Повторяющийся день.
Каждый, Энкрид проводил с пользой. Ни один не был прожит впустую.
«Я бездарность».
В фехтовании он не мог стать ни одаренным, ни гениальным.
О гениальности и речи не шло.
После восьмой неудачи Энкрид подумал:
«Я пытался покончить с едой одним взмахом вилки».
Не будучи гением, ни даже одаренным или талантливым, он пытался сделать именно это.
Энкрид разделил задачи.
«Буду идти по полшага, по четверть шага».
Скучать не приходилось. День повторялся. И с каждым повтором росло мастерство.
Это было похоже на наркотик. Энкрид был безмерно доволен этой ситуацией.
«В этом много плюсов».
Самым большим плюсом была возможность постоянно практиковаться в реальном бою.
К тому же, это был насыщенный опыт, оплаченный ценой жизни.
Энкрид использовал его по максимуму, а до выхода на поле боя он с пользой проводил время.
Тренировал «Сердце зверя». Изучал фехтование заново.
Повторяющееся время также заставляло его запоминать происходящее вокруг.
Хорошим примером была игра в кости в соседней казарме, которая происходила каждое утро во время завтрака.
— Какого черта! Ты жульничаешь!
— Какое жульничество, ублюдок? Это просто удача.
Привычная утренняя картина.
Это не было обманом. Он видел это уже много раз и знал, что кости всегда выпадают одинаково. Энкрид знал это.
Он проходил мимо, снова проживая этот день. Повторяя его.
Неоднократные сражения расширяли кругозор Энкрида. Точнее, у него было много времени на размышления, поэтому его мысли стали шире.
«Чтобы спасти Бела, не обязательно отбивать стрелу».
Это под силу только первоклассному наемнику.
Энкрид сразу же отказался от этой идеи, и благодаря этому смог спасти Бела.
Пак!
Достаточно было просто раздобыть более крепкий щит.
Стрела вонзилась в круглый щит. Как бы искусен ни был лучник, он не смог бы пронзить голову солдата, спрятавшегося за щитом.
— …Откуда ты взялся?
Споткнувшийся Бел, округлив глаза, спросил.
— Сколько еще будешь валяться на земле? Живо вставай!
Энкрид вытер пот со лба тыльной стороной ладони и пнул Бела ногой под зад.
Потирая ушибленное место, Бел снова бросился в бой.
«Если я спасу его сейчас, увижу ли я его завтра?»
Неизвестно. Он просто выбрал это место в качестве своей первой контрольной точкой.
Прорваться сквозь ряды врагов и спасти Бела — такой была маленькая цель, которую поставил перед собой Энкрид.
Он достиг ее на двадцать пятый день.
— Ого, да тут у нас сама Мать из монастыря. Если у тебя будет время, спаси и меня. Вместо всяких ублюдков из других отрядов.
Для Рема было обычным делом внезапно выскочить из-за спины и нести всякую чепуху.
Каждый раз, когда Энкрид спасал Бела, он придумывал новую чушь и каждый раз Энкрид отвечал тем же.
Мать — так называли монахиню, отвечавшую за монастырь.
— Ты отлучен. У тебя слишком мерзкая рожа.
Монастырь не принимает неверующих. Отлучение от лона Матери — значит изгнание из монастыря.
Довольно высокопарная шутка для Рема.
— Какой мерзкий этот мир, если в нем судят по внешности, тьфу, — Рем, как всегда, не унывал и бросился вперед.
Он, должно быть, шел ловить лучника по прозвищу «Соколиный глаз» или что-то в этом роде. Энкрид знал это, даже не спрашивая.
Прошло около пятидесяти дней, но Энкрид так и не смог одолеть «колющего» врага.
Ему везло, и он несколько раз блокировал его атаки, но в этот момент рядом появлялся враг с молотом и разбивал ему голову.
— Не будем тянуть время, — говорил тот, кто разбил голову Энкриду.
Энкрид даже не понимал, как его ранили. Просто внезапно в глазах начинало кружиться, и он падал на землю.
У него не было сил даже повертеть головой. Он лишь чувствовал, как по лицу течет липкая жидкость.
А когда он немного приходил в себя, то понимал, что стоит на коленях, выронив меч.
— Должно быть, это больно, проявлю милосердие, — клинок вонзался в шею, и Энкрид корчился от боли.
Лезвие пронзает шею. Боль, к которой невозможно привыкнуть, пронзает все тело.
Раскаленный прут, пронзивший шею, разрывал мозг.
Умирая, Энкрид моргал. Из-за крови, попавшей в глаза, мир окрашивался в красный цвет.
За этим красным туманом, сквозь прорези шлема, он видел красные глаза врага с мечом.
На самом деле они не были красными, но тогда ему так казалось.
В глазах врага читалось тонкое наслаждение.
После стольких смертей он начал замечать разные вещи.
Наверное, это благодаря закаленному «Сердцу зверя».
«Он — извращенец».
Он убивал не ради милосердия, а ради удовольствия от убийства.
Он всегда вонзал клинок в шею и медленно вытаскивал его.
Возможно, он испытывал возбуждение, чувствуя, как через меч угасает последняя искра жизни.
Даже осознав это, Энкрид оставался спокойным.
Бесчисленное количество смертей само собой укрепило его дух. Это было естественно.
И...
— Ты что, тайком от меня с кем-то встречаешься?
На восемьдесят шестой день внезапно сказал Рем.
От слов Рема Энкрид нахмурился.
Что за чушь он несет?
— Что?
— «Сердцу зверя» ведь я тебя учил. Но невозможно так натренироваться в одиночку.
Лезвие топора застыло всего в паре сантиметров от его глаз.
Если бы топор был ближе, одно только давление ветра могло бы повредить роговицу.
Из-за этого в поле зрения Энкрида умещалась только половина лица Рема за отточенным лезвием топора.
Но даже в такой момент его дыхание оставалось ровным.
Это сила, которую даровало «Сердце зверя».
И стойкость, позволяющая терпеть, зная, что сейчас будет больно.
Энкрид смотрел на озадаченное лицо Рема за лезвием топора и думал:
«Бывает и такое».
Повторяющийся день укрепил «Сердце зверя», и для того, кто его этому научил, это было бы странно.
Он понял это только сейчас, потому что Рем был из тех, кто не задумывался о последствиях.
Рем мог нести много чепухи, но он не был из тех, кто задает вопросы.
Но с «Сердцем зверя», видимо, было по-другому. Ведь он сам его этому учил.
Энкрид не стал придумывать нелепые оправдания. В этом не было необходимости.
Обдумав произошедшее в течение дня, он мог просто исправить все, когда день начнется сначала.
Тук, Рем отвел топор. Поле зрения Энкрида расширилось. На лице не осталось ни царапины.
Рем обращался с тяжелым топором так, словно тот был продолжением его руки.
Убрав топор, Рем почесал голову концом рукояти.
— Не понимаю, может, ты учился у кого-то еще, кроме меня? — но, даже говоря это, он, казалось, сомневался в том, что говорил.
Энкрид — командир отделения «четыре по четыре»: сборища твердолобых болванов, которое не слушалось никого, кроме него.
После того, как Рем научил его «Сердцу зверя», Энкрид ни разу не покидал это отделение.
Следовательно, у него просто не было времени учиться, даже если бы он захотел.
Рем все это время наблюдал за Энкридом.
Разве что, он мог тайно тренироваться, пока нес ночной дозор...
Но и это было маловероятно.
— Ты пишешь мечом так, что я бы сказал: «Ну, сегодня после обеда он сдохнет, бывает», но как у тебя может быть такая крепкая душевная броня?
Чтоб тебя.
Сдохнет он сегодня после обеда. Рем не знал, что говорит, но в его словах почудилась некая ирония.
— Я пережил около восьмидесяти смертей, — неопределенно ответил Энкрид и задумался.
У Рема он больше не сможет учиться «Сердцу зверя». Никакие оправдания не смогут полностью развеять сомнения этого варвара.
«Не могу же я сказать, что каждый раз, когда день повторяется, я учусь у тебя, а потом еще и умираю, так и натренировался».
Но как-нибудь замять это было можно. Рем был не из тех, кто станет придирается к мелочам.
Так и вышло. Не потребовалось много времени.
— Допустим. Иногда богиня удачи роняет монеты, сама того не замечая.
Так обычно говорят солдату, выжившему по счастливой случайности.
Но разве так говорят, когда изучаешь тайное искусство?
Впрочем, какая разница. Главное, что Рема ответ устроил.
— Благодаря тебе стало веселее. Ты стал сильнее. Что ты там тайком вытворяешь?
— Чертовски болезненные вещи.
Энкрид не солгал.
— Да, мужчине нужно иметь свои секреты. В этом вся мужская суть. Я-то знаю, — Рем даже не обратил на это внимания. Он просто болтал, как обычно, и снова взял топор.
— Ну, что, еще разок? — спросил Рем с топором в руках.
Вмето ответа, Энкрид поднял меч.
Если спасение оступающегося солдата Бела было его первой целью, то второй, и последней, — убить упивающегося убийствами маньяка, мастера колющего удара. Подготовка к этому шла полным ходом.
На сто одиннадцатый день, во время тренировки с Ремом. Энкрид напряг мышцы и отвел руку с мечом назад.
Выставив левую ногу вперед, он сделал вид, что хочет наступить Рему на ногу.
Рем быстро отдернул ногу, и Энкрид, развернувшись на левой ноге, которой он теперь уперся в землю, изо всех сил взмахнул мечом.
Это был обманный маневр. Он рассчитывал, что Рем отступит.
В удар он вложил всю силу.
В этот миг Энкрид увидел, как рука Рема выгнулась дугой, словно кнут. Это было так неестественно, что казалось, будто и сам топор в его руке выгнулся.
Клац!
Все произошло мгновенно.
Лезвие топора, описав дугу, молниеносно взлетело вверх и обрушилось на меч Энкрида.
Меч резко взмыл вверх. Вырвавшись из рук Энкрида, он описал в воздухе оборот и со стуком упал на землю.
Звонкий звук был от того, что клинок неудачно ударился о камень. Энкрид видел, как меч покатился по земле.
— Дай-ка посмотрю, — внезапно приблизившись, Рем схватил Энкрида за запястье.
От удара, выбившего меч, рука мелко дрожала. Рем посмотрел на ладонь Энкрида, покачал головой и сказал:
— Тут должна была пойти кровь.
— Что?
Мог бы и послабее ударить, а не размахиваться топором, как дурак, и еще что-то выговаривает.
— Колющий удар был неплох, но, эх, чего-то не хватает. Не умею я объяснять, но в этот раз у тебя должна была разорваться ладонь. А не вылететь меч из рук.
— Что, даже умирая, нельзя разжимать руку, держащую меч? — спросил Энкрид, не высвобождая правую руку. Он уже много раз слышал это от учителей фехтования.
Считать каждый повторяющийся день становилось все труднее. Чтобы различать их, Энкрид начал немного изменять начало каждого дня. У него с детства была незаурядная память. Хотя, до сих пор она не особо помогала ему в фехтовании. Зато теперь, она стала приносить ему пользу. Особенно, когда он вспоминал то, чему его учили учителя. Вот и сейчас он, обдумывая одно из наставлений, произнес его вслух.
— Что за бред? Если нужно, можно и в рожу врагу меч швырнуть. Эх, ладно. Давай попроще. Куда ты целился, когда делал колющий удар? — сказал Рем, фыркнув.
Энкрид не сразу ответил.
Этот колющий удар был его козырем. Прием, вызубренный до мелочей, украденный у врага, что пронзал его горло бессчетное количество раз. Общая стойка, положение ног, перенос центра тяжести при взмахе мечом, движения мышц, направление носка, хват меча. Он подчистую украл все и пытался в точности повторить.
— Твой недавний удар был с виду неплох, но, черт, как же сложно объяснить. Вот, смотри сюда, — Рем опустил топор и нарисовал на земле круг.
Примерно с человеческую голову.
— Допустим, наша цель где-то здесь, — Рем покрутил топором над кругом и ткнул в одну точку. — Но на самом деле мы пойдем сюда.
Сначала Энкрид не понял, что он имеет в виду. Но время, потраченное на обучение у учителей фехтования, не прошло даром.
Несмотря на идиотское объяснение, он уловил суть, будто ощутил на языке сладость засахаренного фрукта.
«Точка прицеливания».
Чего он хотел добиться своим недавним колющим ударом? Хотел, чтобы его похвалили за хорошее исполнение? Хотел, чтобы его признали, что у него есть хоть капля таланта, раз он так хорошо все скопировал? Какой в этом был смысл?
Для чего нужен меч? Это оружие, несущее смерть, для того, чтобы резать и колоть врага. Колющий удар — одна из основ фехтования, нацеленная на поражение конкретной точки. Особенно часто он используется в фехтовании на рапирах. Он слышал, что некоторые рыцари используют тонкие клинки, чтобы пронзать щели в доспехах.
— Я правда не умею объяснять лучше. Ты, видать, думал, что я по-любому увернусь или отобью, поэтому так легко и упустил меч. Но твой недавний колющий удар должен был быть решительным. Типа, мол: «Я собираюсь пронзить тебя, и ты не сможешь увернуться». Нужно было показать это без колебаний, — договорив, Рем задумался, смог ли он нормально объяснить.
Он был из тех, кто сначала делает, а потом думает, поэтому объяснять он не умел.
Но если собеседник понял, то даже такое объяснение, похожее на лай соседской собаки, можно считать хорошим.
Следовательно, для Энкрида это было отличное объяснение.
«В моем мече не было уверенности».
Его недавний колющий удар был ударом третьесортного наемника.
На сто одиннадцатый день Энкрид осознал это.
До сто двадцать третьего дня он отрабатывал разящий колющий удар.
И на сто двадцать четвертый день от молниеносного удара топора Рема у него разорвалась ладонь.
Не просто разорвалась, а лопнула.
Из ладони хлынула кровь.
Энкрид посмотрел на это и улыбнулся.
Он достиг желаемого.
— Ты что, совсем рехнулся? Знаешь же, что на поле боя нет никого опаснее, чем тронутый союзник. Эй, ты чего лыбишься?
Рем был в замешательстве, что случалось с ним нечасто, но Энкрид не мог сдержать улыбку.
— Блин, прекрати ржать. Ты похож на психа, — сказал Рем.
Это произошло на сто двадцать четвертый «сегодняшний» день.