Перевод: Энди
— А-а, понятненько. Так вот почему ты притащил в подарок целую гору этих аблок, да-ня?
Феррис с игривой и томной улыбкой на лице проткнул вилкой дольку красного плода, из которой тут же выступил сок, и поднёс её ко рту.
— Ну, большую часть я отдал на кухню, оставил только немного на пробу. И это, кончай стрелять глазками и облизывать губы. У меня аж мурашки по спине.
Субару скривился и отмахнулся от него, после чего с облегчённым вздохом опустился на кровать в выделенной ему гостевой комнате.
Время близилось к вечернему чаепитию, и нарезанные аблоки были как раз кстати. Их принесла вернувшаяся вместе с Субару из города Рем; сейчас она ушла в свою комнату переодеться, после чего должна была присоединиться к нему.
План был таков: пожевать фрукты, обсудить итоги сегодняшнего дня и дальнейшие действия, но…
— Нарисовался тут трап, который нагло заявился раньше меня и оккупировал мою комнату. Да, я её не запирал, но для рыцаря это всё равно как-то невежливо, тебе не кажется?
— Ну что ты, право слово-ня? Считай это доказательством того, что Ферри тебе доверяет. Такой вот расслабленный вид я ни за что на свете не покажу госпоже Круш!
С этими словами Феррис плюхнулся прямо рядом с Субару. Мягкий матрас передал его телу импульс, подбросив и Ферриса, который тут же перекатился на спину. Глядя на Субару под углом в девяносто градусов, он спросил: — Ну что, сердечко ёкнуло?
— Скорее, бровь дёрнулась. Ничего личного, но у меня и в мыслях нет подобных увлечений. Мои вкусы предельно нормальны: только девочки.
Какой бы милой ни была его внешность, она не могла преодолеть гендерный барьер.
Феррис картинно скривил губы, изображая шок, а Субару, тяжело вздохнув, продолжил: — Да и вообще, не могу припомнить, с чего бы это тебе мне «доверять». Я вроде бы не делал ничего, чтобы мы с тобой так сблизились. Или я источаю какие-то опасные феромоны?
— А, тут всё просто-ня. Потому что Субарчик без всяких сомнений слабее Ферри. Ты слабенький, поэтому я чувствую себя спокойно.
Феррис произнёс это как нечто само собой разумеющееся, продолжая смотреть на него, подперев щёку рукой. Субару на мгновение потерял дар речи.
— Ну и сволочь же ты.
— Ой-ой, как неожи-и-иданно-ня. Я думал, ты разозлишься куда сильнее.
— Факт есть факт. Чего тут злиться.
Он уже не раз убеждался в собственной слабости.
С самого своего прибытия в этот мир Субару снова и снова сокрушала его беспомощность. Если пиком этого был поединок с тем несносным рыцарем на тренировочной площадке, то поражения от Вильгельма в этом поместье можно было считать самыми многочисленными.
Глупо было бы яростно отрицать собственную слабость. До этого мира он ещё мог бы тешить себя иллюзиями вроде «я ведь качаюсь, так что, может, я не так уж и плох?!», но, познав большой мир, он осознал, насколько ничтожен.
Поэтому Субару, наоборот, заинтересовался другим:
— А что насчёт тебя самого, раз уж ты так настойчиво называешь меня слабаком? Ты ведь рыцарь, так что, полагаю, ты неплохо натренирован…
— М-м-м? Я? В фехтовании я полный профан, понял-ня? Меч на поясе ношу только потому, что родители достали, а если попробую им взмахнуть, то меня же самого и закрутит от его веса.
Феррис весело дрыгал ногами, болтая без умолку, а Субару лишь ошарашенно молчал.
С одной стороны, то, как легко он признал свою слабость, вызывало уважение. С другой — в том, как он говорил об этом, не видя в своей слабости недостатка, было что-то подозрительное.
Видимо, его внутренние терзания отразились во взгляде. Феррис, скосив на него глаза, протянул: — Но-о-о…
— Сильные стороны Ферри совсем в другом. Поэтому меня ни капельки не волнует, что как рыцарь я никудышный-ня.
— Ясно. Что ж, если тебя самого всё устраивает, то и прекрасно. Прекрасно…
Наверное, это оттого, что у него была твёрдая уверенность в чём-то другом. Слова Ферриса были полны этой уверенности, и Субару, почувствовав себя неловко, отвёл взгляд.
Внезапно Феррис перекатился на кровати, оказавшись за спиной Субару, и положил руки ему на плечи — словно собирался сделать массаж.
От щекотного прикосновения пальцев к волосам на затылке Субару вздрогнул, но тут же замер, почувствовав, как от ладоней Ферриса по телу начало разливаться тепло.
От плеч по всему телу Субару начал циркулировать стремительный поток водной маны, исходящий от ладоней Ферриса. Ощущая этот энергетический поток, куда более отчётливый, чем кровообращение, Субару закрыл глаза и отдался этому чувству.
— Ме-е-едленно… не-е-ежно… и мя-я-ягко… Ой, секущийся кончик. А у тебя, похоже, жизнь не сахар, раз это так заметно-ня.
— Не мог бы ты прекратить болтать во время работы? Если честно, ощущение, когда мана бурлит внутри тела, довольно неприятное. Приходится напрягаться, чтобы голова не закружилась.
Субару вспомнил, как однажды примерил отцовское магнитное ожерелье для улучшения кровообращения — тогда он чувствовал себя так же плохо.
Лечение с помощью маны воды — на словах звучит освежающе и нежно, но на деле было очевидно, что это далеко не такая уж приятная процедура.
Впрочем, учитывая состояние тела Субару, такой исход был закономерен.
Его недомогание было вызвано повреждением «врат» — точки входа и выхода маны. Он насильно заставил истощённые «врата» пропустить через себя выжимки, созданные допингом.
Лечебная процедура Ферриса заключалась в том, чтобы с помощью магии воды восстановить повреждённые «врата» и одновременно вывести из организма застоявшиеся шлаки маны.
— Проще говоря, ты сейчас латаешь дыры в прохудившемся шланге и одновременно вымываешь из него накопившуюся плесень и мусор… так, да?
— Не знаю-ня. Слов твоих не понимаю, но чувствую, что сравнение какое-то неприятное.
— Это я так, сам над собой подшучиваю, не обращай внимания. Б-р-р, какая гадость.
Он повернул голову и, пожаловавшись на ухудшение самочувствия, продолжил терпеть.
Вот уже три дня, как он был гостем в особняке Круш, а значит, и лечебные процедуры Ферриса он проходил уже третий день. Субару казалось, что он уже начал немного привыкать.
Хотя в первый день он не смог сдержать подступившую тошноту и тут же сдался.
— Ну-у, в первый день ничего не поделаешь. Во-первых, я ударил прямо по самому загрязнённому месту, а во-вторых, ты был полностью истощён, так что сил совсем не было-ня.
— У тебя прямо талант бить по самым больным местам.
Хоть Феррис и не видел его лица, он, похоже, прочитал его мысли по одному лишь движению, что не могло не раздражать. Как и его манера без колебаний бередить душевные раны.
Субару попытался скрыть всё за дежурной улыбкой и больше не трогать эту тему, но Феррис, словно насмехаясь над его мыслями, продолжил: — А Субарчик, небось, всё ещё думает о мести? Ты ведь со стариком Уиллом не просто так тренируешься, верно-ня?
— Может, перестанешь лезть в такие деликатные для парня темы? Ты ведь должен меня понять… хотя… погоди, в данном случае ты вообще можешь меня понять?!
— Почему бы и нет-ня? У Ферри тоже был период, когда казалось, что нужно стать сильнее, просто необходимо! Ну, или не было. Сейчас я о таких безрассудных вещах даже и не думаю-ня.
Феррис ловко уклонился от упоминания своей «особенности» и ответил тоном, в котором не было и тени сочувствия.
Он при каждом удобном случае подчёркивал отсутствие у себя воинского таланта. Но в то же время давал понять, что обладает другим, куда более ценным даром.
Субару мог во многом понять его в первой части, но вот ко второй не испытывал и капли сочувствия, скорее лишь презрение к себе. В отличие от Ферриса, у него не было ничего.
Упрямство, упорство и, самое главное, его чувства к ней — он был уверен, что в этом ему нет равных. Но…
— Не лучше ли забыть о таких мрачных вещах, как месть-ня? Не хочу этого говорить, но… в следующий раз ты можешь и умереть.
— Я и сам это понимаю…
Субару угрюмо отвёл взгляд и ответил еле слышным шёпотом.
В том поединке Юлиус избил его так, что не передать словами. И Субару понимал: несмотря на всё это, тот проявил к нему милосердие.
Иначе как объяснить, что после стольких ударов и ран у него не было ни одной смертельной?
Между ними была непреодолимая пропасть.
Понимая это, Субару и начал заниматься с Вильгельмом. Он не питал иллюзий, что за несколько дней тренировок станет невероятно сильным. Просто…
— Так почему бы не расслабиться и не погрузиться в леность-ня? У тебя после всего случившегося тело в ужасном состоянии, до полного выздоровления ещё далеко, и у тебя есть прекрасный повод валяться без дела под предлогом лечения. Никто тебя за это не осудит, да и не посмеет. Идеально же?
Феррис говорил быстро, не давая Субару и шанса вставить слово.
Его слегка язвительный тон был лишён сочувствия, но сами слова казались для нынешнего Субару невероятно сладкими.
Однако…
— Господин Феликс… Прошу вас, не сбивайте Субару с пути.
Тихий голос разнёсся по комнате, и Субару, почувствовав лёгкую тревогу, обернулся.
У двери, ведущей в комнату, положив руку на ручку, стояла Рем. Её синие волосы длиной до плеч слегка колыхались. Она ведь должна была уйти в свою гостевую комнату переодеться, но её наряд, казалось, ничем не отличался от того, в котором она была в нижнем районе столицы.
Заметив недоумённый взгляд Субару, Рем изящно приподняла краешек своей юбки.
— Рем сменила выходное платье горничной на платье для визитов.
— А, да, точно. Ты всегда так тонко чувствуешь мои желания, Рем.
— Да. Перед Субару я всегда хочу быть свежей.
— Приятно, конечно, но звучит так, будто ты свежая рыба!
На это заявление, подчёркивающее её «свежесть», Субару ответил шуткой. Рем, однако, проигнорировала её и перевела взгляд на Ферриса, сидящего за его спиной.
— Благодарю вас за ежедневное лечение Субару. Однако, прошу вас, не пользуйтесь этим, чтобы манипулировать им.
— Манипулировать-ня? Какие злые слова. Ферри ведь говорит всё это, только лишь заботясь о Субарчике-е-е…
Феррис лукаво улыбнулся и, перекинув руки через плечи Субару, прильнул к нему, заключая в объятия.
От этого нежного жеста и одновременно твёрдого, мужского ощущения за спиной Субару недовольно промычал: «Эй!», но Феррис, проигнорировав его протест, провёл ладонями по его подбородку и груди.
— Нежность, что медленно растекается по твоему телу… если ты примешь её за искреннюю заботу Ферри, то пасть будет не так уж и плохо, верно-ня?
Его шёпот с придыханием нежно ласкал мочку уха Субару.
Даже осознавая, что его обнимает Феррис — парень, — Субару почему-то не мог активно сопротивляться.
Мысли замедлились, и он, не в силах пошевелиться, просто принимал его объятия.
Но…
— Господин Феликс…
— Кха!
— Пожалуйста, воздержитесь от подобных шуток. Прошу прощения, но… иногда это может закончиться не просто шуткой.
Внезапный удар по шее, словно разряд тока, вернул его к реальности.
Придя в себя, Субару увидел перед глазами белую ткань. Приглядевшись, он понял, что это его лицо уткнулось во что-то знакомое, в знакомый фартук.
Он осознал, что Рем обняла его за голову, прижимая к себе.
— Эй, эй, Рем! На людях так… это слишком смело…
— Субару, не сейчас… Господин Феликс?
Рем обняла его ещё крепче, пресекая попытки отшутиться, и уже в третий раз ледяным, официальным тоном позвала Ферриса.
В ответ тот тихо и протяжно вздохнул и пробормотал: «Вот как».
— Рем ведь тоже немного владеет магией воды, да-ня? Тогда неудивительно, что ты раскусила уловки Ферри.
Сказав это с видом ребёнка, чью шалость раскрыли, Феррис положил подбородок на плечо Субару и обнял его ещё крепче.
— Эй, Феррис, сейчас не время, но объятия трапа совсем не возбуждают, а скорее разочаровывают, что ли… э, Рем? Рем? Приятно, конечно, когда твоя голова утопает в таких блаженных ощущениях, но ты немного… нет, не немного, а слишком… а-а-а-а-а-а!..
— Ах, простите. Господин Феликс никак не отпускает вас… и я подумала, что лучше сломаю вас сама, чем отдам кому-то другому…
— Осознал и ужаснулся — яндолушка¹?!
¹ В оригинале игра слов: `ハッとして!Good` (название популярной японской песни 80-х) и слово `ヤンデレ` (yandere), объединённое с «Золушкой» (Cinderella).
Субару, схватившись за затрещавшую черепушку, выкатился из тисков Рем и Ферриса. Он забился в угол комнаты и с опаской посмотрел на них. Рем, встретив его взгляд, лишь слегка качнула головой.
— Бедный Субару… должно быть, вы пережили ужасный страх.
— Последняя твоя фраза напугала больше всего! И мне не кажется, или тени в твоих глазах стали гуще?!
Его протест был проигнорирован. Рем и Феррис обменялись взглядами поверх его головы. Рем слегка прищурилась, а Феррис, выглядя виноватым, запустил пальцы в свои каштановые волосы.
— Твоё недовольство вполне обосновано, но Ферри делал это не только со злым умыслом-ня. Совсем капельку я всё же думал и о Субарчике.
— А что насчёт остального, кроме этой «капельки»?
— Остальное было ради друга Ферри… а всё, что не ради него, было ради госпожи Круш.
Сказал Феррис, ничуть не смущаясь, и, склонив голову, спросил Рем: — Разве для верного вассала это не естественно? Или ты считаешь иначе?
— Думаю, нет. Поэтому вы, господин Феликс, должны знать мой ответ.
Рем покачала головой, отвергая его провокацию, и снова прямо посмотрела на Ферриса. Что он увидел в её твёрдом взгляде, осталось загадкой, но он поднял руки, словно сдаваясь.
— Ладно. Ла-а-адно. Прекращаю промывать ему мозги под видом лечения.
— Впредь на процедурах я буду всегда присутствовать.
— Ой-ой, какое недоверие. Хотя мне всё равно-ня.
Рем встала между Субару и Феррисом, заслоняя его. Феррис усмехнулся на такую явную демонстрацию враждебности, вытянулся, чтобы заглянуть ей за спину, и обратился к Субару, который от непонимания происходящего лишь поджал губы: — В общем, так. Рем меня отругала, так что на сегодня всё. В следующий раз устроим тайное свидание в более укромном местечке, ладно-ня?
— Я на свидание не подписывался! И вообще, ты только что сказал «промывать мозги»?! Да я с ужасом себе представляю встречу с тобой наедине после таких слов!
— Да-да, принимаю твоё приглашение, принимаю.
— Перестань делать вид, что не понял то, что понял!
Феррис удовлетворённо кивнул, поднялся с кровати, потянулся и направился к двери. Но уже у самого выхода он обернулся.
— Ре.
— Да.
— Не думаю, что ты поверишь, но… то, что я делал это и ради Субарчика, — не совсем ложь, знаешь ли-ня.
Эти слова были адресованы не Субару, а стоящей перед ним Рем.
Субару, видя лишь её спину, не мог разглядеть выражения её лица, но заметил…
— Я знаю…
…что в её коротком ответе прозвучало едва заметное колебание.
— Ну, раз так, то ладно. Что ж, пока-пока-ня.
На этот раз он действительно попрощался и лёгкой походкой вышел из комнаты.
Впрочем, когда наступит время ужина, им всё равно придётся сидеть за одним столом, так что слово «прощание» не очень-то подходило.
Пока Субару предавался этим бесполезным размышлениям, Рем обернулась, позвав его: — Субару.
— А, да. Я тут… не совсем всё понял, но, кажется, ты меня спасла?
— Сложно сказать. Господин Феликс не испытывает к вам явной неприязни, а его действия… истинных мотивов я не знаю.
Субару так и не понял до конца, что с ним произошло, а Рем избегала прямых объяснений. Эта недосказанность вызывала неприятное чувство, и Субару, нахмурившись, спросил: — Так что, в итоге, всё-таки произошло?
— Вы только что проходили лечение у господина Феликса, и он воздействовал на всю водную ману в вашем теле, верно?
— Не уверен, что понимаю, но, наверное, да. Чувствовал себя так, будто в тёплой ванне лежу, очень расслабляло. Хотя от долгого сидения в ней начало подташнивать — можно сказать, типичный риск при принятии ванн.
— Позволить чужой мане циркулировать внутри своего тела — значит, в некоторой степени, впустить этого человека в себя. Вы были в состоянии, когда гораздо, гораздо легче поддаться воле господина Феликса, чем обычно.
— Звучит как-то очень опасно!
Субару, всё ещё сидя на полу, развернулся в стиле брейк-данса и вскочил на ноги. Затем он начал махать руками и ногами, проверяя, всё ли с ним в порядке.
— Я в норме? Ничего не изменилось? Может, какая-то часть меня стала более женственной, или я начал говорить с кошачьими интонациями в конце фраз?!
— Всё в порядке, успокойтесь. Вы всё тот же Субару.
— Правда? Серьёзно? Рилли²?
— Оф корс. Поверьте Рем, которая постоянно наблюдает за вами.
² англ. really? - правда?
³ англ. of course - конечно.
Его слегка насторожила последняя фраза, но, решив пропустить её мимо ушей, Субару с облегчением вздохнул. Затем, слегка покачав головой и предварив слова вздохом, он сказал: — Если так подумать… то мы сейчас, по сути, в логове одного из врагов. А я тут совсем расслабился, бдительность на нуле.
— Не волнуйтесь. Пока расслабленный, ленивый и совершенно беспомощный Субару отдыхает, Рем будет начеку.
— Прости, что я такой расслабленный, ленивый и совершенно беспомощный!
Вот так и вскрылась шокирующая правда. Субару не мог сдержать слёз при мысли о том, как Рем в одиночку сражалась, пока он валял дурака. Отбросив это неловкое чувство, он потёр затылок.
— Ладно, впредь и я буду повнимательнее. Ведь здесь… одни лишь «враги».
— Враги?..
Субару, чей взгляд был скорее затуманен, чем расслаблен, вновь обрёл решимость. Рем что-то тихо пробормотала в ответ на его слова, но Субару, разминая плечи, чтобы переключиться, этого не заметил.
Закончив проверку своего состояния, он посмотрел на Рем.
— Что ж, приступим к нашим ежедневным занятиям до ужина. Учитель Рем, прошу.
С этими словами Субару сел за стол в углу комнаты. Там лежала принесённая из особняка тетрадь для письма, а рядом возвышалась стопка книг в чёрных переплётах — учебники и тетрадь для практики. Иначе говоря…
— Сколько бы я ни слышала, никак не могу привыкнуть к этому обращению.
— Ну а как ещё? Ты же меня учишь. Не нравится — перестану. Как скажете, учитель?
— Нет! Пожалуйста, продолжайте! Это обращение — только для Рем! Никому другому так не говорите!
— Такой напор сбивает с толку! Что мне делать с такой реакцией?! Гр-р-р, чёрт, я не сдамся!..
Проявив странное упрямство, Субару яростно набросился на учёбу.
Стоя у него за спиной, Рем молча смотрела на него глазами, в которых смешались нежность и какое-то противоречивое, тревожное чувство.
В её взгляде на усердно занимающегося Субару читалась боль.
— Учитель, я тут совсем не понимаю…
— Ох, Субару, какой же вы беспомощный. Без Рем вы просто ничего не можете. Могли бы хоть иногда проявлять свою благодарность действиями, знаете ли.
Впрочем, эта боль тут же рассеялась, стоило Субару заговорить.
Так проходило время Нацуки Субару в поместье Карстен.
Утром он вдоволь получал тумаков от Вильгельма, после обеда под предлогом осмотра столицы гулял по городу с Рем. Вечером, после возвращения с дел, проходил лечение у Ферриса, а после ужина под надзором Рем усердно изучал грамоту.
Это была на удивление здоровая, правильная и насыщенная жизнь.
Иногда выдавалась возможность перекинуться парой слов с Круш, когда у неё было свободное время, но до полноценных разговоров дело не доходило. В особняк постоянно прибывали гости, и Круш, вынужденная их принимать, почти не имела свободного времени.
И всё же, то, что она находила время для ежедневных тренировок с Вильгельмом, вызывало восхищение. Или, может быть, она выкраивала это время, жертвуя всем остальным, и тогда её следовало бы назвать помешанной на мечах воительницей.
Так или иначе, со стороны казалось, что время Субару проходило с пользой.
Его принимали как дорогого гостя, и он сам, в предоставленных ему условиях, искал, чем бы заняться, усердно учился и тренировался.
В этом чувствовалась своего рода гордость юноши, который, даже будучи сломленным, не согнулся, не сломался и не сдался.
По крайней мере, со стороны…
Кончик деревянного меча коснулся его лба, и в следующее мгновение его отбросило мощным ударом, полным центробежной силы.
Голова послужила точкой опоры, и Субару, отлетая назад, вновь испытал уже привычное ощущение, когда земля и небо меняются местами. Он выставил руки, готовясь к встрече с землёй, и, выполнив приём страховки, мягко перекатился.
Его выходная серая спортивная олимпийка испачкалась, но чисто от падения он не получил практически никакого урона. Довольный результатом, он облизал губы, но, почувствовав вкус грязи, тут же торопливо сплюнул.
— Фу, тьфу, тьфу. Вкус земли и травы, б-р-р.
— Может, на сегодня закончим?
— Что за шутки? Я что, похож на сломленного? Ещё полон сил, хэй!
Субару выставил вперёд свой деревянный меч, словно бейсболист, предвещающий хоум-ран, и повернулся, демонстрируя боевой настрой. Вильгельм, стоявший напротив, в ответ лишь тихо усмехнулся.
Вот так, изо дня в день, продолжались их поединки.
Как и прежде, атаки Субару не достигали цели, но его реакция на удары Вильгельма разительно изменилась. А именно…
— Простите за прямоту… но ваше искусство падения значительно улучшилось.
— Звучит как-то жалко, если сказать, что это результат моих попыток научиться падать как можно безболезненнее. Но я тоже не топчусь на месте!
Субару поднял большой палец вверх в ответ на слова Вильгельма и гордо заявил о своём успехе.
И Вильгельм не лгал — за последние несколько дней навыки Субару в приёмах страховки выросли до такого уровня, что позавидовал бы и профессионал.
Как-никак, у него было почти по тридцать возможностей для практики в день. Не стоит недооценивать обычные падения, но всё же это были именно падения.
Неосторожное падение чревато травмами. И хотя Вильгельм бил с ювелирной точностью, он не мог контролировать, как именно упадёт Субару после удара. Поэтому тому приходилось самому заботиться о своей безопасности.
— Мой талант к приёмам страховки раскрывается прямо сейчас… что-то меня угнетает мысль, что с каждым днём я всё лучше становлюсь в роли боксёрской груши!
— Более того, в поединке на настоящих мечах этот навык совершенно бесполезен.
— Зачем вы так жестоко?! Моя единственная сосна гордости треснула!
В настоящем бою, где всё решал один удар, его отточенные навыки были применимы лишь в тренировочном режиме с деревянными мечами. К тому же, это были не атакующие приёмы, а сугубо оборонительные, для тех, кто изначально готов проиграть. Как бы то ни было…
— Ещё раунд, будьте добры.
— В любое время, с любой стороны.
Получив разрешение, Субару приготовился и, низко пригнувшись, снова бросился в атаку. Вильгельм, державший меч в расслабленной руке, двигался медленнее. Хоть он и был крепкого телосложения, но всё же стар, и казалось немыслимым, чтобы он успел среагировать на замах Субару. Но…
— Слишком много лишних движений.
— Гха!
Даже когда он сознательно старался двигаться минимально, возникали лишнее напряжение и ненужные движения. Меч Вильгельма скользнул в эти бреши и с минимальными усилиями уклонился от атаки. Затем сверкающее лезвие устремилось к его боку.
— Франкенштейн!
Он почувствовал, как меч ударил его в бок, и в следующее мгновение, от, казалось бы, несильного удара Вильгельма, его тело легко взмыло в воздух.
Набрав скорость от рывка, он перелетел через седовласого старика и, перевернувшись, застыл в воздухе. Падение головой вниз грозило катастрофой, но…
— Пустяки!
За мгновение до падения он мотнул головой, сгруппировался, обхватив голову руками. Эту позицию, названную им «кокосовый орех», он когда-то продемонстрировал Розваалю. Примитивный приём самозащиты, повышающий прочность за счёт максимального сжатия тела.
Куда именно он приземлится, вращаясь в воздухе, было делом случая, но если не удариться затылком, то серьёзных травм можно было избежать — таков был его незамысловатый расчёт. Однако…
— Разве я сказал, что на этом всё?
Его планам не суждено было сбыться — раньше, чем он упал, в щель между его руками и ногами просунулся кончик деревянного меча.
Для Субару, полностью сосредоточенного на падении, это было полной неожиданностью. Вставленный кончик меча описал круг, и его крепко сжатые конечности с лёгкостью разжались. В воздухе он невольно раскинул руки и ноги в стороны.
— Гья-а-ан!
Он рухнул на землю плашмя, не успев ни сгруппироваться, ни смягчить падение, и получил ощутимый урон.
Ударившись носом о землю, он в который раз поцеловался с ней. Чувствуя, как по телу растекается горячая боль, Субару перекатился на бок и с укором посмотрел на Вильгельма.
— Ну это уже слишком жестоко, вам не кажется?!
— Лишь когда вы научитесь смягчать падение даже в непредвиденных ситуациях, это можно будет назвать настоящим мастерством. И что более важно…
Вильгельм строгим голосом отмёл его протест, затем, сделав паузу, спокойно посмотрел на него сверху вниз.
В его взгляде было такое спокойствие и такая глубина, что Субару стало не по себе, и он замолчал. И тогда Вильгельм сказал: — Я не могу смириться с мыслью, что учу человека, который с самого начала выходит на бой с намерением проиграть.
— Э…
В точку.
Он понимал, что разница в силе между ними непреодолима. Для Субару Вильгельм был несокрушимой стеной. Но одно дело — понимать разницу в силе, и совсем другое — выходить на бой, заранее сдавшись.
Вильгельм раскусил его, и Субару не нашёлся, что ответить. Старик поднял указательный палец.
— Прежде чем учить вас взмахам меча и искусству падения, давайте поговорим о более фундаментальных вещах.
— Фундаментальных…
— Если уж вы решили сражаться, то сражайтесь всем своим существом. Ни на миг, ни на секунду не теряйте бдительности. Используйте любые средства, любые грязные методы, но жадно вгрызайтесь в победу. Если ещё можете стоять, если пальцы ещё двигаются, если клыки ещё не сломаны — вставайте. Вставайте. Вставайте, вставайте и рубите. Пока вы живы, сражайтесь. Сражайтесь, сражайтесь, СРАЖАЙТЕСЬ!
— …
— Вот что значит — сражаться.
Внезапно напряжение, повисшее в саду, рассеялось. Субару понял это по тому, как оглушительно забилось его собственное сердце.
И заодно осознал простую истину — что оно всё ещё бьётся.
В тот миг ему показалось, что он не живёт.
Когда Вильгельм заговорил о боевом духе, его аура изменилась. До этого он казался мягким, учтивым джентльменом, которому чужды такие сильные эмоции, как гнев.
Но теперь Субару ясно понял, что это лишь одна из граней его личности. А может быть, то, что он увидел сейчас, и было его истинным лицом.
Лицом воина, приглашённого на роль наставника главной претендентки на трон, Круш Карстен, — Вильгельма Триаса.
Чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу, Субару поднялся, стараясь не выдать своего состояния.
Он не был уверен, от чего онемели кончики пальцев — от боли, от страха или от какого-то иного чувства. Но…
— Вы правы… я вёл себя… очень неуважительно.
Его слова произвели на него впечатление. Это было фактом.
Покачав головой и не стряхивая грязи, Субару снова взял меч и повернулся к Вильгельму.
— Даже зная, что проиграю, я должен сражаться ради победы. Звучит противоречиво, но я понимаю… не умом, а сердцем.
— Это радует.
— И если я смогу так делать, я стану хоть немного сильнее?
На вопрос Субару Вильгельм, прищурив один глаз, ответил: «Ну…»
— Это совсем другой разговор. Желание стать сильным и сам процесс становления — совершенно разные вещи.
— А вам не кажется, что для красоты повествования было бы лучше просто согласиться?!
— Я не позволяю себе лгать из жестокой любезности.
— Иногда сама эта любезность становится жестокой правдой, как по мне!
Разговор, который так красиво начинался, скатился в какую-то ерунду. Субару обиженно опустил плечи и уставился в землю, а затем тихо пробормотал: — У меня есть талант к мечу?
— Боюсь, что нет. Ваш талант к мечу не выходит за рамки обычного… такой же, как и у меня.
Вильгельм отрицательно покачал головой и позволил самоироничной улыбке появиться на его губах. Эти слова были настолько неожиданными, что Субару удивлённо поднял бровь.
— Странное у вас смирение. Говорить, что у вас, нет таланта к мечу…
— Это правда. У меня нет таланта. Если бы он был, я бы, наверное, не держал меч в руках так долго. Поэтому и вы при желании можете достичь того же уровня, что и я.
— И сколько, примерно, для этого нужно стараться?
— Ничего особенного. Всего лишь посвятить половину своей жизни тренировкам с мечом.
— Всего лишь…
Разумеется, это было далеко не «всего лишь».
Говорят, настоящий талант — это способность продолжать стараться. И в самом деле, даже если бы ему сказали, что он может достичь уровня Вильгельма, у Субару не было ни решимости, ни причин посвящать столько же времени мечу, сколько он.
В конце концов, он начал заниматься с Вильгельмом лишь потому, что…
— Хей!..
Со вздохом, словно сдаваясь, он шевельнулся — кончик его деревянного меча взрыхлил землю, и брызги полетели прямо в лицо Вильгельму.
В тот момент, когда земля заслонила старику обзор, Субару нанёс удар по его ногам. Он последовал совету, который только что получил.
— Если уж решил сражаться, используй любые грязные методы.
Его удар, в который он вложил всю свою силу, прошёл мимо — об этом говорило отсутствие какого-либо сопротивления. Но Субару не остановился, используя инерцию вращения, чтобы нанести удар ногой, а затем, с ещё большим размахом, и второй удар мечом.
В ответ на эту серию атак Вильгельм, увернувшийся от ослепления и внезапного нападения, впервые весело улыбнулся, показав зубы.
— Вот так-то лучше.
Деревянный меч метнулся ему между ног, прерывая удар. Одновременно с этим Вильгельм, оказавшийся вплотную, развернулся спиной и вошёл в его личное пространство. Оказавшись с ним лицом в одну сторону, он схватил Субару за шиворот, и тот, не успев ничего сообразить, почувствовал, как его ноги отрываются от земли.
Мир перевернулся. Прежде чем он успел осознать, что его бросили, его спина с огромной скоростью ударилась о землю. Дыхание перехватило, мысли остановились, и, прежде чем боль пронзила всё тело, он увидел кончик деревянного меча, направленный ему в лицо.
— Может, на сегодня закончим?
Услышав это, Субару безвольно обмяк и закрыл глаза.
Холод земли пробирал через спину, и по всему телу постепенно разливалось болезненное онемение.
— Я, со всеми своими сомнениями, ни на что не годен, да?
— Я так не думаю.
— Но разве для того, чтобы стать сильнее, не нужно полностью отрешиться от всего и посвятить себя мечу, чтобы постичь какую-то там истину фехтовальщика?
— Никто не становится сильнее внезапно, что-то там постигнув. И неважно, в пустом ли вы состоянии или полны сомнений — в конце концов, побеждает тот, кто зарубил противника.
Вильгельм высказал своё сухое мнение, а затем добавил:
— К тому же, если говорить честно, я редко махал мечом с пустым разумом. Особенно когда только начинал, я почти не думал о самом мече.
— А о чём тогда думали?
— Исключительно о своей жене.
— Вильгельм, вы иногда своими рассказами о жене бьёте по самому больному!
Субару помнил, как при первой встрече тот показал себя любящим мужем, но его постоянные упоминания жены уже начинали утомлять.
Он сел и, исподлобья глядя на Вильгельма, сказал: — Оставим в стороне трогательные истории о вашей любви к жене… но то, что вы говорите, будто не нужно полностью посвящать себя мечу, — это как-то… неожиданно.
— Вы решили стать сильнее и, прикладывая усилия, продолжаете махать мечом. В конце концов, чтобы стать сильнее, нет иного пути, кроме как потратить на это время. Если бы вы родились с «Божественной Защитой», всё было бы иначе, но ни я, ни вы, не родились с ней.
— М-да уж, сурово.
Сказав это, Субару не смог сдержать горькой усмешки.
Слова о том, что у него нет таланта к мечу, были довольно болезненны. В своём мире он всё-таки какое-то время занимался кендо, и его самолюбие, основанное на определённых успехах, было разбито вдребезги.
И всё же, несмотря на горечь, он улыбался. Вильгельм, посмотрев на него, провёл рукой по своим густым седым волосам и сказал:
— Так или иначе, вот в чём заключается настрой, необходимый для того, чтобы стать сильнее. Хотя, боюсь, для вас это был бесполезный разговор.
— Это почему?
Не поняв истинного смысла его слов, Субару, подперев подбородок рукой, склонил голову набок. Вильгельм, увидев это, продолжил: — Какой смысл проповедовать о пути к силе тому, у кого и в мыслях нет становиться сильнее?
— …
На мгновение Субару застыл, не понимая, о чём речь.
Но заминка длилась недолго. Он тут же сменил застывшее выражение лица на шутливое и, пожав плечами, сказал: — Эй, эй, эй, что это на вас нашло? Не надо тут делать неожиданных заявлений. Это вы обо мне, что ли?
— Если вы сами всё понимаете, то дальнейшие слова были бы неуместны.
При виде того, как он качает головой со смирением во взгляде, Субару замолчал, не в силах продолжать.
Его охватило беспокойство оттого, что он не понимал, к чему клонит Вильгельм. Осознав это, Субару задался вопросом:
Почему я вообще должен беспокоиться?
— Боюсь, на сегодня всё.
— А?
Вильгельм обратился к Субару, который от непонятного чувства покрылся холодным потом. Тот удивлённо поднял голову и увидел, что старик смотрит не на него, а в сторону особняка.
Проследив за его взглядом, Субару увидел бегущую к ним из особняка фигуру — Рем.
На её обычно бесстрастном лице застыло тихое напряжение.
Что-то случилось.
И для нынешнего Субару это было спасением.
Для Субару, испытывающего необъяснимую муку от общения с Вильгельмом, встревоженное и обеспокоенное лицо Рем стало настоящим спасением.
— Субару… Нужно поговорить.
Так был поставлен конец его размеренной и спокойной жизни.
Обыденность подошла к концу, и начались долгожданные для Субару необыкновенные события… и именно в них Субару было суждено вновь познать отчаяние.