Перевод: Энди
— О-О-О-О-ОХ! Ужас! Этот огонь просто адски жжётся! Просто адски! Он в семь раз горячее обычного! Сгоришь в нём — и умрёшь в семикратных муках!
Предо мной вознеслась стена белого пламени! Оно не сжигало прикосновением, а лишь источало жар — какая-то совершенно непонятная чертовщина! Честно говоря, это был чистой воды блеф: если перетерпеть жарищу, то прорваться можно.
И вот, чтобы толпа, в страхе топчущаяся на месте, не прознала правду, я, отчаянно изображая муки человека, охваченного пламенем, металась вдоль каждого из четырёх каналов, вовсю крича об опасности огня!
Ну, впрочем, хотя разум этих людей и помутился, инстинктивный страх перед огнём, похоже, никуда не делся, так что моя отчаянная пантомима, возможно, была пустой тратой времени, но если бы я этого не делала, то просто не выдержала бы ожидания!
— Госпожа Присцилла так легко говорит: «пой, танцуй и очаровывай», но…
Сказать по правде, если я начну петь с мыслью «а ну-ка я вас всех очарую-ю-ю!», то это уже будет чистое злодейство, что противоречит самой идее моего искусства.
Если в результате моего усердного пения в сердцах слушателей что-то отзовётся — это естественный ход вещей. И если этот естественный ход вещей их тронет, и они отблагодарят меня монеткой-другой, то мы все будем счастливы, и мир станет добрее!
Если же с самого начала думать лишь о вознаграждении, то эта корысть непременно просочится и в песню. А песня с привкусом корысти — это не то, чего я желаю.
Так что весь этот план с самого начала был, можно сказать, обречён!
— Вспоминаю свою хоть и короткую, но полную бурных событий жизнь… Папенька, маменька, вышвырнули меня в тринадцать лет со словами «это тоже учёба» и «пора становиться самостоятельной». Поначалу я вас даже ненавидела за то, что вы бросили меня на произвол судьбы, но теперь благодарю за то, что произвели на свет такую милашку. Ваша дочь была той ещё негодницей, но я никогда не пропускала ежедневную тренировку пресса, взращённого благодарностью и гневом по отношению к вам… Ах! А-А-А-А-А! ГОРЯЧО, ГОРЯЧО, ГОРЯЧО, СЛОВНО ВЕЧНОЕ ЛЕ-Е-ЕТО-О-О!!!
Стоило мне углубиться в благодарственные и не очень мысли о родителях, как я почувствовала, что кто-то собирается прорваться через стену огня, и возобновила свой пламенный танец. Ну хоть бы обстановку прочувствовали, а?!
Но, но, но, этот мой правдоподобный спектакль скоро раскроют! А как только раскроют, у меня не останется никаких средств, чтобы сдержать лопающийся по швам мешок терпения госпожи Присциллы!
Всё-таки не выйдет! Это конец!
— Аха-ха, у вас ещё хватает духу смотреть по сторонам? Та девочка, на которую вы возлагали надежды, выглядит совсем растерянной. Я прямо-таки ощущаю всем своим существом печаль и чувство тщетности, что заполнили её сердце. Оно плачет и болит. Вам её совсем не жаль?
— Ни капельки.
Пока я, схватившись за голову, вела обратный отсчёт до своего фиаско, в центре площади, окружённой горящими каналами, продолжалась битва и диалог между госпожой Присциллой и чудовищем по имени Сириус.
Хотя «диалогом» это можно было назвать с натяжкой. В основном Сириус говорила своим вкрадчивым тоном, а госпожа Присцилла, и в ус не дуя, решительно её обрубала — всё шло по заведённому порядку! Впрочем, и сама Сириус, несмотря на мягкую речь, размахивала цепями на обеих руках, и в этом не было ни капли спокойствия.
Рассекая ветер, полосуя воздух, железные цепи описывали непредсказуемые траектории! Извиваясь, подскакивая, челюсти железных змей атаковали госпожу Присциллу со всех сторон!
Звуки растягивающихся и сокращающихся цепей сливались в сплошной лязг. Мне даже показалось, что она заперта в клетке из цепей — настолько плотной была атака.
Каменные плиты, по которым проходились прямые удары, с треском разлетались, крошились и покрывались выбоинами, наглядно демонстрируя мощь цепей. Попади такой удар по телу, и от него, словно от укуса змеиного языка и клыков, осталось бы месиво, на которое страшно смотреть! А у обладательницы такой белоснежной, прекрасной кожи, как у госпожи Присциллы, эта жестокость была бы ещё заметнее!
И всё же, всё же, она встречала этот шквал ударов…!
— Раздражающе безвкусный шум, безрассудство, с которым ты разбрасываешься ударами, дешёвое оружие, в котором не чувствуется ни капли эстетики, и пустые, невыносимые оскорбления… Надо же было умудриться приготовить мне угощение, в котором всё до единой детали выводит меня из себя. Такая дерзость почти что восхищает.
— Госпожа Присцилла невероятна-а-а-а!!!
Со всех сторон на неё беспорядочно обрушивались цепи, а госпожа Присцилла с абсолютно скучающим видом отбивала их своим Мечом Света. Я ещё могу понять, как она отбивает удары спереди, сбоку, сверху и снизу, но как, КАК она парирует те, что летят со спины, которую она даже не видит?!
Более того, не знаю, особая ли это сила Меча Света, но при каждом соприкосновении место удара на цепи раскалялось добела. Огневая мощь была такова, что звенья мгновенно перегорали, и цепи становились всё короче! Если так пойдёт и дальше, у цепей просто кончатся «жизни», я уверена!
— Вперёд, вперёд, вперё-ё-ёд! Госпожа Присцилла, задайте ей жару-у-у!
— Вот, узри. Вот так звучит искреннее мнение, когда отбрасываешь всякие приличия. Хотя большинству было бы трудно так обнажить душу, это куда приятнее, чем слушать пустые разглагольствования. Впрочем, думаю, одной такой в мире будет достаточно.
— А?! Вы ведь сейчас похвалили меня, да? Похвалили?! Будем считать, что похвалили? Я буду радоваться, хорошо?! УРА, УРА! ПОЛУЧИЛОСЬ!
Даже если вы сейчас скажете, что это была не похвала, поздно, я уже обрадовалась!
Воодушевлённая моей поддержкой, госпожа Присцилла ринулась в атаку ещё яростнее. Она уверенно шла вперёд, перерубая одну цепь за другой. Под таким напором даже Архиепископ Греха «Гнева», это чудовище, дрогнула! Казалось, ей оставалось лишь ждать, когда её пошинкуют! Словно картошка на разделочной доске!
— Постойте, госпожа Присцилла, вам нельзя её разрубать! Если вы это сделаете, нас ведь всех тоже разрубит на кусочки-и-и-и!
— Хм, верно. Я слишком увлеклась.
Фу-ух, опасно! Если бы я её сейчас не остановила, она бы точно нанесла решающий удар!
Оттеснённая Сириус, воспользовавшись тем, что госпожа Присцилла остановилась, сделала большой прыжок назад. Вообще, невероятная сила госпожи Присциллы — это одно, но то, как с ней сражается её противница, — тоже что-то с чем-то! Разве обычные люди могут так двигаться?
— Я столько вам говорю, а вы так упрямо не открываете своё сердце… Редко встретишь подобное. Интересно, что же заставляет вас так крепко держать его на замке?
Оказавшись на расстоянии, Сириус проговорила это, разглядывая свои руки. Цепи заметно укоротились, но стоило чудовищу слегка повернуть руками, как они со звоном восстановили свою длину. Похоже, на руках у неё их намотано ещё очень много. Интересно, а кровь в жилах от этого не застаивается?
— У каждого, в большей или меньшей степени, в сердце есть трещинка. Пока мы живы, у нас есть чувства, и оттенок этих чувств, проглядывающих изнутри, каким бы он ни был, есть у всех… И то, что вы так крепко держите в себе, наверняка найдёт понимание, стоит лишь это показать.
— ...
— У вас тоже есть сердце, способное грустить, и чувства, способные сбивать с толку. Не показывать свою слабость — одно из условий силы, но… это вершина, которую можно достичь лишь в одиночестве. Человек ограничен в том, что он может сделать один. Лишь соединившись с другими, он может увидеть новые высоты. И чтобы достичь этого места, где можно увидеть других, необходимы сочувствие и взаимопонимание.
Сириус, покачиваясь, обращалась к молчащей госпоже Присцилле.
Её голос проникал в самое сердце. Её манера держаться была дружелюбной и сочувственной. Её жесты мягко снимали чужую настороженность. А слова её затягивали в пучину безумия.
Это походило на сладкий яд, что медленно растворяет волю. У меня от него даже руки и ноги онемели.
— Не позволите ли вы мне помочь вам найти взаимопонимание с другими? Ваше истинное «я» исполнено глубокой любви, и вы любите этот мир. Вы хотите быть любимой. Я это знаю. Я хочу, чтобы и другие это поняли. Чтобы вам больше никогда не пришлось проводить ночи в одиночестве и тоске.
— Надо же, как ты беззастенчиво болтаешь, основываясь на собственных домыслах и фантазиях. Если ты ни на йоту не сомневаешься в своих словах, то ты и есть истинная безумица.
— Что ж, благодарю вас. Это прозвище больше подходит моему мужу. Так лепечут в бреду грешники, которые завидуют, ревнуют и не способны ни на грамм постичь его великолепие.
— Разговор окончен. Моё — это моё. Твои россказни — и есть самый настоящий бред. Тебе не зачерпнуть даже пенку с поверхности моей души.
Госпожа Присцилла своей несокрушимой волей отбросила эти сладкие и парализующие предложения. Однако в силе воли Сириус не уступала. Словно ожидая такого ответа, чудовище, склонив голову, промолвило:
— «Не зачерпнуть даже пенку»… Упрямство, дошедшее до предела… да? В таком случае, как вам такое развлечение? «Ирис и Терновый Король».
— ...
— Или, может быть, «Рыцарь Розы Тилеоса»? А как насчёт «Гильотины Магрицы»?
Я не поняла смысла этих названий, что произнесла Сириус. Не поняла и цели, с которой она это сделала.
Но эффект был мгновенным.
— Сдохни.
Едва она это прошептала, как её фигура исчезла из виду.
Я только успела подумать «а?», как расстояние между госпожой Присциллой и Сириус сократилось до нуля. Она занесла Меч Света, и его лезвие безжалостно устремилось к шее Архиепископа Греха. Мир вокруг удивительно замедлился, и я даже смогла разглядеть траекторию клинка.
Стоило лишь проследить за ним, и тонкая шея Сириус была бы перерублена.
И если бы это случилось, то и моя шея, и шеи всех вокруг полетели бы следом.
Может, потому я это и осознавала, мир и замедлился? Знаете, говорят, перед лицом смертельной опасности у человека включается невероятная концентрация, и мир кажется жутко медленным. Может, это тот самый случай?
Но если так, то что могли сделать я или толпы других людей в ситуации, когда чаша весов их жизней была в чужих руках?
Красное сияние Меча Света продолжило свой предрешённый путь сквозь воздух…
— Э?
Моё сознание не успевало за происходящим, и я лишь смогла издать глупый звук.
Звук издала я, чья голова всё ещё торчала на маленьком туловище. И неудивительно. Шея не была отрублена. Ни моя, ни Сириус.
Вместо этого тело госпожи Присциллы, ринувшееся на Сириус, отбросило далеко назад.
Она встретила лобовой удар цепей Сириус и в неустойчивой позе полетела прочь.
— Госпожа Присцилла?!
Я закричала, видя, что она летит явно не по своей воле.
Я даже не успела подумать о том, что если госпожа Присцилла проиграет, то ситуация станет безнадёжной. Это был крик чистого, инстинктивного страха. Но госпожа Присцилла, совершив в воздухе кувырок назад, вонзила Меч Света в каменные плиты, чтобы остановить падение.
— Не шуми, я не приняла удар всем телом.
Так она ответила на мой крик и, издав стук высоких каблуков, приземлилась. Но сразу после этого изменилось её ожерелье. На нём было три зелёных самоцвета, и один из них вдруг рассыпался в пыль.
Словно он принял на себя удар, предназначенный госпоже Присцилле.
— Моё ожерелье ответит тебе, и цена будет высока.
— Вот как. Вы заставляете то, что вам дорого, принимать ваши раны на себя. Какой в высшей степени «надменный» образ действий… Нет-нет, что вы, конечно же нет.
— Грязные домыслы, верх беспардонности. Столько оскорблений не искупить и тысячей смертей. Твоя смерть будет такова: ты будешь гореть, гореть и никогда не сгоришь дотла в вечном пламени.
Госпожа Присцилла кипела от ярости, обращаясь к Сириус, которая сохраняла невозмутимый вид. Сияние Меча Света в её руке стало ярче… или, скорее, горячее? Даже с моего места её фигура подрагивала, словно в мареве жаркого летнего дня.
Глядя на это, я и помыслить не могла, что госпожа Присцилла может проиграть… но ведь только что произошло нечто необъяснимое.
Чудовище Сириус, похоже, спровоцировала госпожу Присциллу какими-то непонятными словами. Та легко поддалась на провокацию и бросилась в атаку, но её не то чтобы встретили в лоб, потому что её движения были очевидны.
Нет, конечно, это всего лишь моё дилетантское мнение, и если мне скажут: «Тебе показалось, что она двигалась так быстро, что исчезла, а для Сириус это было не так уж и быстро», — я не смогу возразить. Но всё же, я думаю, дело было не в этом.
Потому что в момент удара Мечом Света движение госпожи Присциллы замерло.
Иногда говорят «движение замерло», имея в виду эффект от той самой концентрации, но здесь было нечто иное. Мне показалось, что она остановилась по-настоящему, полностью и абсолютно.
Я не верю, что госпожа Присцилла могла остановиться в такой неестественной позе по своей воле. И не думаю, что человек в принципе способен на такое. А значит, в этой остановке была замешана какая-то неведомая сила. Как вам такая версия?
— Не нужно так злиться. Вы всегда выглядите рассерженной, но ведь это так утомительно, от этого лишь иссыхает душа, разве нет? «Гнев» — это могила для самого омерзительного чувства на свете. Человеческое сердце живёт чувствами… а значит, оно должно быть всегда наполнено радостью и весельем.
— Эт-т-то, исходя из этой вашей теории, люди снаружи не выглядят особо счастливыми-и-и…
— Хм?
Ой?! Я что, это вслух сказала?!
Чудовище Сириус уставилась на меня, и её выпученные глаза, видневшиеся сквозь бинты, крепко меня схватили. Й-и-ик, вот так влипла, ткнула палкой в осиное гнездо!
— Верно. Сердца людей снаружи сейчас во власти тревоги и скорби. Это печально, но это результат того, что их сердца полны сострадания и любви к другим.
— Ч-что вы имеете в виду?
— Попав под влияние моего Полномочия, люди распахивают свои души и начинают общаться сердцами. Тогда они делятся даже теми чувствами, что держат в себе и не могут выразить словами. Люди — благородные существа, способные сопереживать и сочувствовать. Сострадая другому и видя его печаль, они и в своём сердце рождают печаль. А тот, кто видит эту новую печаль, рождает в своём сердце ещё одну. И так, капли печали превращаются в пруд, затем в озеро, а после — в великую реку.
Ну и речи она задвигает!
То есть, чем больше людей собирается рядом с ней, тем сильнее раздуваются их эмоции до опасных пределов. Так вот в чём фокус с тем, что все жители города разом то впадали в ярость, то рыдали навзрыд… это не просто дестабилизация психики.
И она называет это взаимопониманием.
— Если тебе их жаль, то почему бы тебе первой не спасти этот невежественный люд? Если же ты будешь лишь сетовать, твои речи ничем не будут отличаться от занудных проповедей даже для этих простолюдинов.
— Да, я понимаю ваши слова. Я и сама сломлена собственным бессилием. Однако у меня есть способ спасти тех, кто сейчас тонет в печали!
Словно у неё родилась гениальная идея, Сириус радостно хлопнула в ладоши.
Ничто не предвещало, что «гениальная идея» чудовища исправит ситуацию, но ни я, ни госпожа Присцилла не вставили ни слова. Что творилось в её душе, я не знала, но моя собственная душа была в смятении.
От невыразимых чувств грудь горела, и в ней всё бурлило.
— Способ спасти тех, кто тонет в печали… это вытеснить печаль радостью и счастьем. То есть, я, как источник спасения, сама должна стать счастливой!
— ...
— И надо же такому случиться, в этом городе оказался мой муж, с которым мы были временно разлучены! Мне нужно лишь подтвердить и вернуть нашу любовь. Гармоничные отношения супругов — символ счастья. Если я буду переполнена радостью, я смогу спасти всех, кто погряз в скорби. Разделив со мной счастье, все спасут свои души!
Сириус что-то говорила, госпожа Присцилла смотрела на неё с холодным лицом, а я, глядя на всё это, тоже размышляла о своём.
На этот раз я понимала, что не могу просто сбежать от реальности и сделать вид, что ничего не происходит. Точнее, я поняла. Поняла окончательно и бесповоротно, что чудовище по имени Сириус Романе-Конти — наш враг.
— ...
Я подняла голову и оглядела горящие каналы с четырёх сторон. За стеной белого пламени виднелись тени людей, неспособных преодолеть преграду. Всех их терзали навязанные чувства, все они потеряли себя, и ими играли, как хотели.
Они походили на мертвецов, и я слышала их голоса.
Мой слух — особенный. Как менестрель, я больше всего горжусь своим голосом и слухом. И голоса этих людей бесконечно, бесконечно отдавались эхом в моей голове.
Страшно, грустно, помогите, больно, почему, за что, не хочу.
Словно закручивался вихрь проклятий, словно не прекращались рыдания, я слышала их голоса.
И это они называют результатом взаимопонимания? Результатом единения? Но ведь единство — это нечто иное, так ведь?
— Нужно… освободить их…
Стать единым — не значит стать одинаковым.
Мужчины и женщины, взрослые и дети, младенцы и старики, люди и полулюди — их так много, и все они разные.
Свалить их всех в одну кучу, перемешать в кашу и заявить: «Вот теперь все друг друга поняли и стали единым целым!» — это же нелепо!
Это просто нелепо!
— Тебе нет нужды становиться счастливой. Просто прекрати свои дерзкие фокусы и умри в одиночестве.
— Ни за что. Хватит тешить себя мыслью, что вы одиноки, потому что вас не понимают. Если вы не знаете, что такое счастье, почему бы не взглянуть на моё? Возможно, познав радость воссоединения с любимым, вы поймёте, каково это — стать невестой?
— К несчастью, я уже семь раз шла под венец. И ни разу это не было и близко похоже на счастье. Не смей мерить меня своими жалкими мерками, меня от этого тошнит.
— Семь раз… Хм-м…
Госпожа Присцилла, отмахнувшись от слов Сириус, как от бреда, обрушила на неё свой Меч Света. Но Сириус встретила удар шквалом цепей. Посыпались искры, отрубленные звенья разлетелись, и от силы удара обе фигуры отскочили друг от друга.
Перерубленные цепи. Белый, не сжигающий огонь. Скорбящие люди, чьи голоса не могут быть услышаны.
В моей голове всё это медленно складывалось в единую картину. Возможно ли это?
Если моя догадка верна, если я права, то это… не невозможно.
— Я столько времени потратила, чтобы по-настоящему воссоединиться со своим единственным… а у тебя было семь шансов, и ты все их упустила.
— Не вини в отсутствии своего очарования меня. Тот несчастный, что тебе приглянулся, наверняка даже не смотрит в твою сторону…
— МЫ С НИМ КРЕПКО СВЯЗАНЫ И ЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА-А-А!!!
Я невольно подпрыгнула от этого яростного крика.
Сразу после него площадь пронзила огненная змея, раздувшаяся до алого цвета! В тот момент, когда госпожа Присцилла отразила мечом цепи, пущенные из рук Сириус, по этим цепям ударило пламя, и ужасающий огненный поток поглотил её тело.
Огненная змея раскрыла пасть и с головой вцепилась в тонкую фигуру госпожи Присциллы. Она безропотно исчезла в этом сверхмощном пламени. Когда огонь рассеялся, её выбросило на площадь. То, что она, почти падая на бок, инстинктивно оперлась на меч, было проявлением её гордости. Но после такого огня у госпожи Присциллы должны были быть ранения, однако… их не было.
Но снова со звоном раскололись самоцветы на её ожерелье. На этот раз сразу два. Крепление ожерелья треснуло, и оно со стуком упало на землю.
— Мы с ним глубоко любим друг друга! Он, мой честный и верный, просто не может бросить то, что сам начал! А какие-то шлюхи принимают его верность за какую-то невинную любовь! А-А-А! А-А-А-А-А! КАК ЖЕ РАЗДРАЖАЕТ!
Госпожа Присцилла снова выжила, пожертвовав ожерельем, но поведение Сириус резко изменилось. Чудовище, оскалив зубы, разразилось потоком грубой брани, а её руки охватил багровый огонь.
— Почему вы все так бесцеремонно терзаете моё сердце?! Сильное, сотрясающее душу чувство, «Гнев» — это страсть! Дрожь обращается в жар и испепеляет грешника вместе с его грехом! Ты тоже этого хочешь, эгоистка чёрто-о-о-ова!
— Чей бы рот, чьи бы глаза это говорили!
Сгорая в том самом «Гневе», который сама же и ненавидела, Сириус вскинула руки. Над её головой возник огненный вихрь. Если раньше это были две тонкие огненные змеи — по одной из каждой руки, — то теперь, после того как она скрестила руки, они слились в одну, гигантскую.
Она резко опустила руки, и огромная огненная змея, плавя каменные плиты, ринулась на госпожу Присциллу. А та, вместо того чтобы уклониться, приготовилась принять удар.
Она ударила снизу вверх, и острие её Меча Света врезалось в голову змеи, которая была во много раз больше клинка. Раздался звук, непохожий на столкновение меча и цепи, и огненная змея промахнулась!
Но госпожу Присциллу отбросило силой удара, так что о контратаке не могло быть и речи!
Когда Сириус пришла в ярость, и огненные змеи начали носиться по площади, ситуация резко изменилась. Госпожа Присцилла перешла к обороне, и теперь цепи и огонь преследовали её по пятам.
Почему? Как так? Нет, я, конечно, вижу, что Сириус невероятно сильна, но, вспоминая начальное преимущество, я не думаю, что госпожа Присцилла слабее. Я слышала, что Меч Света днём потребляет много энергии. Неужели сейчас пришла расплата?
Или же… не может быть… но что, если…
Госпоже Присцилле не то чтобы не хватает сил для атаки…
— Из-за меня?!
Она не может нанести решающий удар, потому что тогда и я, и все остальные вокруг тоже будут «разрублены на кусочки».
Чтобы этого не случилось, она выигрывает время?! Но… чтобы такая высокомерная и эгоистичная госпожа Присцилла поступала так?!
— Готовься петь. Когда сияние Меча Света потускнеет, я, что бы ни случилось, отрублю голову этой пошлой твари. Так что успей до этого.
В этот момент в моей голове прогремел гром!
Прямо перед началом этой битвы госпожа Присцилла сказала мне это. Точно сказала!
Она велела мне приготовиться петь, пока сияние Меча Света не иссякло. А когда это время придёт, она безжалостно снесёт голову Сириус, и мы все отправимся следом.
Но ведь это значило, что до того момента она не будет этого делать и будет ждать! Это ведь имело гораздо больший вес, чем я думала!
Значит, госпожа Присцилла ждёт. Ждёт, пока я приготовлюсь петь.
По крайней мере, до тех пор, пока она сможет нести ответственность за свои слова.
— Н-ну-у-у-ун! Му-у-ун! Му-у-у-у-у-ун!!!
Какая зануда! Ну что за человек, какая зануда! Любит — так бы и сказала! Она точно меня любит. Нет, ну, она говорила, что я ей нравлюсь, так что, получается, говорила. А-а-а, чёрт, как же не хочется, как страшно, но, наверное, придётся!
— Госпожа Присцилла-а-а!!!
Если вы и вправду сражаетесь с такими занудными мыслями в голове, то вы сразу поймёте, что я задумала! Я указала на каменную башню, охваченную пламенем Сириус.
Она, бросив на меня взгляд, увидела, куда я указываю…
— Хо.
Она усмехнулась. Своим страшным лицом и страшными глазами, но с таким невероятно надёжным видом.
Её лицо было настолько зловещим, что уже и не поймёшь, кто из них Архиепископ Греха!
— НЕЧЕГО ПО СТОРОНАМ СМОТРЕТЬ!!!
— Справиться с тобой — для меня минутное дело. Не лезь в мои дела.
Приняв удар цепи плашмя меча, она отпрыгнула назад. Тело госпожи Присциллы набрало скорость и, совершив, казалось бы, один-единственный прыжок, она приземлилась прямо у башни. Она взглянула на горящую контрольную башню, вонзила острие Меча Света в её основание и произнесла: — Какой уродливый поджог. Истинно прекрасный свет сияет вот так.
Разницу в красоте между огнями дилетанту не понять.
Но даже дилетантским взглядом было ясно, что пламя, которое теперь охватило каменную и контрольную башни, было совершенно другим!
Поднимающееся и колышущееся белое пламя было таким же, как и то, что горело в каналах.
Огненные змеи из цепей Сириус были алыми, они сияли и излучали невероятный жар, но огонь Меча Света обладал какой-то священной аурой, что заставляла колебаться, прежде чем к нему прикоснуться.
Нет! Я же его уже потрогала, было очень больно, так что сейчас не могу такого говорить!
— Сцена готова. Что ж, постарайся.
— ЕСТЬ! БУДЕТ СДЕЛАНО!
Охватив контрольную башню новым пламенем, госпожа Присцилла бросила мне эту фразу. Я, громко ответив, со всех ног бросилась к башне.
Наблюдавшая за этим Сириус, которая, казалось, была готова взорваться от ярости из-за любой мелочи, направила на нас обе руки!
— Что ты себе позволяешь с огнём любви, который я зажгла для него?!
— Сжигать целое здание в знак любви — так вели себя только отсталые феодалы из прошлого, вам бы так не делать!
Сказала, сказала! Высказала всё! Уа-ха-ха-ха-ай!
Я почувствовала, как за моей спиной, пока я бежала и кричала, опускается занесённая цепь Сириус! Горящая цепь! Жарко! Жарко!
Попади она по мне, и моя голова разлетится на куски, не успев даже поджариться, но я, несясь сломя голову, не обращала внимания на то, что происходит сзади! Ведь, знаете ли…
— Пока я не увижу, что она вытворит, мне тоже придётся приложить все усилия.
— Тц!
Словно меняясь со мной местами, госпожа Присцилла приземлилась прямо под падающую цепь. Её Меч Света скользнул над головой и смёл все языки пламени, что дождём сыпались вниз!
За спиной раздался непрерывный грохот возобновившейся битвы между госпожой Присциллой и чудовищем, а я тем временем наконец-то добралась до своей цели — горящей каменной башни.
— Кх… кха!
Я вроде пробежала не так уж много, но запыхалась, и тело стало тяжёлым! Честно говоря, сейчас я больше всего хочу выпить холодной воды и рухнуть в постель. Негоже странствующему менестрелю такое говорить, но я так привыкла к тепличным условиям, что уже не могу без мягкой кровати!
— А-а-а, ну вот… это всё из-за вас, господин Киритака, и всех остальных!
Вы удержали меня в этом городе и так хорошо со мной обращались! И ребята из «Чешуи Белого Дракона», и все жители города так меня баловали, а господин Киритака так усердно за мной ухаживал, что мне даже становилось не по себе! И из-за этого! Из-за того, что я была в этом городе, я, странствующий менестрель, совсем размякла!
Поэтому пора бы мне… вспомнить, что такое работать в поте лица!!!
— И-и-и-и-и-и-и-и!!!
Собравшись с духом и стиснув зубы, я прижала к груди свою лютно и бросилась в горящую контрольную башню! Горячо, горячо, горячо, ГОРЯЧО-О-О!!!
— Гх, кх…
Невероятный жар обрушился на меня, словно ударная волна.
И всё же, хоть я и чувствовала этот жуткий зной, ни кожа, ни волосы, ни моя лютня — ничего не загорелось. Этот огонь был горячим, но не сжигал.
Когда я прикоснулась к белому пламени в каналах, была боль, но ожогов не было. Поэтому я и подумала, что этот огонь от Меча Света — просто блеф.
Но я ошиблась, ошиблась.
Меч Света госпожи Присциллы перерубал железные цепи Сириус. Один и тот же огненный меч — но что-то он сжигал, а что-то нет.
Пламя госпожи Присциллы выбирало, что сжигать. А значит, оно могло выбирать и то, что сжигать не будет.
— Х-х-х-х-х!
Поэтому это белое пламя, что охватило контрольную башню, сейчас не сжигает моё тело!
Мне так жарко, что я вот-вот сгорю, так больно, что, кажется, умру, так мучительно, что хочется кататься по полу, но я не горю, не сгораю, и это не смертельно!
Глаза плавятся, язык съёживается, волосы горят, кожа покрывается волдырями, лютня горит, кости трескаются, плоть обугливается, сознание улетает — всё это иллюзия!
Не горячо, горячо, горячо, горячо, не горячо, не горячо, горячо, умру, не хочу умирать, горячо, не горячо, горячо-горячо-горячо-горячо, но-о-о-о!
Я взбегала по контрольной башне. Первый этаж, второй… сколько тут вообще этажей?! Где крыша?! Куда добралось пламя? Куда ни глянь — белое пламя, жарко, жарко, за что мне такие мучения, жарко, отчаянно жарко, почему я…
— …!!!
Хочется закричать от жара, заорать во всё горло, пока оно не лопнет.
Но нельзя. Если я сейчас закричу, то от боли точно сразу же лишусь голоса. Этот голос я отдать не могу. И пальцы тоже. Хочется царапать, бить руками обо всё подряд, чтобы выплеснуть боль. Нельзя, запрещено, если повредить пальцы, я не смогу играть.
Глаза — ладно, кожа — ладно, волосы — ладно, пусть плавятся.
Но горло — нельзя, пальцы — нельзя, слух — тоже не отдам, всё это мне ещё понадобится.
Я взбежала по лестнице, выбила ногой на удивление толстую дверь, и прямо передо мной оказалось ночное небо. Подул ветер, снизу поднимался всё нарастающий жар, но стен уже не было. Пошатываясь, я добежала до края каменного пола и посмотрела вниз.
Свистел ветер, внизу кто-то в красном и кто-то в белом размахивали чем-то опасным, а вокруг белого пламени толпилось множество плачущих и кричащих людей.
А мне было так жарко, так жарко, что я думала, вот-вот умру.
И жар никуда не делся. Пятки горят, а от ветра белое пламя разгорается ещё сильнее, и вдруг в груди начинает стучать всеобщая печаль, и я едва сдерживаю рыдания…
— Хлюп, хлюп-хлюп… Ну-у-у, эт-т-то будет в-выступление всей моей жизни!
Жарко, больно, вот-вот умру — и всё ради того, чтобы добраться сюда! Отсюда я всех вижу, и мой голос до всех дойдёт.
Хоть я и на грани смерти, но прежде чем умереть, у меня есть дела.
— Эй вы, кто далеко — слушайте! Кто близко — ещё и танцуйте! А кто ещё дальше — я буду петь ещё громче, так что навострите ушки! Лилиана Маскарад споёт, сыграет и спляшет для вас! Слушайте же и внимайте! «Небо, что рассвет опережает»!!
Что ж, выплесну-ка я наружу всю эту пламенную страсть!