет в виду госпожа Присцилла?
— Я не знаю, о чём ты переживаешь, но сейчас нужна не песня для себя. Нужна песня для других. Смирись с тем, что ты поёшь для других. Наберись в этом опыта.
— ...
— Искупить дерзость, с которой ты заставляешь меня ходить пешком, ты сможешь лишь результатом.
Сказав это, госпожа Присцилла снова скрестила руки на груди. Моё сердце забилось. Я прижала руку к своей плоской груди. Посмотрела на руки. Сжала их.
Вложить в песню кого-то, кроме себя. Такой способ пения…
— Госпожа Присцилла всё-таки очень добрая! Я это точно знаю!
— Замолчи, Шульт.
Кажется, между ними происходит какая-то трогательная сцена, но я, преисполненная новой решимостью, готова принять вызов и отправиться в тур по убежищам.
Я приму слова госпожи Присциллы — и то, что правильно, и то, с чем хочется поспорить, — ради будущего поющей, играющей и танцующей Лилианы!
Ну, вот так, с энтузиазмом обходя убежища и утешая буйных и подавленных, я и услышала третью трансляцию…
— Хм. Нас опередили. Досадно, — пробормотала госпожа Присцилла, глядя на потемневшее небо.
Я, слушавшая то же самое, поняла, о чём она.
Это было обращение господина Нацуки Субару через магическое устройство.
Его слова были неуклюжими и не слишком сильными, но, думаю, они смогли вселить в сердца людей по всему городу нечто иное, кроме страха и тревоги.
Мы хотели сделать то же самое, но с помощью песни.
А раз так, то неважно, кто это сделает.
— Нас, конечно, опередили, но, как и ожидалось, ратуша теперь свободна. Давайте присоединимся ко всем и начнём битву за возвращение города! Я! Я буду петь как следует!
— Не делай такое явно облегчённое лицо.
— Н-нет-нет, что вы, какое облегчение.
Это было небольшое облегчение и большое разочарование.
У меня ведь отобрали мой звёздный час, лишили возможности стать «Дивой».
Хотя, с другой стороны, я стала свидетельницей рождения «Героя», и это тоже приятно.
— Впрочем, это чувство удовлетворения улетучилось, когда из-за безумного предложения этого героя было решено, что я отправлюсь на штурм вместе с госпожой Присциллой!
Ура! Моей песне ещё найдётся применение! Чёрт побери!