От лица Артура Лейвина.
Аплодисменты и радостные возгласы разразились, как только я вошёл в ворота крепости. Солдаты, кузнецы и рабочие — все прекратили свои занятия. Одни кланялись, другие хлопали, но все смотрели на меня с изумлением и признательностью.
Я не мог этого вынести. Ни людей, ни признательности, ни выражений облегчения. Я не мог здесь находиться.
‘Сильви, найди мою сестру и отведи её к матери. Ей понадобится кто-то рядом’, — передал я, проходя мимо скопления палаток полевого госпиталя.
Моя связь потянула меня за рукав рубашки. «Я найду твою сестру, но Артур… твоя мать будет нуждаться в тебе так же сильно, как и в твоей сестре».
‘Я последний, кого она захочет видеть. Она больше не видит во мне сына, а любое подобие привязанности, которое она могла испытывать ко мне после того, как я сказал ей правду… исчезнет теперь, когда я не сдержал обещания сохранить всем жизнь — уберечь всех’.
Сильви покачала головой, и я почувствовал её сомнение и несогласие. У меня не было сил спорить с ней, не сейчас, поэтому я просто ушёл.
«Генерал… Артур», — прохрипел Тродиус, его тело невольно съёжилось в кресле.
Я сделал ещё шаг к старшему капитану, вызвав паническую реакцию у сидящих рядом с ним дворян.
«М-моё заклинание! Как?..» — выпалил долговязый, указывая на меня палочкой, хотя, казалось, с трудом удерживал её ровно.
Тучный мужчина слева от Тродиуса был немного смелее. «Назад! Вы находитесь в присутствии знати! Как вы смеете вторгаться на наше конфиденциальное совещание», — пригрозил он.
Третий дворянин, щуплого телосложения мужчина с густыми усами, не выдержал давления, которое я оказывал, и сполз на землю, оставшись лежать бесчувственной грудой позади Тродиуса.
Я сделал ещё шаг вглубь палатки. Долговязый взвизгнул, а толстяк вздрогнул. В свете лампы Тродиус блестел от пота, ручьями стекавшего по его лицу, но в остальном казался невозмутимым.
Бушующее во мне море ярости и скорби отхлынуло, оставив зияющую пустоту, которая позволила мне ясно мыслить. Крики паники и тревоги в моей голове больше не затуманивали рассудок. Теперь внутри меня царила лишь тишина — призрачное затишье.
В каком-то смысле это успокаивало.
Если бы я добрался до палатки всего на десять минут раньше, я бы сделал с Тродиусом то же, что и с Лукасом, — или хуже.
Но в этом оцепеневшем и бесчувственном состоянии я понял, что Тродиус был не так прост, как Лукас. Я ничего бы не выиграл, убив Тродиуса, а он смог бы вынести любую боль, которую я бы ему причинил, с тем же страдальческим выражением лица, которое у него всегда было.
Я не мог просто причинить ему боль; теперь я это знал. Я не мог поступить с Тродиусом так же, как с Лукасом.
Я сделал ещё шаг вперёд, и Тродиус наконец заговорил. Выпрямившись и прочистив горло, он посмотрел мне в глаза и спросил: «Чем я обязан удовольствию лицезреть Копьё, удостоившее меня своим присутствием?»
Его испытующий взгляд и едва заметная усмешка, тронувшая уголок его губ, подтвердили то, что я и так знал. Он не боялся боли, которую я мог ему причинить, или даже смерти, которая могла ему грозить. Благодаря своей изворотливости он был уверен, что сможет сбежать, и наслаждался бы шансом стать “тем, кто выдержал ярость безумного Копья”.
«Н-не подходите ближе!» — сказал тучный мужчина, вытаскивая свою собственную, похожую на игрушку, палочку.
«Успокойтесь», — пренебрежительно бросил я, заставив обоих дворян, бывших в сознании, вздрогнуть.
«Даже генерал должен проявлять уважение к людям благородных кровей», — назидательно произнёс Тродиус, качая головой.
Ещё одна приманка. Он хотел, чтобы я что-нибудь сделал, чтобы он мог ответить.
Я неторопливо обошёл стол, сохраняя бесстрастное выражение лица и позу.
Подойдя к толстому дворянину, я указал пальцем. «Подвинься».
«П-подвинуться?» — эхом повторил он, ошеломлённый, палочка дрожала в его руках.
Должно быть, гнев возобладал над страхом, или, может быть, загнанная мышь попыталась укусить из чистого инстинкта, но всё закончилось, не успев начаться.
Я почувствовал, как мана проявляется вдоль палочки, но прежде чем тучный дворянин успел завершить заклинание, поток ветра ударил по нему сверху, впечатав его лицом в твёрдый земляной пол.
Я использовал его тучное тело как подставку для ног, усаживаясь на стол для совещаний всего в несколько сантиметров от Тродиуса. Маска безразличия старшего капитана дрогнула, следы гнева вспыхнули и тут же исчезли.
«Генерал Артур», — сказал он на удивление спокойным голосом. «Дворянин под вашими ногами — сэр Лайонел Бейнир из уважаемого Дома Бейнир. Вы проявите к нему и сэру Кайлу…»
Тродиус был прерван, когда сэр Кайл рванулся к выходу, ударившись бедром о стол и разбросав стопки бумаг, аккуратно сложенные перед старшим капитаном. Воя от боли, дворянин рухнул на землю, прижав обе руки к боку, словно его ударили ножом.
Тродиус уставился на разбросанные по столу бумаги с выражением лёгкого презрения на поджатом лице.
«Ох, заткнись», — проворчал я, махнув рукой в сторону сэра Кайла. Тонкая молния маны сорвалась с моих пальцев и ударила его в основание черепа, мгновенно вырубив и прекратив его вой.
Повернувшись обратно к Тродиусу, я наклонился вперёд, вжимая каблуки в бесчувственного сэра Лайонела Бейнира.
«Видите ли, Тродиус, меня мало волнуют люди, которые не дотягивают до минимального порога порядочности, независимо от богатства, славы или престижа».
Глаза Тродиуса сузились. «Прошу прощения? Я не знаю точно, сколько вы слышали снаружи, но ваши действия недопустимы, какое бы положение вы ни занимали в армии. Так нагло порочить дворянина…»
«Вы продолжаете называть себя и этих дураков дворянами, но я вижу лишь четырёх хорьков, пытающихся нажиться на поражении собственной страны, шагающих по трупам своих солдат, чтобы возвыситься». Я посмотрел вниз на дворянина под моими ногами, чтобы подчеркнуть свою мысль.
Тродиус вспыхнул от негодования. «Отмена предложенного вами плана — не грех, генерал Артур. Потеря жизней прискорбна, но ради сохранения этой крепости их смерти не напрасны».
«Вот только ваша цель сохранить Стену невредимой заключалась исключительно в попытке построить себе своё маленькое общество, где вы и ваши приспешники будете полновластными хозяевами».
«Чепуха! Моей целью было создать безопасное убежище, чтобы граждане Дикатена могли спать без страха. А вы искажаете мои слова…»
Моя рука метнулась вперёд, и я схватил его язык, крепко зажав между указательным и большим пальцами. «Искажать слова — вот что эта штука, похоже, умеет лучше всего».
Огонёк синего пламени заплясал на кончике языка старшего капитана, когда я крепко надавил. Глаза Тродиуса расширились от боли, он попытался защититься своей собственной маной огня, но ему не хватило сил.
Запах горелой плоти наполнил палатку, пока я клеймил его язык своими воспламенившимися пальцами. Тродиус терпел, не в силах отбросить гордость настолько, чтобы издать хотя бы звук.
Я притянул старшего капитана ближе, мои пальцы всё ещё шипели на его горящем языке. Я позволил злобе сочиться из моего голоса, прошипев ему на ухо: «Понимаешь, Тродиус, одним из солдат, погибших там из-за твоих эгоистичных планов, был мой отец».
Он застыл, кровь отхлынула от его лица. Его глаза искали мои, возможно, пытаясь понять, собираюсь ли я его убить. Возможно, он надеялся, что убью.
«Ваше решение было продиктовано не военной стратегией, а самоудовлетворением. Вы торговали кровью собственных людей — вы обменяли будущее моего отца на обогащение своего собственного, и даже не думайте, чёрт возьми, что я спущу вам это с рук». Я разжал пальцы, отпустив его почерневший язык. Кончик полностью сгорел, оставив лишь обугленный обрубок.
Тродиус тут же захлопнул рот, зажав его руками, словно надеясь уберечь изуродованный язык от дальнейших повреждений.
«Не думай, что мои отношения с твоей сестрой и отчуждённой дочерью имеют какое-то отношение к тому, почему я оставляю тебя в живых», — пробормотал я, поднимаясь и сгребая пергаменты перед ним. «Убить тебя здесь было бы милосердием. Вместо этого я позволю тебе вариться в последствиях твоих действий, забрав то, что ты ценишь больше всего».
Я повернулся к Альбанту, который испуганно наблюдал со своего места по другую сторону стола. «Поскольку вы были свидетелем всего, что здесь сегодня произошло, отправьте сообщение Совету, заявив, что за предательство своего королевства и лжесвидетельство против Триюниона Тродиус Флэймсворт и весь остальной Дом Флэймсворт будут лишены дворянских титулов».
«Нет! У тебья нет пʼгава!» — густо прокричал Тродиус, его обожжённый язык с трудом выговаривал слова.
«Полагаю, у меня есть полное право, и Совет непременно согласится, как только узнает, что вы планировали солгать им, чтобы удержать здесь солдат для себя», — холодно ответил я, помахивая бумагами в руке.
Тродиус бросился ко мне, споткнувшись о своего бесчувственного инвестора, прежде чем отчаянно метнуть огненный шар в бумаги в моей руке.
Я развеял заклинание прежде, чем оно успело полностью сформироваться.
«Добавьте покушение на представителя Совета», — сказал я Альбанту.
«Т-ты не можешь этого сдьелать!» — заорал он, подбегая ко мне и цепляясь за мои ноги. «Дом Флэймсво'т…»
«Станет ничем, Тродиус. Просто ещё одной фамилией простолюдина», — закончил я.
«Наследие, которым ты так гордился, которое так старался возвысить, дойдя до того, что отрёкся от собственной дочери, рассыплется в прах, и ты станешь причиной падения семьи Флэймсворт».
Я снова обратил внимание на Альбанта. «Полагаю, вам нужно отправить сообщение? Если только вы всё ещё не рассматриваете предложение Тродиуса?»
«К-конечно, нет!» — Альбант вскочил и взял пергаменты из моей руки. «Я доставлю это Совету вместе с вашим сообщением моим самым быстрым и надёжным посыльным».
«Также позовите сюда капитана Джесмию и нескольких её людей, чтобы собрать этих господ», — добавил я, отпуская капитана.
Позади меня Тродиус лежал на земле, метая в меня испепеляющие взгляды. Патриарх дома Флэймсворт, бывший воплощением знатности и гордости, превратился в дрожащий мешок с костями.
«Как я и сказал, убить тебя здесь было бы милосердием». Я вышел из палатки, бросив последний взгляд назад. «Надеюсь, ты проживёшь долгую жизнь и будешь вспоминать обо мне каждый раз, когда твой изуродованный язык будет выговаривать исковерканное слово».
Мы с Сильви стояли на знакомом утёсе с видом на Стену. С такой высоты остатки битвы были едва видны под покровом ночи, и крепость казалась мирной.
Я слишком хорошо знал, что Стена бурлила деятельностью: чинили сломанное, кормили слабых, сжигали мёртвых — но я подавил эмоции, грозившие снова вырваться наружу.
Было гораздо проще принять утешительную пустоту, которая заглушала мои эмоции — и хорошие, и плохие.
«Элли сейчас с твоей матерью. Они собираются его кремировать», — сказала моя связь, её тихий голос почти терялся в завываниях ветра.
Её слова вскрыли тысячу маленьких ран, через которые просачивались мысли и эмоции, которых я отчаянно пытался избежать. Я видел свою плачущую сестру, свою мать, стоящую на коленях и царапающую землю окровавленными пальцами… Я чувствовал боль, которую ощущала моя связь, когда суженные глаза матери горели обвинением и обидой. Посмотрела бы она на меня так же, будь я там?
«Лучше я оставлю их одних», — сказал я, нежно положив руку на голову Сильви.
Сильви повернулась ко мне, её большие жёлтые глаза выражали беспокойство. «Артур…»
«Я в порядке, правда», — сказал я ровным, бесстрастным голосом. «Так лучше».
Выражение лица моей связи помрачнело, и я чувствовал, что она ощущает пустоту внутри меня, высасывающую её собственные разочарования и тревоги.
Так я поступал в прошлом, будучи Греем. Я знал, что подавлять эмоции и запирать их было нездоро́во, но у меня не было выбора.
Я не был уверен, что смогу справиться с тем, что так старался не чувствовать. Я знал, что поступая так, я загонял изнуряющую болезнь глубоко внутрь себя, но мне просто нужно было продержаться, пока я не закончу эту войну. Когда всё это закончится, я смогу встретиться с матерью лицом к лицу, но сейчас я не мог вынести вида её лица или лица сестры.
Внезапно вспомнились слова Ринии: ‘Не возвращайся к своим старым привычкам. Ты лучше всех знаешь, что чем глубже ты погружаешься в эту яму, тем труднее будет выбраться’. Я отмахнулся от этих мыслей. Старуха оставила мне много предзнаменований, но какой от них был толк?
Глядя на свою обеспокоенную связь, я закрыл свои мысли. Я не хотел, чтобы она знала — я не хотел, чтобы кто-либо знал, — что я начинаю всерьёз обдумывать предложение Агроны.
«Пойдём, Сильв».
Перевод: YuraFissura
12345 символов, 1898 слов.