Когда наступила ночь, он попытался услышать приближение убийцы.
Без особого успеха.
Ни звука, ни присутствия он так и не почувствовал.
«Пока что продолжу так делать.»
У него не было сомнений. Раз метод тренировки определён, нужно просто следовать ему, как вол пашет поле.
Так Энкрид и поступал.
Прежде чем прилетит ядовитая игла, убийца определённо войдёт в палатку.
Нужно услышать его присутствие.
Каждый раз, ложась спать, он просыпался в том же утре.
Но он не повторял бездумно только ночные тренировки.
Если можешь сделать всё возможное — делай.
Днём Энкрид снова отправился искать Заксена.
Это был новый "сегодняшний" день, первый после того, как он узнал о тренировке слуха.
Энкриду пришлось неприметно подождать перед палаткой.
Причиной было то, что он пришёл слишком рано, раньше обычного.
Изнутри доносился шёпот, поэтому он не стал подходить ближе.
Какие бы нежности они там ни шептали, он не собирался подслушивать.
Дождавшись, он встретил Заксена.
— Давай немного пройдёмся.
И вот они шли и разговаривали. Всё те же вопросы, всё то же отношение.
Энкрид, каждый раз слыша одно и то же, сам того не осознавая, проявлял ту же манеру внимательно слушать, что и Кранг.
Умение слушать было тесно связано с умением учиться.
Ведь чтобы двигаться дальше, нужно сначала хорошо выслушать и понять.
Энкрид, хоть и не осознавал этого, инстинктивно понимал, как важно слушать, поэтому и слушал так внимательно.
В этом смысле такая внимательность была превосходным инструментом.
Заксен каждый раз повторял одно и то же.
А Энкриду иногда приходилось притворяться гением.
— «Приделать глаза на затылке» — это значит слушать, так? Ушами слышать?
— …Похоже, объяснения Вам и не нужны.
— Значит, и у звука есть направление. Можно различить перед и зад, лево и право. По слышимому звуку и его силе, верно?
— Вы гений?
— Что?
— Ничего. Вы на удивление сообразительны.
— А я что, казался тебе дураком?
— Нет, что Вы.
А потом снова была смерть. И снова повторяющийся день.
День начинался с жалоб командира взвода Бензенса.
— А, завтрака всё нет? Куда этот ублюдок опять делся?
— Да уж, когда голоден, поневоле начинаешь злиться.
— Что?
— Ладно, пойду посмотрю, где там наш завтрак заблудился, чтобы уважаемый командир взвода не волновался.
— …Ты совсем рехнулся?!
Вовсе нет.
Всё равно говорить что-то серьёзное было бесполезно, вот он и решил начать с подколки.
Потом он наблюдал за проходящими мимо людьми.
Использовал некоторые события как ориентиры, чтобы каждый повторяющийся "сегодняшний" день проживать немного по-разному.
Иногда, словно в шутку, пропускал завтрак, а потом снова проживал тот же день.
Пятый раз, десятый.
Повторяя этот день снова и снова, даже выдёргивать Заксена из палатки стало привычным делом.
Сначала было неловко, но после того, как он случайно услышал о чём они шепчутся, он стал действовать без стеснения.
Сегодня они обсуждали, что вчера было лучше.
В прошлый раз — что было приятнее.
Какие позы они предпочитают и тому подобное.
В очередной повторяющийся день Энкрид без колебаний откинул полог палатки.
— Заксен, есть время?
— …Что Вам нужно?
— Если хочешь продолжить, я уйду.
— Даже если бы и хотел, Вы всё желание отбили.
— Тогда выходи.
Женщина рядом бросила на него возмущённый взгляд, мол, «что это за хрен?».
Сначала было неловко, но, с повторениями, он стал наглее.
Он просто игнорировал её.
К тому же Заксен ни разу не выразил недовольства. Он лишь с любопытством спрашивал, почему Энкрид так поступает.
Его любопытство он всегда утолял одним и тем же способом.
— Тебе это действительно интересно?
— Нет. Неважно.
С тренировкой было так же. Когда он уже в какой-то мере привык различать звуки, Заксен полюбопытствовал:
— …Вы раньше уже учились чему-то подобному?
— Немного. В детстве дед кое-чему научил.
На самом деле Энкрид был сиротой войны.
Он не знал ни родителей, ни тем более деда.
— Понятно.
Даже на такие неуклюжие отговорки Заксен просто кивал.
Энкрид проживал каждый день с полной самоотдачей.
Если раньше при тренировке колющего удара нужно было двигаться, то теперь — наоборот, сидеть неподвижно.
Результаты были.
Медленно, но верно, он продвигался вперёд.
«Делай как учили.»
Если не можешь сделать шаг — делай полшага.
Если и это не выходит — сделай полшага от полшага.
Если и это невозможно — начни с того, чтобы хотя бы пошевелить пальцем на ноге.
К тому времени, как он повторил день около двадцати раз…
«Слышу.»
Он услышал, как ветер треплет знамя.
Скри-и-ип.
Он услышал неприятный скрежет колеса телеги.
Будто сломанная пружина с покорёженными зубцами.
«Это звук разрушения.»
У звуков тоже есть свои особенности.
Некоторые, словно слова, передают информацию.
Например, звук флага, развевающегося на ветру.
— Узнать, что дует западный ветер, несложно. Надо определить, где сидите Вы, найти север, а потом проследить направление звука, с которым шелестит знамя.
Сказать легко. Но вряд ли кто-то сможет сделать это с первого раза.
Повторение и ещё раз повторение.
Как и всегда, он жил, разбивая день на части. И его настрой оставался неизменным.
Всё постепенно складывалось в единое целое.
«Следи за звуком трепещущего флага…»
В зависимости от того, где ты находишься…
Можно определить направление ветра. Вряд ли это пригодится в быту или на поле боя — направление ветра и так легко понять.
Однако важно было то, что он определил это только по звуку.
Он научился различать голоса.
Оценивал силу звука.
Определял расстояние.
«Если освою это как следует — пригодится и на поле боя.»
Ему вспомнилось, что Заксен всегда избегал опасных участков поля боя.
Неужели он заранее слушал, оценивал и принимал решения?
Разве такое возможно?
Прямо сейчас ответа на этот вопрос не было.
Научиться различать звуки было первым этапом этой тренировки.
Вторым — по звуку определять расстояние.
Энкрид только что завершил оба эти этапа.
А третий этап — уметь слышать тихие, едва уловимые звуки.
Лучшая тренировка слушать — как прилижается убийца, верно?
«Забавно, но…»
Условия были идеальными.
Умирать, не понимая, что происходит, оказалось гораздо неприятнее, чем он думал.
Сам факт, что ты умираешь, не успев даже среагировать, был просто ужасен.
И всё же…
«А может, это шанс?»
Такая мысль пришла сама собой.
Он не вставал с кровати. Если без нужды связываться с веснушчатым часовым, то тот каждый раз погибал.
Зачем это повторять?
Он лежал с закрытыми глазами и сосредоточенно слушал.
Сначала — нужно просто слушать.
Об остальном можно подумать потом.
Днём он слушал звуки катящихся телег: скрип ломающихся деревянных колышков, дребезжание расшатанных конструкций и, наоборот, ровный ход исправных телег.
Различал звук флагов, трепещущих на ветру, хлопанье палаток, голоса людей.
Для кого-то повторение одного и того же могло быть утомительным и мучительным.
«Это интересно.»
Для Энкрида всё было иначе.
Даже малейший прогресс приносил ему радость.
Это было не то же самое, что учиться «Сердцу зверя», где приходилось изматывать тело.
Теперь сильно изматывался разум.
Если он сосредотачивался слишком сильно — начинала болеть голова, будто череп вот-вот треснет.
Но и это прошло — после тридцати повторений.
Он проживал день, хоть немного, но отличавшийся от предыдущего.
И Энкриду это нравилось до дрожи.
И вот, пятьдесят шестая ночь.
Ш-ш-ш.
Треск горящего факела на столбе.
Стук древка копья, которым ударил об землю задремавший ночной страж, испуганно вздрогнув.
Шорох откидываемого полога палатки, когда веснушчатый дежурный по медпункту, иногда заглядывал в палатку.
Среди всех этих звуков тихий, еще один, едва уловимый, звук проник в его уши.
Свист рассекаемого воздуха.
«Услышал.»
Он разительно отличался от обычных звуков. Уши Энкрида уловили едва заметную разницу.
Услышав его, он без колебаний откатился в сторону.
«Увернулся.»
Изначальный план был — увернуться и закричать.
Но Энкрид не смог этого сделать.
Вшух.
За спиной послышался звук рассекаемого воздуха. Времени достать спрятанный за пазухой кинжал не было.
Он снова перекатился вперёд.
Сиик, су-ук, шшш.
Непрерывно раздавались тихие, неописуемые звуки.
Различая направление по звуку, Энкрид с трудом, буквально на волосок, уворачивался от атак.
Лезвие даже чиркнуло по бедру.
«Повезло.»
Чуть бы не так — и распороло бы бедро. Даже царапина от такого противника опасна.
Разве тот, кто использует ядовитые иглы, не смажет ядом и лезвие?
Он продолжал уворачиваться, перекатываясь и отскакивая.
«Сердце зверя» проявило себя.
Несмотря на то, что опасные моменты следовали один за другим, сердце оставалось холодным и спокойным.
Незачем волноваться, если нужно только слушать и уворачиваться…
«Нормально. Справлюсь.»
Если отказаться от контратаки, увернуться можно.
Лезвие метнулось к спине в длинном вертикальном взмахе.
Намерение противника было ясным.
Хотя бы задеть.
Энкрид откатился к кровати Бензенса, который, несмотря на весь этот шум, и не думал вылезать из страны грёз.
Перекатываясь, он толкнул кровать плечом.
Бум.
Тяжёлый удар отозвался в мышцах плеча.
Превозмогая боль, он изо всех сил ударил, но командир взвода Бензенс не проснулся.
«Ядовитая игла.»
Он и не проснётся. Похоже, это парализующий или снотворный яд.
— Упрямый гад.
На этот раз убийца, видимо, спешил, раз пробормотал это и даже послышалось, как он с досадой топнул ногой.
Энкрид тяжело задышал, да так, словно воздух застревал в его горле.
Убийца, почувствовав, что противник задыхается, атаковал ножом в правой руке и метнул ядовитую иглу левой.
Это был почти смертельный удар.
Энкрид, несмотря на сбившееся дыхание, молниеносно среагировал.
От ножа увернулся, а иглу отбил, подставив под удар руку командира взвода Бензенса как щит.
Тик! Игла вонзилась в предплечье Бензенса.
Увидев, что атака заблокирована, убийца на мгновение замешкался, а Энкрид тем временем откатился к выходу из палатки.
То, что Энкрид выглядел запыхавшимся, было уловкой.
«Это и есть стиль Наёмников Вален — обманное дыхание.»
Приём, рассчитанный на то, чтобы дать противнику кажущийся шанс легко закончить бой и ударить в открывшуюся брешь, когда тот отреагирует.
Уловка отлично сработала.
Перекатываясь, Энкрид использовал инерцию тела, чтобы приподняться, делая вид, будто собирается выскочить из палатки.
Убийца метнулся вперёд.
Но и это было уловкой.
Энкрид направился не к выходу, а к стене палатки. Выхватив из-за пазухи кинжал, он замахнулся, чтобы разрезать ткань.
Разрезать и выскочить — и победа за ним. Так он думал, но…
Вжжжух!
Ткань палатки была разрезана раньше.
За разрезанным полотном…
— Немного опоздала.
Вместе с голосом показались светящиеся зелёные глаза.
Эльфийка-командир роты. Та, кого он считал главным убийцей.
Он рефлекторно попытался нанести колющий удар.
Хоть в руке и был кинжал, но техника, отточенная бесчисленными повторениями, стала частью его рефлексов.
Опираясь на левую ногу, он развернулся и одним движением нанёс удар противнику.
Правая рука выстрелила, как дротик.
Эльфийка-командир, сверкая глазами, вошла внутрь и взмахнула правой рукой изнутри наружу.
Тук, фьить!
От этого движения траектория удара сбилась. Одновременно командир пнула Энкрида по опорной ноге.
Мир закружился, и Энкрид покатился по земле.
А затем эльфийка-командир сделала нечто непонятное.
Ти-ди-дик.
Энкрид отвернулся, а она рывком натянула на себя свой плащ и взмахнула им, закрываясь спереди.
Ту-ду-дук! Что-то вонзилось в плащ.
Ядовитые иглы.
— В порядке?
Пока он ошеломлённо смотрел, то увидел Кранга, лежащего ничком снаружи палатки.
— У него была охрана?
В голосе убийцы явно слышалось смятение.
— Мерзкий убийца… меня от тебя тошнит.
Сказала эльфийка-командир, опуская плащ.
Мозг Энкрида лихорадочно пытался понять ситуацию.
«Значит, она не убийца?»
Она защищала?
Тогда то, что он видел перед смертью… она не пришла его убить, а просто опоздала?
— Кажется, ты не ранен?
— Сам в шоке, — ответил Энкрид на вопрос Кранга и повернулся.
Убийца, увидев эльфийку-командира, похоже, сразу решил уносить ноги, его центр тяжести сместился назад.
Но командир, похоже, и не собиралась его ловить и вскоре убийца, потихоньку пятясь, выскочил из палатки и скрылся из виду.
Даже убегая, он двигался почти бесшумно.
— Вот так дела.
Кранг неловко улыбнулся и вошёл в палатку.
Командир подошла к входу, схватила за плечо потерявшего сознание веснушчатого солдата и, волоча его по земле, бросила внутрь палатки.
Мельком взглянув на командира взвода Бензенса, она развернулась.
Зелёные глаза посмотрели на Энкрида.
Короткое молчание.
Мгновение спустя командир, склонив голову набок, заговорила.
— Выжил, значит?
В её вопросе сквозило удивление.