Что же я сделал не так?
Когда у Субару было время подумать, он неизбежно думал именно об этом.
Как бы он ни гнал от себя эти мысли, они упорно возвращали его в тот вечер, заставляя снова и снова прокручивать в голове картину, как девушка с серебряными волосами отворачивается и уходит.
Что же я сделал не так?
Спрашивал он себя каждый раз, когда этот образ всплывал в памяти.
Субару и сам признавал, что наговорил лишнего.
Её слова, сыпавшиеся одно за другим, загнали его в угол. Наверняка сказалось и то, что до этого его попросту избили. В итоге с языка сорвалось совсем не то, что он хотел сказать, и это стало той чертой, что разделила их.
Были ли это просто слова, вырвавшиеся в сердцах, пустой звук, сказанный лишь в тот момент?
Или же, наоборот, именно потому, что они вырвались так внезапно, они и были теми самыми мыслями, что всегда таились в глубине души?
Он уже и сам не знал, где в тот момент были его истинные чувства.
После их разрыва он впал в полное оцепенение, и следующее его воспоминание начиналось лишь с того момента, как Рем вывела его из комнаты ожидания в королевском замке и усадила в драконью повозку, направлявшуюся в особняк Круш.
Он помнил, как она и Феррис о чём-то говорили с Рем, не обращая внимания на его оцепеневшее состояние. Смысл их разговора до него не доходил, но единственным спасением было то, что всё это время Рем не отпускала его руку.
Одно лишь это тепло давало ему понять, что последняя ниточка ещё не оборвалась.
— Эй, братец.
Мысли, уже начавшие перетекать из воспоминаний в тягучие раздумья, были прерваны внезапным окликом.
Он понял, что к нему обращаются зычным, грубоватым голосом, и, моргнув, вернулся в реальность. Прямо перед ним…
— Прошу тебя, братец. Не стой перед моей лавкой с таким отсутствующим взглядом.
…стоял мужчина со шрамом через всё лицо и хмурил брови.
Столкнувшись лицом к лицу со столь внушительной физиономией сразу после возвращения в реальность, Субару медленно протёр глаза и, глубоко выдохнув, произнёс: — Слышь, дядь. Мне кажется, не очень-то вежливо так давить на покупателя.
— Я и не давлю! Скорее, беспокоюсь! Эх, видел бы ты, как я переполошился, когда потерял с тобой связь!
Взревев, хозяин лавки со всей силы ударил по прилавку могучим кулаком. Фрукты, лежавшие на витрине, подскочили и вылетели из корзин. Описав дугу, они полетели в сторону толпы и уже готовы были упасть на землю, где их ждала неминуемая участь быть раздавленными и превратиться в пятно на чьей-то подошве, но…
— Нельзя так расточительно обращаться с едой.
Подол её юбки взметнулся от плавного, как ручей, движения, и Рем легко приземлилась прямо перед лавкой. В её приподнятом переднике, который она держала на манер корзины, мягко приземлились все падающие фрукты.
Кадомон выдохнул одновременно с облегчением и восхищением от такой ловкости. Когда девушка протянула ему спасённые фрукты, он поднял руку: — О-о, спасибо, выручила, дочка. И послушай доброго совета: не связывайся ты с этим парнем с дурным взглядом. С ним ты счастья не найдёшь.
— Эй-эй-эй, ты чего это говоришь, а? Говоришь? Моя спутница только что спасла твой товар от гибели, вообще-то! А теперь, давай-ка, слова благодарности!
— Но поводом для этой гибели тоже был ты! И вообще, я не думаю, что сказал что-то не по делу.
Расставив товар обратно по полкам, хозяин лавки сложил свои могучие руки на груди, фыркнул и перевёл взгляд с Субару на Рем, стоявшую рядом с ним.
— А эта девушка не та, что была с тобой в прошлый раз, да? Та, что была до неё… хм, почему-то я её не особо помню. А раз не помню, значит, эта — симпатичнее. Таким беспринципным типам, как ты, отдельное место в аду уготовано.
— Чего тебе, дядь? Ты из тех, кто не верит в дружбу между мужчиной и женщиной? Хватит сводить всё к любовным интрижкам. Да и вообще…
Он хотел было спросить, почему тот забыл Эмилию, но понял, что одна мысль об этом причиняет острую боль в груди, и замолчал. И вместе с болью пришло и осознание причины забывчивости хозяина лавки, и он сам для себя всё понял.
Заметив, что парень замолчал, Кадомон бросил на него подозрительный взгляд, а затем, пользуясь моментом, шёпотом обратился к Рем: — Ну вот, видишь, какой невозмутимый вид? Полюбишь такого — намучаешься.
— Спасибо за заботу… Но Рем делает это по собственному желанию.
Девушка зарделась и украдкой бросила взгляд на Субару. От пылкости этого взгляда Кадомон лишь пожал плечами и с сожалением отступил, понимая, что дальнейшие слова будут бестактны.
Однако тут же его глаза округлились. Предварив свою речь словами «но это одно, а есть и другое», он добавил: — Про любовь — это ладно, но я не отказываюсь от своих слов, что парень он рисковый… Надо же было додуматься незаметно пробраться на повозку, едущую в замок. Это ж каким самоубийцей надо быть.
За шумом толпы его обычный голос вряд ли был слышен окружающим, но Кадомон, понимая всю серьёзность темы, предусмотрительно понизил голос, произнося эти слова.
От них у Субару к горлу подкатил горький ком. Он виновато почесал затылок и начал оправдываться: — А-а, насчёт этого я виноват… возможно, так думаю… или, скорее, нет, не могу не думать, что виноват, как гора Фудзи.
— Так ты в итоге виноват или нет?
— Прошу прощения. И за то, что не пришёл доложить сразу после этого, тоже.
— Вот именно, — проворчал Кадомон.
Глядя сверху вниз на затылок склонившего голову Субару, он с шумом выдохнул, выпуская гнев. Не меняя сердитого выражения лица, он продолжил: — И старик Ром тоже пропал, связи никакой. Я уж думал, совсем дело дрянь, да так, что даже тот же Хэнехехе чуть ли не готовил побег из города. Я и сам уже голову ломал, как всё жене и дочке объяснить и что им соврать.
— Надо было честно во всём признаться и предстать перед ними в роли презренного контрабандиста.
— Заткнись, главарь шайки.
Субару, с лёгкостью отбросив свою недавнюю кротость, съязвил, на что хозяин лавки лишь цыкнул языком. Затем, поглаживая шрам на лице, он продолжил: — Ну, в тот день в замке произошло кое-что весьма крупное. Под шумок этого события ваши мелкие преступления и не всплыли наружу. Так что вам повезло.
— Ага, точно. Зато теперь мы знаем дыры в паршивой системе безопасности этого замка. В следующий раз пойдём на крупное дело — ограбим сокровищницу, босс!
— Больше я тебе помогать не буду! В следующий раз пусть тебя поймают и отрубят голову! — воскликнул хозяин и провёл ребром ладони по шее, высунув язык. Субару в ответ лишь испуганно помотал головой.
Но затем слова «крупное событие» зацепились в его сознании, и он с тихим выдохом произнёс: «Ах, вот как».
— Значит, новость о Королевском Отборе уже разлетелась по всей столице.
— Естественно. Для жителей королевства это не какая-то там посторонняя забава, над которой можно посмеяться. Речь ведь идёт о выборе короля. И это не вопрос ближайших нескольких лет, а поворотный момент, который определит судьбу королевства на следующие четыреста лет его истории. Сейчас только об этом и говорят.
Услышав реплику Субару, Кадомон ответил с каким-то лихорадочным возбуждением в голосе. Затем он кивнул: «Гляди», — и повернул голову Субару в сторону высокой доски объявлений, заметной даже на оживлённой торговой улице.
— Ну, если это не на и-глифах, я всё равно прочитать не смогу.
— Эх ты, бездарь. А вывеску моей лавки ты хоть можешь прочитать?
— По-моему, там нарисованы какие-то пиктограммы, похожие на и-глифы, но почерк такой неразборчивый, что ничего не понять.
— Брехня. Сейчас модно писать так, с выпендрёжем, будто бы небрежно.
— Тому, кто только учит язык, такие выкрутасы даются тяжеловато. Вот погоди, как только я освою всю азбуку этого мира от «а» до «я», я введу в моду какую-нибудь вариацию «гяру-модзи».
Таков был дерзкий план Субару по захвату истории письменности.
Для этого нужна была способность воспринимать буквы не как буквы, а как образы, картинки. Или же умение стирать грань между реальностью и вымыслом. В последнем он был весьма уверен.
Так или иначе…
— И что в итоге написано на этой доске?
— Заголовок я тебе уже сто раз говорил. «Королевский Отбор объявляется открытым».
Видя, как Субару скривился от такого неинформативного ответа, Кадомон махнул рукой, сдаваясь.
— Ладно, ладно, сейчас я тебе всё зачитаю… Дочка, присмотри-ка за лавкой.
— Слушаюсь.
Кадомон вышел из-за прилавка, а Рем, ничуть не удивившись, тут же скользнула на его место.
Её непринуждённость выглядела настолько странно, что Субару лишь помотал головой.
— Ты так запросто пускаешь за прилавок незнакомку! И ты, Рем, тоже так легко соглашаешься!
— Всего-то и делов — посмотреть на ценник и отсчитать сдачу. Да и покупателей всё равно не будет.
— Ну вот, наконец-то сам это признал!
По весёлому лицу Кадомона было видно, что ему даже полегчало от этого признания. Он повёл Субару за собой, оставив Рем за прилавком, и они шагнули в людскую толчею. Пересекши улицу, полную самых разных рас, они подошли к доске объявлений, которая возвышалась над головой высокого Кадомона ещё на две головы.
Перед доской уже стояли люди, которые, как и они, остановились, чтобы пробежаться глазами по тексту. Вытянув шею из-за их спин, Субару тоже принялся следить за непонятными ему символами, пока Кадомон читал: — Здесь извещение о начале Королевского Отбора и его краткое описание. Короля нужно избрать до церемонии Божественного Дракона через три года, чтобы потом провести ритуал. И ещё тут немного написано про кандидатов.
Субару, уже было потерявший интерес к известной ему информации, встрепенулся при слове «кандидаты».
Он удивлённо вскинул брови. Кадомон, заметив это краем глаза, с пониманием кивнул.
— Вижу, кандидаты тебя интересуют. Всего их пятеро. Самые известные из них — герцогиня Круш Карстен и некая Анастасия из Торговой Компании Хосин.
— Они знамениты?
— Она же герцогиня. В столице вряд ли найдётся хоть кто-то, кто не знает её имени. Что до Компании Хосин, то среди торговцев уж точно не сыскать того, кто о ней не слышал. И то, что её глава — молодая девица, тоже было известным слухом, хоть и неясно было, правда ли это.
Отвечая, Кадомон коснулся своего шрама, а в воображении Субару тем временем всплыли образы обеих женщин.
Круш — острая, как клинок, с царственной, запоминающейся осанкой.
И Анастасия — с её пепельно-лиловыми волосами и невероятно характерным кансайским диалектом. Субару, видевший её лично, был практически уверен, что слухи о ней были правдой. Хотя после знакомства с Феррисом он понял, что в этом мире ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов.
— Ну, если тут будет слишком много «мальчиков-девочек», они потеряют свою уникальность. Так что типажи, скорее всего, не повторяются.
— Не знаю, о чём ты там, но… в общем, эти двое — главные фавориты. Хотя лично я считаю, что у госпожи Круш, как у представителя влиятельного рода Карстен, шансов больше, чем у какой-то там Анастасии, прибывшей из другой страны.
— «Главная фаворитка», так о ней говорили, да.
Впрочем, после её собственного программного заявления это мнение, должно быть, сильно пошатнулось.
Как бы то ни было, её положение и родословная были мощнейшей поддержкой. Для простых горожан, не слышавших её речи, вариант, при котором она без особых проблем взойдёт на трон, казался самым спокойным и естественным развитием событий.
— Итак, фаворитка — госпожа Круш. Её главный соперник — Анастасия… А кто тогда тёмная лошадка?
— Где ты только нахватался таких старомодных выражений? Насчёт тёмной лошадки… сложно сказать. Если не считать этих двоих, то остальные трое — никому не известные личности.
Он перечислил имена: Присцилла, Фельт, Эмилия, — а затем фыркнул и ткнул пальцем в доску.
— Я и сам имён таких не слышал. Ну, та, что по имени Присцилла, судя по фамилии, вроде бы из знати, но у оставшихся двух даже фамилий нет. Учитывая, что в кандидатах числится и глава Торговой Компании Хосин, мне, честно говоря, вообще непонятно, как их отбирали.
Не зная всей подноготной, Субару бы с ним полностью согласился.
С одной стороны — глава герцогского дома, с другой — молодая и хваткая владелица торговой компании, а рядом с ними — какая-то малоизвестная аристократка из боковой ветви и две загадочные личности без фамилий.
С такой скудной информацией жителям королевства было непросто следить за ходом Отбора.
Именно так подумал Субару, когда…
— Но вот то, что среди кандидатов есть полуэльф… это просто какое-то безумие.
Кадомон прищурился, его губы скривились в отвращении, а голос стал резким и грубым.
На мгновение Субару замер, ошарашенный его неприкрытым презрением. Но как только смысл сказанного дошёл до его сознания, он переспросил: — Полуэльф?
— Здесь также вкратце описано происхождение кандидатов. И, похоже, в списках значится полуэльф по имени Эмилия. Это же не шутки!
— А что, если полуэльф, то это проблема?
— Эй-эй, шутки шути про свой безрассудный образ жизни, но не про это.
Пожав плечами и покачав головой, Кадомон преувеличенно отреагировал на вопрос Субару.
— Это, конечно, не секрет, но полуэльфы везде — изгои. В столице ещё можно встретить полулюдей, но, в отличие от ящеролюдей или полуросликов, даже эльфы здесь — редкость. Что уж говорить о полуэльфах, которых по понятным причинам презирают обе стороны, чья кровь в них смешалась.
Кадомон поправлял невежество Субару так, будто это было само собой разумеющимся. Не замечая, что тот замолчал, он с ненавистью посмотрел на символы на доске.
— Для решения, принятого знатью, это просто глупость. Надо же было выбрать полуэльфа… нет, полудемона! Как можно доверить страну полудемону?!
— Полудемону?
— Так называют полуэльфов. Подходящее прозвище для отродья «Ведьмы», не находишь?
Он посмотрел на Субару сверху вниз, словно ища его согласия, но тот не мог вымолвить ни слова. Эти слова стали для него настоящим ударом.
Субару испытывал к этому человеку со шрамом на лице немалую симпатию.
Он был одним из первых, с кем он заговорил в день своего призыва, да и в дальнейшем общении показал себя с хорошей стороны. С ним было легко разговаривать, и Субару считал его славным парнем, с которым приятно иметь дело.
И то, что из уст этого человека так легко сорвались слова, унижающие других, стало для него полной неожиданностью. Тем более, это были оскорбления в адрес человека, которого Субару не мог не защищать.
— Не все же из них как-то связаны с «Ведьмой»!
— А?
— Не надо всех полуэльфов грести под одну гребёнку и ставить на них крест! Эта… эта Эмилия, она ведь может… ну, она ведь может думать о благе страны! Она может быть просто… невероятно хорошей девушкой!
Сбивчиво, запинаясь, Субару торопливо вступился за неё. Кадомон озадаченно нахмурился и выставил ладонь вперёд.
— Стой. Не знаю, чего ты так разволновался, но прекрати защищать полудемона. Неизвестно, кто может это услышать.
— Вот уж о чём не стоит беспокоиться! У стен есть уши, а в сёдзи — Мэри. И есть вероятность, что сейчас та самая девушка стоит прямо у тебя за спиной и готова вонзить тебе нож в спину. Так что бери свои слова обратно!
Услышав это, Кадомон лишь приложил руку ко лбу и со вздохом сказал: — Я же говорю, прекрати. Извиняюсь, я лишнего ляпнул. Вот, видишь, я извиняюсь.
— Тц.
Хоть в этих извинениях и не чувствовалось ни капли искренности, Субару решил принять их и умерил свой пыл. Но стоило ему успокоиться, как Кадомон продолжил: «Но…»
— Ты можешь думать, что хочешь, но полуэльфу королём не стать. Это невозможно.
— Опять ты за своё! Почему? Из-за «Ведьмы Зависти»? Из-за того, что та «Ведьма» была полуэльфом, теперь все полуэльфы опасны, так, что ли?!
— Именно так.
Ответ прозвучал на удивление холодно и погасил вспыхнувший гнев Субару.
— «Ведьма» — это страшно. Это очевидно, это общее знание, о котором не нужно никого спрашивать. Не знаю, насколько ты несведущ, но, по крайней мере, для большинства этого одного уже более чем достаточно, чтобы испытывать к ним отвращение.
Слова Кадомона заставили его замолчать. Он поднял взгляд на суровое лицо мужчины и увидел в его глазах, смотрящих прямо на него, явный, неподдельный страх.
— Слушай сюда, — внушающе произнёс Кадомон, глядя на замолчавшего Субару. — «Ведьма»… «Ведьма Зависти» была чудовищем невообразимых масштабов. Четыреста лет назад половина континента была поглощена её тенью. Величайшие герои и Драконы пали перед ней. Если бы не сила «Божественного Дракона» и «Святого Меча» тех времён, мир бы погиб.
Краем уха Субару уловил несколько важных слов, но не мог отвести взгляд от подрагивающих зрачков говорившего.
Тот продолжал, шевеля пересохшими губами: — И несмотря на всё это, никто до сих пор не знает, кем на самом деле была «Ведьма». Известно лишь, что она была полуэльфом с серебряными волосами. С ней было невозможно договориться или понять её. Она просто бушевала, словно ненавидела всё живое, кроме себя. Разрушала, убивала и поглощала всё на своём пути.
Эту информацию Субару уже знал из детской книжки.
Но в словах Кадомона, переполненных негативными эмоциями, была та живая, необузданная ненависть, которую невозможно передать сухим текстом.
Легенды о «Ведьме» передавались из уст в уста, от родителей к детям, и, наверное, каждый рассказчик привносил в них что-то своё. Но сколько бы ни менялись детали, финал всегда был один и тот же.
А финал был таков: — Непостижимая «Ведьма» внушает невыразимый ужас. И как же после этого не сторониться того единственного, что о ней известно?
— И поэтому вы дискриминируете полуэльфов?
— По крайней мере, то, что у большинства полудемонов скверный характер — это правда… Впрочем, не могу сказать, врождённое ли это качество или результат жизни в таких условиях.
Лицо Кадомона исказилось, будто он раскусил что-то горькое. В его словах, вырвавшихся в ответ на вопрос Субару, проглядывалась его собственная внутренняя борьба.
Хоть они и были знакомы недолго, Субару считал Кадомона в душе добрым человеком. Тот и сам понимал, что его слова лишены логики. Просто чувства, которые вызывала одна лишь мысль о «Ведьме», не позволяли ему принять какие-либо возражения.
— Большинство думают так же, как я. Никто не станет поддерживать полудемона и отдавать за него свой голос, отняв его у другого кандидата. Это… обычный образ мыслей.
Эти слова, которыми Кадомон попытался поскорее закончить разговор, заставили Субару на собственной шкуре ощутить правдивость жалоб Эмилии на Королевском Отборе.
Быть полуэльфом — это её неотвратимая судьба, железные оковы, которые никогда не позволят ей стоять на одной стартовой линии с остальными.
Пока существует память о «Ведьме», Эмилия будет вечно носить на себе клеймо своего происхождения.
И это было несправедливым препятствием, с которым она ничего не могла поделать.
— А раз к ней такое отношение, то у неё с самого начала нет ни единого шанса на победу. Кто её вообще выдвинул… Какую-то чушь удумали, ей-оду.
Сложив руки на груди, Кадомон не скрывал своего недовольства. Его гнев, похоже, сместился с Эмилии на того, кто воздвиг её на этот заведомо проигрышный пьедестал.
Это, конечно, говорило о его доброте, но пока в его сердце жило предвзятое отношение к полуэльфам, всё это было слабым утешением.
Кадомон назвал Субару невеждой. Не знающим истории угнетения полуэльфов и жестокости «Ведьмы», которая стала причиной этой ненависти.
Но нет, — думал Субару.
Какого чёрта! — думал Субару.
Да, Субару был полным профаном в истории этого мира. Он даже представить себе не мог всего ужаса злодеяний «Ведьмы», о которых читал лишь в книге.
Он не мог понять, как сильно люди боятся полуэльфов, и уж тем более не мог прочувствовать, что в ответ думают о людях сами полуэльфы, выросшие в такой обстановке.
Но…
На этом всё, злодеи!
Её чистый, звонкий, как серебряный колокольчик, голос до сих пор отдавался в его ушах.
Когда он, поверженный, лежал на грязной земле в переулке, униженный и раздавленный болью, она протянула ему руку помощи, ни на секунду не сомневаясь в своих действиях.
Субару не знает историю этого мира.
Субару не знает историю полуэльфов.
Субару не знает, насколько ужасна «Ведьма Зависти».
Но он знает Эмилию.
Он знает, что упрямая, до невозможности добрая девушка с серебряными волосами, которая всегда бросается на помощь, не думая о собственной выгоде, не имеет ничего общего с «Ведьмой Зависти».
Он знает, что эта девушка, выросшая в далеко не самой ласковой среде, сохранила в себе способность быть доброй к другим.
И пусть весь мир будет жесток к ней, но он, Субару, всегда будет на её стороне и…
Неужели это и вправду так?
Эта мысль внезапно прокралась в его сознание.
От зловещего тона этого голоса в его голове Субару затаил дыхание и моргнул.
Голос ставил под сомнение только что рождённую уверенность. «Что не так?» — хотел он мысленно крикнуть этому безликому голосу, обернувшись, заглянув в себя.
Но…
Ты действительно её знаешь?
На этот простой вопрос Субару хотел было выпалить: «Конечно!», — но не смог.
Странное чувство, будто что-то перекрыло ему горло. Попытка обмануть собственное сердце — противоречивое действие, простое и в то же время невероятно сложное.
В тот самый момент, когда он не смог чётко ответить на этот вопрос, Субару понял, что этот голос — его собственный.
И он повторил голосом Субару:
Ты действительно её знаешь?
Он хотел крикнуть «Знаю!», но горло, неспособное до конца обмануть его собственное сердце, не позволило издать и звука.
Субару не знает, как она жила.
Субару не знает, что заставляет её стремиться к трону.
Субару не знает, что она думает о людях, которые видят в ней лишь отражение «Ведьмы».
Субару не хочет знать, что она думает о нём.
— Эй, ты в порядке, братец?
— А?
Он вдруг понял, что прямо перед ним стоит человек со шрамом и удивлённо смотрит на него. Субару невольно отпрянул, увеличив дистанцию.
— Ч-чего тебе?.. Не подходи так близко, а то я от страха все свои жизни растеряю.
— Ну и словечки у тебя! Я просто испугался, у тебя взгляд вдруг таким пустым стал. У тебя что, болезнь какая-то?
— У каждого человека в душе есть свой маленький мир, который зовётся фантазией. Со временем люди забывают о нём, но очень редко встречаются взрослые, которые помнят о нём всегда. Я один из них.
— Понятно, значит, ты больной на всю голову. Ладно, хватит, пошли обратно в лавку.
Не в силах больше выносить его дурацкие шутки, которыми тот пытался скрыть своё смятение, хозяин лавки развернулся и пошёл прочь сквозь толпу. Следуя за его широкой спиной, Субару чувствовал, как по его собственной спине струится холодный пот.
Откуда взялся этот пот, какая именно эмоция его вызвала…
Разбираться в этом было донельзя противно, и ноги Субару стали тяжёлыми. Но тут…
— И ещё, может, это и не моё дело…
Продолжая идти и не оборачиваясь, пробормотал Кадомон.
Его голос был настолько тихим, что Субару едва его расслышал.
— Перестань направо и налево на улице бросаться словом «Ведьма». И мне в том числе… не знаешь, кто и где может услышать.
Это было сказано не для того, чтобы возобновить спор.
По серьёзности тона Субару понял, что это было предупреждение, и молчанием выразил своё согласие.
Видимо, поняв его, Кадомон больше ничего не добавил.
Лишь одно оброненное им на прощание слово показалось ему особенно значимым: — Кто угодно…
Над Субару и Кадомоном, возвращавшимися обратно, нависла тяжёлая атмосфера.
Честно говоря, Субару никак не мог разобраться в своих запутанных чувствах, а Кадомон, похоже, стыдился того, что так разгорячился в споре.
Поэтому они молча пробирались сквозь толпу к его лавке. Но когда они подошли…
— С возвращением. Как раз только что ушёл последний покупатель.
Рем, вежливо поклонившись клиенту после того, как передала ему товар и сдачу, встретила их этими словами. Кадомон лишь стоял, разинув рот, и смотрел на неё.
А перед его ошарашенным лицом красовались почти пустые полки — большая часть товара была распродана.
Рем не могла в приступе отчаяния начать бесплатно раздавать фрукты прохожим с криком «Налетай, грабь!», потому что корзинка для денег была полна монет.
А это означало…
— За это короткое время… продано больше, чем за мой средний рабочий день…
Кадомон, столкнувшись с фактом, который он не хотел признавать, закрыл лицо руками и затрясся.
Вернув ему пост продавца, Рем выскользнула из-за прилавка и порхнула к Субару. Наклонившись, она заглянула ему в лицо снизу вверх.
— Ну как тебе, Субару? Универсальность Рем не знает границ! Я слышала, он твой спаситель, поэтому изо всех сил старалась быть полезной… Можешь и похвалить меня, знаешь ли.
Качая подолом юбки, Рем украдкой поглядывала на Субару одним глазом. Её поведение, такое очевидное, несмотря на скромные слова, и вид Кадомона, который всё никак не мог смириться с реальностью, — видя эту картину, Субару почувствовал, как на душе стало чуточку легче.
Было ли это оттого, что он увидел Рем такой, как обычно, и это его успокоило, или же оттого, что Кадомон, доставивший ему несколько неприятных минут, теперь был в шоке, и это принесло ему удовлетворение, — он не знал.
Но…
В любом случае, это всё благодаря Рем, сомнений нет.
Он запустил руку в её синие волосы, кончиками пальцев наслаждаясь их знакомой мягкостью, и нежно погладил её по голове.
Рем с наслаждением прикрыла глаза, полностью отдаваясь ощущениям от его ласки, и, залившись румянцем, с блаженным выражением на лице издала странный, томный стон: — М-м-м…
А за их спиной всё это время стоял Кадомон, бессмысленно поглаживая шрам на лице и бормоча: — Так дело всё-таки было во внешности?
Он только сейчас понял причину своей многолетней коммерческой неудачи.