Перевод: Энди
Тоска... такая, что хотелось разодрать себе горло, — всепоглощающая тоска подчинила себе всё его тело.
Ноги несли его вперёд, сердце рвалось в будущее, а воля была устремлена к цели, но ему казалось, будто за спиной, медленно, но неотвратимо, его нагоняет какой-то неописуемый ужас.
Его мутило. В ушах стоял оглушительный звон. Сердце колотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Ноги, отталкивающиеся от земли, казались такими слабыми и ненадежными, что, стоило отвлечься, и они словно бы начали истаивать с самых кончиков пальцев.
— Почему… почему всё так обернулось?
Ведь всё должно было получиться. Всё должно было пойти как надо.
Просто не повезло. Просто не сошлись по времени.
Он ведь может, если постарается. Когда цель ясна, он может идти к ней без колебаний.
Он знал, что делать. Нужно просто спасти Эмилию.
Если она в беде, то его долг — спасти её.
Так было всегда. И сейчас будет так же. И тогда всё наладится. И она непременно пересмотрит своё отношение к нему. Она поймёт, что без Субару ей никуда, и позволит остаться рядом.
— Не хочу, чтобы меня бросали. Не хочу, чтобы от меня отреклись. Не хочу, чтобы на меня смотрели свысока. Не хочу, чтобы во мне разочаровались.
В отчаянии, с неистовой решимостью, готовый умереть, Субару повторял эти слова как мантру.
Дыхания не хватало. Лёгкие разрывались от боли, измученное тело скрипело, а ещё не до конца зажившие раны кричали о пощаде. Но остановиться… он не мог.
Нужно бежать. Бежать как можно быстрее, хотя бы на секунду, на мгновение раньше.
Иначе его догонят. Догнать и сожрать — то неведомое, что нависло над ним сзади.
Нет. Этого он не хотел. Только не этого. Сейчас один лишь этот страх владел им безраздельно.
Хочу увидеть Эмилию, хочу, чтобы она улыбнулась мне. Почему Рем оставила меня одного? Куда исчезло то тепло, что я ощущал прошлой ночью? Язвительные словечки Беатрис, колкости Рам — как же сильно я по ним сейчас скучаю, как они мне дороги! Эксцентричность Розвааля, безмятежность Пака — какое же это было успокоение для души!
Надо было оставаться там.
Надо было, чтобы время для Субару навсегда замерло в тех днях, проведённых в особняке.
Поездка в столицу была ошибкой.
Всё то время, что он провёл там, стало причиной его нынешних страданий.
Райнхард, Фельт, старик Ром, Круш, Феррис, Юлиус, Анастасия, Ал, Присцилла, члены Совета Мудрецов, рыцари… Их лица одно за другим всплывали в памяти, и каждое вызывало в Субару лишь лютую ненависть.
— Будьте вы прокляты, мучайтесь, умрите в страшных муках!
Если бы не они, Субару не потерял бы себя.
Ради того, чтобы вернуться в особняк, помириться с Эмилией и вновь окунуться в те волнующие дни, он с радостью отдал бы всё, что у него есть.
У него ничего не осталось. Всё высыпалось из его ладоней, словно песок. И теперь он бежал, чтобы собрать это всё по крупицам.
Ради этого, ради этого, ради этого он продолжал бежать.
Он бежал, терпя сжигающую лёгкие боль, сокрушающее сердце раскаяние и погребающий под собой сознание звон в ушах.
Проклятия и сожаления безостановочным потоком неслись в его голове.
Сколько же времени прошло, пока он, с такой ношей на душе, продолжал свой отчаянный бег вперёд?
В какой-то момент он заметил, что густые деревья по сторонам начали редеть, а в окружающем пейзаже стали появляться следы человеческой деятельности.
Земля под ногами стала твёрже, утоптанной. Резко вскинув голову, Субару увидел плавно поднимающийся вверх склон и невольно скривил губы в усмешке.
Он вышел на смутно знакомую дорогу.
Здесь не было никаких особых примет, и посторонний человек, вероятно, увидел бы лишь всё ту же лесную тропу.
Но для Субару, который так отчаянно искал хоть каких-то перемен, для Субару, который уже не раз проходил здесь, это был конец бесконечного зелёного лабиринта.
Он ещё не добрался до особняка.
Нет, впереди, за склоном, находилась деревня — ближайшее к поместью поселение.
И тут в его памяти, где до этого мелькали лишь лица обитателей особняка, всплыли образы других людей, с которыми он так сдружился за это время.
Приставучие детишки и до смешного доверчивые деревенские жители. Чудаки, которые не смеялись над его рассказами о другом мире как над небылицами, а принимали их за чистую монету.
Такая ностальгия нахлынула, что на глаза навернулись слёзы.
Он и сам не понимал, как мог о них забыть. Ведь особняк был не единственным местом, куда он мог вернуться, — оставалось ещё и это, где его всегда тепло принимали.
Там Субару тоже был нужен. Там ценили его таким, какой он есть.
Ведь это он спас деревню. Без него её, возможно, уже не существовало бы. Это его заслуга. Лучшего результата его действий и быть не могло.
Воспоминание о таком близком и родном месте придало его ногам новые силы.
В предрассветном небе, за вершиной склона, над кронами деревьев, вился белый дымок — символ повседневной жизни.
Готовка еды или, может, кипячение воды. А может, это дым из кузницы или мастерской. В любом случае, это было доказательство того, что там кто-то есть.
Сейчас ему было достаточно и этого.
Ему просто хотелось, чтобы кто-нибудь, кто его знает, кто его принимает, позвал его по имени. Дружелюбно, с теплотой, подтверждая, что ему здесь рады.
Он бежал. Взбегал наверх. Вершина склона приближалась, и уже виднелся источник дыма. Он одолел подъём. Пот, стекавший по лбу, вдруг попал в глаза. Раздражённо и грубо вытерев его, Субару со светлым чувством посмотрел на деревню.
И в этот самый миг кошмар, преследовавший его по пятам, наконец настиг Субару.
Вбежав на окраину деревни, Субару первым делом стал искать глазами хоть кого-нибудь… но вместо этого наткнулся на нечто странное и нахмурился.
Стоило ему остановиться, как вся накопившаяся усталость разом обрушилась на его сердце и лёгкие.
Тяжело дыша, сплёвывая слюну и мокроту, он согнулся, уперевшись руками в колени, и попытался восстановить силы. Но взгляд его по-прежнему был устремлён вперёд.
На первый взгляд, с деревней всё было в порядке.
Но что-то было определённо не так.
Раннее утро, прохладный и свежий воздух приятно бодрил голову после бессонной ночи. Но почему-то вокруг не ощущалось ни единого признака человеческой жизни.
Скрестив руки на груди и на мгновение задумавшись, Субару произнёс: «Ах, вот оно что».
Он, пробыв на ногах всю ночь, потерял счёт времени, но сейчас было ещё слишком рано — большинство жителей ещё даже не встали.
Возможно, поэтому на улицах не было видно ни души.
Эта мысль его успокоила. Он решил отправиться к источнику белого дыма, видневшегося в небе.
Говорят, дыма без огня не бывает, а где есть огонь — там должны быть и люди. Если пойти туда, он наверняка кого-нибудь встретит.
Но и эта надежда не оправдалась. Субару так никого и не нашёл.
Добравшись до окраины деревни, откуда поднимался дым, он увидел, что там уже никого нет.
Лишь слабо тлел источник дыма. Оглядевшись, он не заметил и следа того, кто развёл огонь.
На этот раз Субару охватила уже не смутная, а вполне отчётливая тревога.
Его дыхание участилось уже не от усталости, а сердце снова забилось быстрее. Подгоняемый этим чувством, Субару подбежал к ближайшему дому и яростно забарабанил в дверь.
Никакой реакции. Подстёгиваемый дурным предчувствием, он толкнул незапертую дверь и ворвался внутрь. Но и там — никого. Пусто.
— Может, вся семья ушла работать в поле? — пробормотал он неуместную шутку с пересохшей улыбкой на лице и выскочил наружу. Не останавливаясь, он ринулся к соседнему дому. На этот раз даже не постучав, он ворвался внутрь. Он ожидал услышать крик, ожидал, что хозяева дома обрушат на него свой гнев за вторжение… но ничего не произошло. Здесь тоже было пусто.
Он окончательно перестал понимать, что происходит.
Этот леденящий душу ужас был до странности похож на тот, что он испытал при встрече с людьми в чёрном в лесу. Отчаяние заставило его, позабыв обо всём, искать хоть кого-то живого.
Но сколько бы он ни бегал, сколько бы ни кричал до хрипоты в горле, сколько бы ни заглядывал во все места, где могли бы спрятаться дети, — он не нашёл ни единой души.
Тишина. Здесь тоже царила мёртвая тишина, и Субару вновь остался один во всём мире.
Обессилев, он тяжело опустился на землю и долго, глубоко выдохнул.
Как ты часто ни сталкиваешься с ситуациями, которые не укладываются в голове, привыкнуть к ним невозможно. Равно как и к тем, которые понятны, но от этого не менее абсурдны.
А положение Субару, которого судьба постоянно бросала то в одну, то в другую из этих крайностей, не описать было ни словами «полная безысходность», ни «мрачные перспективы».
Внезапно в голове пронзительно застучало, и Субару инстинктивно прижал руку ко лбу. В тот же миг по коже разлилось отвратительное липкое чувство.
Он посмотрел на свою правую руку, на которую опёрся, садясь. Она была вся в грязи с мокрой земли. Сам того не заметив, он с размаху измазал себе всё лицо.
Ощущение красно-коричневой грязи, стекающей по переносице, было омерзительным. Он вытер её чистым левым рукавом и бросил полный ненависти взгляд на землю, ставшую причиной его неприятностей.
Он и во время бега замечал, что земля сегодня была на удивление вязкой и топкой. Особенно здесь, у входа в деревню и возле источника дыма. Сколько раз он чуть не поскользнулся, пока искал людей.
Он старался сесть на более-менее сухое место, но, судя по состоянию правой руки, его штанам сзади тоже досталось. Стоило об этом подумать, как он ощутил неприятную влажность в нижней части спины, и из груди вырвался ещё один тяжёлый вздох.
— Голова совсем не варит.
И неудивительно. Он не спал почти сутки, всё это время находясь в тяжёлом пути. Съел только какой-то безвкусный паёк, которым с ним поделился Отто, так что и с едой было негусто. Вдобавок ко всему, пока он был в сознании, его мозг лихорадочно работал, терзаемый мыслями об Эмилии. Если бы он после всего этого не устал, он был бы не человеком, а сверхпроизводительным искусственным интеллектом.
От этой неуместной мысли Субару вновь криво усмехнулся.
Он отряхнул штаны, кое-как вытер грязную руку о стену и, развернувшись, вновь принялся обыскивать деревню. Последняя отчаянная попытка.
Он столько звал, столько бегал, но никто так и не вышел. Скорее всего, в деревне уже никого нет. Куда они делись, что произошло — этого он не знал, но раз уж это так, оставалось лишь смириться и поставить точку.
Обойдя деревню по кругу, Субару в последний раз направился на окраину, к вившемуся в воздухе белому дыму. Ему казалось, что только там, где на ветру колышется дым, ещё течёт время, и это могло бы немного скрасить его одиночество, чувство, будто он брошен даже самим временем.
Когда он подошёл, тлеющий источник белого дыма уже почти погас.
Слабый дымок, гонимый лёгким ветерком, метался из стороны в сторону и рассеивался. С какой-то тоской наблюдая за этим, Субару без особой надежды огляделся по сторонам.
Но, как и ожидалось, никого не было. Поиски оказались напрасными.
Вздохнув в который уже раз, Субару с досадой пнул землю. Носок ботинка вспорол вязкую грязь, и брызги полетели в агонизирующий дымок, добив его.
Тихий предсмертный хрип погасшего огня коснулся его барабанных перепонок. Лишившись источника, дым растворился в небе. Когда последний его клочок унёс ветер, не осталось ничего.
Проводив взглядом исчезающий дым, Субару медленно опустил глаза.
Теперь, когда дым исчез, это место стало таким же, как и все остальные, — застывшим во времени, отрезанным от мира. Больше здесь ничто не привлекало его внимания.
Только вот источником белого дыма был не костёр, а тлеющее тело старосты деревни.
Субару почесал в затылке, а потом, отвлёкшись от этого зрелища, снова огляделся. У стены, брошенный как ненужная вещь, лежал короткостриженый парень. Из его груди, куда он был сражён, торчало оружие, а земля вокруг пропиталась кровью.
В первом доме, куда он ворвался, в углу комнаты он увидел мужчину и женщину средних лет, лежащих друг на друге.
В следующем доме, и в доме после него — никого из тех, кого он так искал. Лишь останки, обесчещенные, лишённые жизни, словно тряпичные куклы.
Их было много, очень много, и Субару, глядя на них, продолжал искать живых. Вслушиваясь, не позовёт ли его кто-нибудь по имени, желая только этого.
Но сколько бы он ни обходил деревню, его надеждам не суждено было сбыться.
Здесь не было ничего из того, что он искал. Осознав это и отбросив всё остальное, Субару решил прекратить поиски и направился к дороге, ведущей к особняку.
Он зря сделал этот крюк. Вот к чему приводит отступление от первоначальной цели. Потратил драгоценное время, а до желанного покоя так и не добрался.
Напрасно. Всё было напрасно. Здесь всё напрасно. И он сам, вместе со всем этим, — напрасен.
Пробормотав это себе под нос, Субару нетвёрдой походкой двинулся вперёд. По пути к выходу из деревни он вдруг обо что-то споткнулся и упал.
Он почувствовал, как нога поехала, но было уже слишком поздно. Вокруг не за что было ухватиться, и он со всего размаху рухнул на землю, ударившись плечом.
Резкая боль пронзила мозг. Из горла вырвался сдавленный стон. В глазах выступили рефлекторные слёзы. Он посмотрел себе под ноги, чтобы увидеть, что стало причиной падения.
И встретился взглядом с пустыми, невидящими глазами Петры…
— ААААААААААААААААААА!!!
Скрыться не удалось…
Субару, продолжая сотрясаться всем телом и надрывая и без того охрипшее от крика горло, рыдал, обнимая брошенное на землю тело Петры.
Тепло уже давно покинуло её. Руки и ноги начали коченеть. Безжизненное тело должно быть гораздо тяжелее живого, но Петра, даже с учётом её хрупкого телосложения, была слишком лёгкой.
Наверное, слишком много крови вытекло из раны, пробившей её грудь.
Её глаза были широко открыты, а на лице застыло удивлённое выражение. Лишь отсутствие на нём следов боли говорило о том, что смерть от разрыва сердца была мгновенной. И в этом было хоть какое-то спасение.
Эта девочка не заслуживала того, чтобы, умирая с дырой в груди, ещё и чувствовать боль.
Милое личико обескровилось, а каштановые кудряшки, испачканные кровью и грязью, потеряли свой былой блеск. Он хотел хотя бы закрыть её широко раскрытые глаза, но начавшееся окоченение не позволило ему оказать ей даже эту последнюю милость.
Он положил тело Петры на землю и, в знак искупления, накрыл её глаза своей курткой, молясь о том, чтобы её сон был спокойным.
Затем, боясь увидеть то, от чего он так долго отводил взгляд, Субару поднял голову и… наконец, принял реальность, в которой знакомая деревня превратилась в ад.
Тлеющий дымок исходил от сожжённого тела старосты деревни.
Молодой парень из молодёжного отряда, должно быть, сражался с мечом в руках. Знакомый клинок теперь торчал из его груди, а сам он лежал в луже собственной крови.
Мужчина и женщина, лежавшие друг на друге, были мужем и женой. Муж пытался закрыть жену своим телом, но их обоих пронзили одним ударом.
Были зарубленные. Были сожжённые. Были разорванные. Были раздавленные. Были забитые до смерти. Везде были трупы.
Смерть была разбросана по всей деревне.
В мёртвой деревне царила гнетущая тишина. Всё закончилось задолго до того, как он сюда пришёл.
И теперь только он один, единственный свидетель этой трагедии, протягивал руки слишком поздно, и никто не мог взять их, а ему оставалось лишь задыхаться в одиночестве.
Что… что здесь произошло?
Что-то произошло. Что-то ужасное.
Это «что-то» с беспощадной жестокостью осквернило деревню, надругалось над каждой жизнью и истребило всех невинных жителей.
Никого не осталось в живых. Никто не выжил.
Враг действовал методично, тщательно обыскивая каждый уголок. Субару нашёл даже тела тех, кто, судя по всему, спрятался и был сожжён заживо.
Голова не работала. Изо всех отверстий на лице — из глаз, из носа, изо рта — непрерывным потоком текла жидкость.
Слёзы, сопли, слюна — всё это стекало по его лицу, потерявшему всякую волю к самообладанию.
Он понял, что случилось. Но не мог понять.
Он не знал, что именно произошло. Не знал, но одно понимал точно.
Эта трагедия не могла ограничиться одной лишь деревней.
Когда это запоздалое озарение настигло его, по всему телу Субару пробежал доселе неведомый холод.
За всё время, что он провёл в этом мире, за все пережитые и непройденные испытания на грани жизни и смерти, этот ужас был самым сильным.
Зубы стучали.
Глаза, болевшие от слёз, то и дело затуманивались. Нетвёрдым взглядом он посмотрел в небо.
Там, под до тошноты синим небом, его ждал особняк.
Место, куда он так стремился вернуться, место, которого он так жаждал, которое было уже совсем близко, теперь казалось ему до ужаса страшным.
Он не знал, что произошло.
Но не сомневался, что что-то произошло.
И это «что-то», скорее всего, не пощадило и то место.
Было страшно. До чёртиков страшно.
Он не хотел даже думать о такой возможности. Ему казалось, что если он представит себе это, а тем более произнесёт вслух, то оно станет реальностью.
Поэтому Субару замотал головой, отгоняя прочь эти мысли.
Но раз зародившись, они ускользали из его рук и, словно шёпот у самого уха, не давали себя забыть.
И тогда Субару, оставив попытки их отогнать, прибег к иному способу.
Лишь бы не произносить эту мысль, лишь бы не подвергать её опасности…
— Рем… а где Рем? Что… что с ней стало?
Он произнёс слова беспокойства о девушке, которая должна была прибыть сюда раньше него, пытаясь самым подлым образом обмануть собственное сердце.
— Если бы Рем вернулась, она бы не позволила, чтобы с деревней случилось такое…
Это было оправдание. Оправдание, в которое он и сам не мог поверить, находясь здесь, в полном одиночестве.
— Что-то… случилось? Неужели… какая-то беда в пути…
Это было низко. Отвратительно. Он не хотел этого признавать, но понимал.
Лишь бы не думать о возможности потерять любимую девушку, лишь бы от этого не сломалось его сердце, — он обманул себя, подставив другую жертву.
Он предал её доверие.
— Да… Рем… Рем… Где же Рем…
Пошатываясь, Субару встал и побрёл вперёд.
Оставив позади тело Петры, он, волоча ноги, медленно направился к выходу из деревни — в сторону особняка, двигаясь со скоростью черепахи.
Не зная, что ждёт его впереди. Не желая знать. И в то же время понимая, что должен узнать, но не находя в себе смелости броситься бегом.
Волоча ноги, цепляясь за надежду, повторяя имя девушки, ставшей его единственной опорой, Субару медленно, очень медленно поднимался по склону к особняку.
Рем была мертва. Она лежала в саду.