Перевод/редакт: Винсент. Помощь с японским: Hector Witcher.
Божественный Дракон Волканика за долгие годы забвения претерпел «смерть» своего разума. Попросту говоря, его оставили одного на слишком долгое время, и он выжил из ума.
— Но такое старческое поведение нам не подходит! Ну же, Волканика!
— Ты, что достиг вершины Башни. Ступи же дальше, о всемогущий проситель.
— Ох, ну вот! Совсем никуда не годится!
Эмилия отчаянно взывала к нему, хлопая по передней лапе, но в ответ получала лишь ощущение твёрдой чешуи и ментальный барьер забвения, который казался ещё более непробиваемым. «Экзамен» с Рейдом, где мертвец возрождался в том же состоянии, что и при жизни, было само по себе непростой задачей, но теперь оно казалось куда более приятным. Сама мысль о том, что она может счeсть того буяна Рейда приятным, походила на шутку, но…
— С Рейдом хотя бы можно было поговорить, он объяснил, что нужно делать, а вот…
…с Волканикой всё было иначе. Для Эмилии, которой необходимо было пройти «Экзамен» первого этажа, тот факт, что экзаменатор выжил из ума, был наихудшим из всех возможных раскладов. А ведь ей нужно было как можно скорее принести Субару и остальным добрые вести.
— У-у-у… что же делать, что же делать, что мне делать?.. Вряд ли мне нужно победить Волканику, как Рейда…
Даже если бы и так, «Экзамен» ожидался чрезвычайно трудный, но разница в содержании «Экзаменов» третьего и второго этажей заставила Эмилию отмести эту мысль.
«Экзамен» третьего этажа, «Тайгеты», требовал решить предложенную задачу с помощью смекалки. К счастью, им удалось это сделать благодаря знаниям Субару, принесённым из-за Великого Водопада, но без него пришлось бы очень нелегко. А на «Экзамене» второго этажа, «Электры», преградой, как всем известно, был Рейд Астрея. Даже тогда Эмилия победила лишь потому, что изловчилась и как следует стукнула Рейда по голове, да и то, возможно, ей просто повезло с первой попытки. В любом случае, не было никаких сомнений, что и на третьем, и на втором этаже победа далась им с огромным трудом. Поэтому даже обычное прохождение «Экзамена» было бы достаточно сложным, но…
— Мне даже не выдают задание…
— Я, Волканика. Согласно древнему пакту, я вопрошаю волю достигшего вершины.
— Да сколько можно?! Я поняла уже! Я хочу услышать, что дальше!
Была надежда, что после нескольких попыток он продолжит фразу, но времени на такие проверки не было. Подавив желание топнуть ногой от досады, Эмилия обвела взглядом окрестности.
«Экзамен» третьего этажа проходил в белой комнате, где стояла чёрная каменная плита, выдававшая вопросы, — Субару и Юлиус с весёлым видом называли её «монолитом». Возможно, что-то подобное было спрятано и на этом, первом этаже. Раз на Волканику надежды нет, разумнее всего было бы найти задание самостоятельно.
— Я должна сделать всё, что в моих силах!..
Постоянно держа Волканику в поле зрения, Эмилия принялась осматривать первый этаж.
Во-первых, первый этаж был самым верхним этажом Сторожевой Башни Плеяд — он находился на такой высоте, что снизу его разглядеть было невозможно. В пространстве по кругу стояли шесть колонн, а в центре — одна гигантская. Волканика привалился к центральной колонне, свернувшись калачиком. Радиус помещения был примерно сто метров. По сравнению со вторым этажом оно казалось довольно просторным, но гигантское тело Волканики искажало реальное восприятие размеров.
Эмилия ухватилась за одну из колонн и взглянула вниз.
— Внизу… ничего не видно? — сказала она. Внутри Башни и на земле сейчас должны были сражаться Субару, Рам и остальные, но плотные облака полностью закрывали обзор.
Возможно, если бы она прыгнула в эти облака, ей бы удалось воссоединиться с товарищами, но…
— Мне кажется, за такой жульнический способ подъёма меня бы отругали… нет, да и вообще, как бы быстро я ни бежала, я бы не смогла так скоро оказаться над облаками.
Она не считала себя неспортивной, но всё же знала, как высоко находятся облака и небо. В детстве, сколько бы она ни тянула руки, до облаков дотронуться не получалось; когда она попробовала, повзрослев, результат был тем же. Будь она кем-то вроде Райнхарда, то, может, и смогла бы допрыгнуть до облаков, но ей такое было не по силам. Значит, на вершину Башни Эмилию доставила какая-то таинственная сила.
— Значит, «Экзамен» точно должно быть здесь!
Воодушевлённая собственными выводами, Эмилия обошла все шесть колонн, стуча по ним и пытаясь вскарабкаться. Однако никаких зацепок, вроде знаков или надписей, не обнаружила. Оставалось проверить лишь…
— …большую колонну в центре, к которой прислонился Волканика.
Если на боковых колоннах ничего нет, то наиболее вероятным местом была центральная. В отличие от шести других, только она уходила ещё выше, за пределы первого яруса… А может, там, над первым этажом, был ещё один, который стоило бы назвать нулевым? Казалось, именно там могло найтись средство, что изменило бы эту застывшую в бездействии обстановку. Однако…
— Ты, что достиг вершины Башни. Ступи же дальше, о всемогущий проситель.
Чтобы исследовать эту колонну, никак не миновать Волканику, твердящего одно и то же.
— …
Она решилась пройти «Экзамен» первого этажа, но бросить вызов Волканике — это был совсем другой разговор. Сохраняя напряжение, Эмилия приблизилась к центральной колонне, к Дракону.
— Волканика, в чём заключается твой «Экзамен»?
— Я, Волканика. Согласно древнему пакту, я вопрошаю волю достигшего вершины.
Но ответ так и не изменился. Это вызвало в Эмилии не столько уныние или разочарование, сколько, наоборот, облегчение. Если реакция Волканики осталась прежней, значит, он, как и в тот раз, когда она коснулась его лапы, не обратит на неё внимания. Поверив в это, Эмилия решила обойти Волканику с другой стороны и осмотреть массивную колонну.
Она протянула руку, дабы коснуться колонны, но…
— А?
…тут же услышала свист ветра. Прежде чем Эмилия успела понять, что это было, её инстинкты заставили её воздвигнуть над головой ледяную стену. В то же мгновение удар обрушился на стену, и хрупкое тело Эмилии отбросило далеко в сторону.
— Кха!..
Удар пронзил её от спины до самой груди, и она, жёстко кувыркаясь по полу первого этажа, закашлялась. Уперев руки в пол, Эмилия погасила инерцию и с трудом остановила своё летящее тело.
«Что это было?» — задумалась Эмилия и медленно подняла голову.
Она увидела, как хвост прислонившегося к колонне «Божественного Дракона» медленно опускается на пол.
— Он это… хвостом?..
Сказать по правде, это был очень простой удар. Драконы часто используют хвосты для выражения эмоций — такое нередко случалось и в общении Субару с Патраш. Когда тот начинал дурачиться, Рам или Патраш, словно соревнуясь, отвешивали ему тумаки.
Однако удар хвостом Волканики был несравним с этими проявлениями привязанности. Лишь благодаря мгновенно выставленной защите она отделалась так легко. Опоздай Эмилия с реакцией — и удар сломал бы ей шею или снёс голову. И всё это было для Волканики не более чем движением, которым он отмахнулся от назойливой мухи, пребывая в тумане замутнённого сознания. С ней обращались, как с крошечной букашкой, мечущейся под ногами гигантского существа.
— …
Эмилия почувствовала, как по шее и спине струится холодный пот. Но в то же время это навело её на одну мысль:
— Значит, с этой колонной точно что-то не так.
— …
— Ты здесь точно ради «Экзамена». И ты не забыл об этом, даже позабыв о самом «Экзамене». Поэтому ты и повторяешь одно и то же объяснение снова и снова.
Казалось, Волканика забыл, что должен делать. Тем не менее, сам факт, что «Божественный Дракон» упорно оставался здесь, говорил о несокрушимости обещания, данного им до того, как его разум постигла «смерть».
«Мудрец», «Святой Меча» и «Божественный Дракон» — каждый должен был испытать мудрость, силу и помыслы пришедших. А раз так, то…
— …нельзя подходить к этому с половинчатым настроем. Я тоже буду сражаться всерьёз, — объявила она.
Эмилия была готова к тому, что он будет мешать.
Внезапно воздух вокруг неё застонал, и мир начал медленно замерзать. Словно верные подданные, склоняющиеся перед своей королевой, один за другим появлялись ледяные воины — это была новая грань возможностей Эмилии, развившаяся из Искусства Ледяного Ваяния. В тесных помещениях Сторожевой Башни опробовать эту технику было нельзя, но здесь, с таким простором и таким противником, можно было не сдерживаться. Субару она об этом не рассказывала, так что названия у них ещё не было. Поэтому Эмилия назовёт их сама.
— Солдатики изо льда и Искусство Ледяного Ваяния!..
Семь сотворённых ею ледяных воинов, имевших человеческие очертания, подняли своё оружие: храбрые спутники, готовые вместе с Эмилией ринуться в самое пекло…
— Пора, соня! Если соберёшься просыпаться, то, пожалуйста, побыстрее! — прокричала Эмилия, облачённая в ледяные доспехи, и вместе со своими ледяными воинами устремилась к Волканике.
Смерив её взглядом нечитаемых глаз, Волканика открыл пасть.
— Ты, что достиг вершины Башни. Ступи же дальше, о всемогущий проситель.
Его сознание по-прежнему пребывало в туманной дымке забвения.
Сейчас не одна лишь Эмилия бросила вызов врагу, чья мощь намного превосходила её собственную: этажом ниже столкновение мечников также набирало обороты. Хотя есть факт: битва была односторонней.
— Ой-ой-ой-ой, ну чего, чего, чего ты там застыл?! Меня тут одной палочки для еды лишили, дерусь одной рукой, ты! И если даже так до меня не дотянуться, то чем это, по-твоему, считать, если не игрой, а, ты, ты?! — громогласно прокричал мужчина с развевающимися алыми волосами и нанёс сокрушительный удар ногой.
— Гх!..
Приняв его на эфес рыцарского меча, рыцарь с изящными чертами лица сам отпрыгнул далеко назад. Ударную волну нельзя было погасить. Только рассеять. И прежде, чем она рассеется полностью, последует следующий удар.
Раз за разом, снова и снова эта сцена повторялась на поле боя второго этажа. И вот, уже в который раз, когда рыцарь отлетел от удара и, отшатнувшись, остановился. Мужчина сплюнул: «Тьфу, ты», — и продолжил:
— Меняется настрой — меняется и меч, ты. Я жду от тебя именно это, понял, ты? И когда же ты, хренов рыцарь, наконец изменишься, а, ты? Или… — прервался Рейд, скривил губы и склонил голову набок.
С выражением величайшего презрения на лице, легендарный мечник впился взглядом в рыцаря, стоящего напротив.
— …будешь держаться за свои манеры до самого поражения, ты? И что, будешь этим доволен, а?
— Довольно… смелые заявления с вашей стороны, — сказал рыцарь, доселе безропотно сносивший оскорбления, и позволил себе лёгкую улыбку.
Он сохранял абсолютное спокойствие, проверяя, как лежит в онемевшей от удара руке рыцарский меч, и прямо встретил острый взгляд Рейда. Это был Юлиус Юклиус, отказавшийся от своего безымянного статуса и решивший бросить вызов судьбе.
— Вы уже не раз бросали мне подобные слова. Неинтересный бой, слишком правильное владение мечом, не хватает азарта… Признаться, эти слова мне знакомы.
— Ха! Ещё бы, ты. Пусть и не так, как мне, но любому другому видно то же самое. В твоём мече нет ничего, кроме отчаяния.
— Отчаяние, значит…
Напыщенные речи Рейда едва ли были продиктованы какими-то высокими соображениями. Скорее всего, он просто говорил всё, что приходило ему в голову. И если его слова попадали в самую суть, то лишь потому, что даже за нарочито прикрытым глазом его голубые очи видели всё насквозь. Возможно, он видел тонкую оболочку идеалов, скрывающую истинную сущность Юлиуса.
— …
Юлиус бросил взгляд за спину и увидел женскую фигуру, что наблюдала за его поединком с Рейдом, — это была женщина, чей облик был для Юлиуса сейчас дороже всего на свете, но чьё естество было подменено другой личностью.
Пусть и по независящим от них обстоятельствам, но почти два месяца с тех событий в Пристелле — как же пусты их отношения господина и слуги были всё это время.
— Думаю, — заговорил Юлиус, — и мне, и тебе стоило бы быть откровеннее и чаще говорить по душам.
— Юлиус?..
— Если бы мы смогли, то наверняка стали бы хорошими друзьями, — излил он то, что было на душе. — Ведь мы оба ценили одну и ту же женщину и восхищались ею.
Рыцарь вновь бросился на «Святого Меча». Рейд, держа в правой руке короткую и тонкую палочку для еды, встретил наступающего Юлиуса в лоб.
Отвести удар, выпад, замахнуться, нанести удар сверху, обрушить серию атак. Юлиус атаковал, временами прибегая к обманным движениям с помощью эфеса меча или работы ног, но Рейд с показной лёгкостью, будто бы и не всерьёз, отражал все его приёмы.
— Опять то же самое. Не заставляй меня повторять, что это не сработа…
— Пусть! Пусть мой меч и кажется вам скучным, но это мой меч! — крикнул Юлиус и сделал выпад.
— Хо-о!
Прервав зевающим рыком его слова, Рейд ответил на выпад ударом ноги.
Этот удар нарушил равновесие Юлиуса, и Рейд, воспользовавшись открывшейся брешью, атаковал его палочкой по диагонали — но в тот же миг Юлиус взмахнул плащом и мгновенно скрылся за ним.
— Хм.
При виде этого движения Рейд усмехнулся и вознамерился рассечь и плащ, и скрывающегося за ним Юлиуса. Однако, когда плащ отлетел в сторону от мощи удара палочкой, Юлиус уже отпрыгнул назад в горизонтальном полете, покинув смертельную зону досягаемости.
— О-о, вот оно! — похвалил его Рейд.
— Нет, не оно! — тут же отверг его похвалу Юлиус и подбежал к отлетевшему плащу.
— Чего?!
Он подобрал разорванный ударом палочки плащ и вновь накинул его на плечи. Надёжно застегнув пряжку, он, одетый в белый мундир с белым плащом, стал воплощением рыцаря. Он перестал быть безымянным, но не перестал быть рыцарем.
— Эй ты, — недовольно цокнул языком Рейд, — когда та супер-красотка и та, что сзади, пришли, я-то надеялся, что ты изменишься, понял? Что бросишь всё и будешь драться за победу. Что увижу тебя именно таким. Ты чё, сам себя не понимаешь, а?
— …
— Притворяешься тут рыцарем, весь из себя такой важный, но внутри-то ты другой, — бросил Рейд с кислой миной, приставив к горлу Юлиуса палочку. — Нутро у тебя такое же, как и у меня, — ты простой «Палочник». Тошно смотреть на тебя, ты.
Юлиус закрыл глаза.
— Ясно, — ответил он после недолгого молчания. — Кажется, я наконец понял.
— А? Чего ты там понял?
— Почему вы так настойчиво пытаетесь до меня достучаться.
Рейд, хоть и раздражённо, не переставал говорить с Юлиусом. Его методы были грубы, и вряд ли он сам преследовал такую цель, но его поведение напоминало наставника, который учит и направляет своего ученика. Юлиус наконец-то понял, почему Рейд так упорно его третирует.
— Вы видели во мне себя.
Он раз за разом высмеивал Юлиуса за скучную манеру боя и слишком правильное владение мечом, потому что верил, что за скорлупой, в которую тот облачился, скрывается спящий лев. Сам же Юлиус считал, что называть его львом — это слишком большая лесть, но…
— Мелочи меня не волнуют, ты, салага. Я делаю то, что хочу. А чутьё мне подсказывает, что ты будешь куда интереснее, если с тебя сорвать одну шкурку.
— …
— Вот я и пытаюсь её сорвать. Ты ведь и сам понимаешь, да? Что таким, как сейчас, тебе до меня не дотянуться и перед той красоткой, — кивком указал он на Ехидну, — сзади не покрасоваться, ты.
Юлиус горько усмехнулся. Поистине, глаз у Рейда был намётан, он всё прекрасно видел и прекрасно понимал, что Юлиус Юклиус — всего лишь человек, желавший казаться лучше, чем он есть.
— Именно поэтому я не изменю себе, — начал говорить Юлиус так, чтобы слышали все — и нахмурившийся Рейд, и мужественно смотрящая вперёд Ехидна.
— Чё сказал?
— Ваши слова, вероятно, справедливы. Я могу вспомнить немало подтверждений тому… В мире, где все меня забыли, я об этом не говорил, но я не являюсь прямым наследником дома Юклиус.
Историю Юлиуса Юклиуса, которую теперь помнил лишь Нацуки Субару.
— Мой отец покинул дворянскую семью и женился на простолюдинке — я родился в их союзе. Так что по происхождению я простолюдин. До тех пор, пока мои родители не погибли, и мой дядя, который и стал моим нынешним отцом, не забрал меня к себе, я не имел никакого представления о дворянском воспитании… А потому тот, кем я являюсь, — образ, созданный мной самим.
— Уродливое папье-маше какое-то…
— Наверно, и так. Я настоящий — это, наверное, невоспитанный ребёнок, который идеалов видать не видывал, носил простую, а не парадную, одежду и смеялся с друзьями в полях.
Не знающий этикета, не имеющий идеала, к которому можно стремиться, и живущий лишь одним днём — именно такое будущее было предначертано Юлиусу. Но это будущее, вместе с его настоящими родителями, было смыто внезапным наводнением и исчезло навсегда. Именно поэтому…
— Именно поэтому я буду играть роль рыцаря. Буду цепляться за этот образ и подавлять своё настоящее «я».
— Ты…
— Я, не знавший ничего, невежественный, встретил идеал… Я восхищался рыцарями. Я был очарован их доблестным и непорочным образом. Поэтому я буду верен этому восхищению.
Щёлкнула застёжка плаща, и во взгляде жёлтых глаз Юлиуса появилась сила. Выражение лица Рейда, до этого недовольное, сменилось с раздражённого на удивлённое. Он был поражён тем, что его слова отвергли, но он не мог найти, что возразить. Человек, бывший воплощением безрассудства, был захвачен речами Юлиуса.
И Юлиус, пользуясь этим, громко продолжил:
— Я неуклюжий человек. Всегда начинаю с формы, а не с содержания. Я верил, что если возьму в руки великолепный меч, оденусь в изящные одежды и буду изъясняться правильными словами, то стану похожим на них. Именно поэтому я буду стоять на своём. Буду держаться за эту показуху.
Он знал, что есть люди, которые презирают слова вроде «показухи». Вспомнившийся ему Нацуки Субару был, пожалуй, ярчайшим тому примером. Но Юлиус думал иначе.
— Выпрямить спину, привести в порядок одежду, принять облик того, кем хочешь быть, и сделать это посохом, что поддержит твою волю. Это и есть то папье-маше, которое я решил носить вечно.
— …
— Будут, конечно, те, кто будет смеяться над такой показухой. Но я верю, что ровно столько же найдётся и тех, для кого эта показуха будет ослепительно сиять… Так же, как я сам продолжаю стремиться к идеалу рыцарства.
Он не мог вспомнить, кто первым заронил в его сердце восхищение рыцарями. Но Юлиус стал рыцарем. Его называли «Безупречным» не только за его отточенное мастерство меча, отшлифованное искусство владения духами или подкреплённую ими силу. Но и потому, что сама суть Юлиуса Юклиуса считалась сутью рыцаря. Потому что его стремление казаться лучше сияло так ярко, что его считали «самым», «превосходным», «рыцарем».
И вот, речь закончена — Юлиус улыбнулся и повернулся к Ехидне. Он слегка покачал головой, обращаясь к ней, принявшей облик его любимой госпожи… К той, что до глубины души сожалела о том, что не смогла его запомнить. Он хотел сказать ей, что не нужно было терзаться чувством вины.
— Не было нужды бояться, сожалеть и сокрушаться о том, что меня забыли. Ведь моё существование живёт в самом рыцарстве, которое все знают и к которому все стремятся.
И то же самое можно было сказать о «них», что были здесь.
— Простите меня до сего дня, мои бутоны, — сказал он уже шёпотом. — Я цеплялся за утерянные узы, не желая вас отпускать, и заставлял вас постоянно тревожиться. Ныне я освобождаю вас от этого ярма.
На его шёпот откликнулись ставшие видимыми искорки тусклого света, сияющие яркими цветами, — шесть квази-духов, прекрасных созданий, олицетворявших шесть стихий и принадлежавших Юлиусу Юклиусу. Они были рядом с ним ещё до того, как он стал рыцарем, — существа, с которыми он был неразлучен. Они тоже забыли Юлиуса, когда Полномочие «Чревоугодия» отняло у него «Имя». Однако, влекомые нерушимым Контрактом, заключённым между духом и контрактором, и силой врождённой «Божественной Защиты Призыва Духов» Юлиуса, они не отходили от него, держась на расстоянии. Юлиус же, веря, что их отношения восстановятся, как только вернётся его «Имя», не отпускал их.
Какой же это был глупый поступок. Вероятно, из-за того, что всё изменилось, он не хотел менять то немногое, что осталось. Однако…
— Мои бутоны, которые так часто были со мной прежде. Я пользовался вашей привязанностью, не в силах отказаться от этой тёплой связи из-за своих сожалений. Я надеялся, что мы сможем вернуться к тем дням, как будто ничего и не было… От такого слабого, жалкого и недостойного себя я отказываюсь.
Словно в замешательстве, шесть квази-духов закружились вокруг Юлиуса. Он мягко протянул к ним руку. Увидев протянутую, словно насест, руку, квази-духи медленно приблизились к ней. И, обращаясь к тусклым огонькам, севшим на его руку, Юлиус улыбнулся.
— Во мне жил страх перемен. Но есть вещи, которые нельзя обрести без готовности потерять. Например, будущее, в котором я увижу, какие лепестки раскроют эти долго бывшие со мной бутоны — цветы, чьё имя любовь.
— …
Они ничего не ответили. Но казалось, они предчувствовали, что должно произойти. И Юлиус поступил именно так, как они ожидали.
— Мои бутоны! Я освобождаю вас. Простите, что так долго цеплялся за разорванные узы.
Квази-духи, окружившие руку Юлиуса, отлетели от неё, словно их отбросило. Это было похоже на удар, пронзивший лишь его и квази-духов, — острое, подобное молнии, ощущение. Связь, узы, Контракт, соединявший души, — всё это было разорвано. Это была боль, понятная лишь заклинателю духов, боль утраты существа, с которым ты был по-настоящему связан душой.
Юлиус не знал, но когда-то от такой же боли Эмилия рыдала и падала на колени. И он пережил эту боль, разом простившись с шестью духами, и на его душе остался шрам. Мерзкое чувство терзало его грудь, и Юлиус ощутил, как его душа отторгается.
Это была боль, в корне отличавшаяся от той, что он испытал, когда бутоны забыли его из-за Полномочия «Чревоугодия». И не только Юлиус, но и квази-духи испытали ту же боль и, должно быть, пожалели. Возможно, они проклинали шрам, оставленный на их душах, и жалели, что заключили контракт с человеком. Но…
— …и всё же, я вновь призываю вас.
— …
— Я люблю вас. Если вы примете признание этого гордеца, давайте заключим его заново… Наш с вами новый Контракт! — громко вскрикнул он, вновь воздев к небу опущенную было руку.
Услышав его призыв, разлетевшиеся квази-духи тихо замерцали на одно мгновение. Колебание и раздумье — всего на одну секунду.
Тёплый свет окутал всё тело Юлиуса Юклиуса. Он нежно и мягко проникал в рану души, оставленную разорванным контрактом. Была радость, был гнев, была печаль, была любовь, была и ненависть — все эти бесчисленные чувства копились между Юлиусом и ними более десяти лет. Забыв об этом всём, они начнут плести новую нить будущего. Он не знал, было ли это правильным решением, но он хотел, чтобы оно стало правильным.
Возможно, он ещё не раз ошибётся, не сможет всегда выбирать верный путь и будет совершать проступки, но каждый раз он будет создавать себя заново. Даже если он ошибётся, он не один, он не одинок; если он решит идти вперёд, у него есть идеал в лице великих предшественников; если он замедлит шаг, у него есть тепло бутонов, с любовью наблюдавших за ним; и если он посмотрит по сторонам, то увидит лицо госпожи, которой он поклялся посвятить свои убеждения, сформировавшие его.
И что же теперь могло испугать Юлиуса Юклиуса?
— Ведь так, мои прекрасные, расцветшие девы?
На этот зов ответили шесть бутонов — нет, шесть распустившихся дев. И родился свет…
— И впредь, глубоко, нежно раня друг друга, я буду идти по этому пути.
Боль от разорванного Контракта исцелялась вновь обретёнными узами.
Окутанный шестью ещё более таинственными, чем прежде, огнями, Юлиус Юклиус посмотрел вперёд — там стояла вершина, к которой он стремился как тот, кто посвятил себя мечу. Однако устремления Юлиуса Юклиуса лежали не на той вершине. А потому у него не было сомнений в том, чтобы прорубить себе путь к своему идеалу радужным светом.
— Прошу прощения за ожидание, «Святой Меча» Рейд Астрея… Рад знакомству.
Юлиус взмахнул рыцарским мечом, придержал плащ и элегантно поклонился. Затем он поднял голову и, полностью вжившись в образ «того», кем он восхищался больше всего на свете, представился:
— Я — «Безупречный Рыцарь», Юлиус Юклиус. Меч Королевства, что сразит вас.