— Мы победили!
— Сука, мы победи-и-или!
— Псы азпенские, сдохните-е-е!
Победа рождает ликование.
Ликование — жар.
Жар — безумие.
Эти чувства, сплетаясь воедино, раскалённой волной прокатились по всему полю боя.
Когда на войне удаётся добиться наибольшего успеха? Когда преследуешь бегущего врага. Науриллия мёртвой хваткой вцепилась в хвост отступающих сил Азпена.
— Уо-о-о!
Радость победы захлестнула союзные войска прежде, чем они успели почтить память павших. И неудивительно, что в этом чувствовалось безумие.
Всего несколько дней назад они были на грани полного уничтожения. Ужас смерти, что нёс с собой туман, всё ещё глубоко сидел в их сердцах. И вот теперь, на том же поле боя, они одержали сокрушительную победу.
— Да здравствует Рыцарский Орден Алого Плаща!
— Да здравствует Науриллия!
Сквайр не назвал своего имени. Вместо имени безымянного воина гремело название его ордена.
— Да здравствует Рыцарский Орден Алого Плаща!
Это ликование, этот жар, это безумие.
И в самом центре, в авангарде, принимая на себя всю мощь этих возгласов, стоял тот, кто был их причиной.
Вшух!
Сквайр, взмахнув своим алым плащом, ставшим символом этой битвы, поднял руку в ответ на приветствия.
— Уо-о-о!
Среди солдат, опьянённых жаром победы, были и те, кто плакал от счастья.
Все кричали, упиваясь безумием. Наблюдая за этим, Энкрид тихо прошептал:
— Я тоже…
Никто не услышал этих слов, но в них была заключена его давняя мечта. Безумие и жар были заразительны, и сердце Энкрида забилось в унисон с толпой.
Конец битвы, последняя ночь на поле боя. Погибших было немало, но Энкрид чувствовал подъём.
Вспомнились слова инструктора по фехтованию из большого города, у которого не было трёх пальцев.
«Парень без таланта, который мечом на хлеб зарабатывает? Тут одно из двух: либо он тащится от самой битвы, либо от убийств. А, нет, одно из трёх. Есть ещё те, кто просто живёт без царя в голове».
«Похоже, я из тех, кто тащится от битвы».
Он завидовал этому ликованию. В нём проснулась алчность — желание стоять там, впереди. Ему хотелось не просто махать мечом, а рассекать само поле боя. Он оттачивал своё мастерство не только из любви к клинку.
Энкрид задумался о том, чего он добился в этой битве. Всё, что он делал, — это отчаянно цеплялся за жизнь. В конечном итоге, разорвав знамя и уничтожив проводник для колдовства, он заслужил признание, но…
«И это тоже было лишь отчаянной попыткой выжить».
Внезапный душевный подъём сорвал покров с мечты Энкрида, пробудив алчность и страсть, о которых он давно забыл из-за отсутствия таланта.
«Рыцарем».
Я им стану. Обязательно стану.
Он снова дал себе эту клятву.
— Чертовски шумно, — сказал Рем, ковыряя в ухе. Он был из тех, кто просто бродяжничал по полям сражений без особых мыслей.
Он, казалось, не получал удовольствия ни от битвы, ни от убийств. Никакого душевного подъёма.
Рядом с ним зевал Рагна.
— Ха-а, ну что, теперь всё? Может, сегодня ночью нас отведут?
Размечтался. Да, эти двое явно из тех, кто без царя в голове.
Заксен протирал лезвие меча куском кожи. Уже занялся чисткой оружия. Он никогда ничего не говорил и не показывал виду, но, может, ему тоже что-то доставляло удовольствие? Неизвестно. Он всегда умело скрывал свои чувства.
— Охренеть, битва закончилась в один миг. Интересно, если сложить об этом историю или песню, её купят?
— Брат мой, вы и песни сочинять умеете?
— Нет. Придётся нанять какого-нибудь менестреля.
— Если он сам этого не видел, то такая песня будет обманом.
— Какой ещё обман, что вы такое говорите. Ничего подобного, Аудин.
Это был диалог между Большеглазым, который думал, как бы нажиться даже на войне, и его набожным, но непроницаемым товарищем по отряду.
Энкрид слышал, что в тот день, когда он уничтожил проводник для колдовства, этот набожный воин был с ног до головы покрыт кровью, словно искупался в ней. Это означало, что он сражался как берсерк. С виду он был тихим и спокойным, но обладал чудовищной силой. Зачем он выходил на поле боя — было загадкой.
Мысли цеплялись одна за другую, и Энкрид представил на своём месте каждого из бойцов своего отряда.
«Будь на моём месте Рем…»
Он бы не остановился на том, чтобы прорваться и разорвать знамя.
Будь то Рагна, Заксен или набожный воин — все они сражались бы лучше него.
«В следующий раз я сделаю больше».
Душевный подъём от битвы сдавливал сердце, и в ответ на это в груди Энкрида разгоралась лишь страсть.
В ночь после битвы командование выставило выпивку и еду. Подали солёную крольчатину и оленину, а также выкатили огромный дубовый бочонок с крепким алкоголем.
— Выпивка, выпивка!
Рем и Рагна от одного вида алкоголя сходили с ума.
— Я пью только виноградное вино, — набожный воин отказался от крепкого напитка, а Заксен и вовсе к алкоголю не притрагивался.
— Женщины лучше, чем выпивка, — беззастенчиво заявлял он.
И как только на такие речи ведутся женщины?
«Всё-таки внешность решает».
Впрочем, к Энкриду женщины тоже липли без всяких усилий с его стороны. Всё благодаря лицу. А его тренированное, рельефное тело было просто смертоносным оружием для женских сердец.
— Дешёвый алкоголь. Я такое не пью, — Большеглазый был гурманом.
Когда ночь стала глубже, в барак вошёл командир батальона.
— Командир отряда «четыре по четыре»?
Услышав своё имя, Энкрид поднялся. Жар битвы понемногу спадал, и все уже готовились ко сну. Энкрид из-за ранений не пил, так что, к счастью, не рисковал не узнать командира.
— Раненый, а пьёшь? Какой-то калека, а пьёшь? Тебя ранили, а ты пьёшь? — ворчал Рем.
— Лучше воздержаться. Сначала нужно восстановиться, — останавливал его и Заксен.
Рагна молча качал головой, а Большеглазый, глядя на Энкрида, хихикал.
Вот же сумасшедший отряд.
Энкрид вышел на зов командира батальона. Тот, отмахнувшись от его попытки отдать честь, сказал, выдыхая пары алкоголя:
— Значит, знамя было проводником для колдовства? И это ты его уничтожил.
Это прозвучало так, будто они наконец нашли того, кто внёс решающий вклад в победу, разрушив вражеские чары.
В потрескивании догорающего костра вспыхивали последние угольки, разбрасывая в воздухе искры.
— Так точно, — спокойно ответил Энкрид.
— Когда вернёмся, тебя ждёт награда. Отличная работа.
Командир батальона похлопал Энкрида по плечу. Это было большое событие. С тех пор как он стал командиром отряда, он впервые разговаривал с комбатом. Это лишь подчёркивало значимость его поступка.
Он изменил ход всей битвы.
Вот только знали об этом единицы. Точнее, только командование. Вероятно, заслугу за победу над колдовством они присвоят себе. Но Энкрида это не огорчало. Зато награда будет щедрой.
«Я не жалею».
По-хорошему, раз это сделал он, то и слава должна была достаться ему.
«Но это была лишь отчаянная борьба за жизнь».
Увидев сквайра, пусть даже всего лишь сквайра, а не рыцаря, его мысли сильно изменились. Он понял, что приобрёл нечто большее, чем эта мелкая слава.
— А ты видный парень.
После того как комбат, похлопав его по плечу, ушёл, Энкрид уже собирался вернуться в барак, но услышал тихие шаги.
— В чём дело?
Он повернул голову на звук и увидел глаза, похожие на изумруды. Ночью они выглядели жутковато, почти как у призрака.
Нечеловеческая красота.
Это была эльфийка-командир роты.
— Награда за знамя будет достойной.
Сказав это, она развернулась, словно это было всё, что она хотела. Но, пройдя пару шагов, она, лишь слегка повернув голову, бросила:
— Честь отдавать не будешь?
Когда Энкрид запоздало приложил левую руку к оружию, эльфийка-командир махнула рукой.
— Ладно, забудь. Я пошла.
Что это было? Странная она какая-то, эта эльфийка.
Когда он вернулся в барак, Рем уже лежал на боку, подложив руку под голову.
— Командир, как станешь популярным, не бросай меня, ладно?
— Ты пьян?
— Ни капли.
Обычные шуточки. Ночь была глубокой. Энкрид закрыл глаза и мысленно прокрутил всё, что увидел и почувствовал, наблюдая за сквайром. Когда его тело восстановится, у него будет очень много дел.
* * *
Проснувшись, пехотный батальон Науриллии отправился в Бордергард.
После четырёхдневного марша они наконец увидели крепостные стены города-крепости. Город был расположен в котловине, на возвышенности, и был окружён длинной стеной с тремя огромными сторожевыми башнями.
Это был последний оплот, сдерживающий княжество Азпен.
Пограничная крепость, Бордергард.
* * *
Появление сквайра из Рыцарского Ордена Алого Плаща могло изменить ход всей войны. До сих пор локальные стычки в прериях Зелёной Жемчужины оставались мелкими, потому что существовало негласное правило не вводить в бой рыцарские ордена.
И в такой ситуации королевство Науриллия выложило свой козырь — сквайра.
Науриллия нарушила правило. И пусть тот, кто вышел на поле боя, был всего лишь на переходном этапе от сквайра к младшему рыцарю, черта была пересечена.
— Вот же сукины дети! — взревел князь Азпена. Его глаза налились кровью, а на лбу вздулись вены. — Мы тоже выводим своих!
Но сказать было проще, чем сделать.
Была зима.
Начать войну зимой означало обречь оба государства на крайнее истощение сил. Если ожидалась не локальная стычка, а полномасштабная война, нужно было мобилизовать все ресурсы страны. К тому же, основные силы Азпена сейчас отсутствовали по неким причинам. Чтобы сражаться всерьёз, Азпену тоже требовалось время.
На излёте войны, даже если противник кипел от ярости, как вулкан, приближающаяся зима заставляла его сдерживаться. Науриллия, должно быть, предвидела это, потому и ввела свои силы в самом конце кампании. С другой стороны, Азпен тоже, рассчитывая на приход зимы, использовал колдуна.
Вот только клинок, подготовленный одной стороной, был заблокирован, а кинжал другой — глубоко вонзился в предплечье. Было больно. Настолько, что можно было лишиться руки.
— Окажите хотя бы дипломатическое давление. Вывод рыцарского ордена на поле боя — это нарушение правил.
Князь, известный своей воинственностью, дышал огнём, заявляя, что так этого не оставит. Он не кричал, но его голос кипел от ярости, как вода в котле.
Княжество Азпен держалось на трёх знатных родах.
Княжеский род Азпен.
Воинственный род Хьюри.
И род Эккинс, ведавший администрацией и политикой.
Дипломатия была в ведении рода Эккинс.
Министр Эккинс был в затруднительном положении из-за письма, присланного из Науриллии. Тот факт, что оно прибыло одновременно с вводом в бой члена Ордена, доказывал, что Науриллия подготовила идеальное оправдание.
В письме говорилось, что они были вынуждены отправить своего воина в ответ на появление в рядах врага генерала-Фрогга из Азпена.
Причина была веской. Слишком веской.
И какого чёрта этого генерала-Фрогга понесло именно туда?
Фрогги по своей природе были вольным народом. С того самого момента, как на них надели военную форму, подобные проблемы были лишь вопросом времени.
«Даже если бы не генерал, они бы нашли другой предлог».
Эккинс не был дураком. Науриллия не стала бы импульсивно отправлять в бой члена ордена. Генерал-Фрогг стал удобным поводом, но не будь его, они бы придумали другое подходящее оправдание.
В сухом остатке получалось, что Азпен просто остался в дураках.
А началось всё с того, что их колдовство было разрушено. Если бы «Туман Истребления» сработал, то затянувшаяся на долгое время позиционная война в прериях Зелёной Жемчужины закончилась бы сокрушительной победой Азпена, если бы только не явился настоящий рыцарь.
Эккинс вспомнил донесение о том, что колдовство сорвал один-единственный вражеский солдат.
«Они провалили охрану, а теперь валят всё на какого-то солдата? Что за бред!»
Разве такое возможно?
Все, кто был причастен к этому провалу, должны понести ответственность. Колдун был найден мёртвым после отступления. То ли это были разбойники, то ли ещё кто, но и его, и всю его охрану разрубили пополам.
«Ничего не получается. Ничего».
— Эй, мы что, так это и проглотим?! — забыв о своём статусе, кричал князь.
Осенью этого года козырной ход, начатый по настоянию Эккинса, обернулся полным провалом. Затяжная позиционная война закончилась сокрушительным поражением Азпена.
* * *
Десять дней. Энкрид чувствовал, что его тело полностью восстановилось.
Поэтому, едва проснувшись, он тут же нашёл Рема.
— Рем.
— В чём дело? — Рем, только что вернувшийся с караула, встал перед Энкридом.
— Сразимся.
— В смысле?
— Спарринг.
— …Ты же только-только поправился?
Какое это имело значение? Тело чесалось от нетерпения.
Всё было написано на лице Энкрида. Если это и была способность, то весьма полезная — выражать свои мысли одними лишь бровями и уголками губ.
— Ладно, давай. Раз хочется, надо делать. Видимо, опять хочешь получить по морде.
— Нападай, дерзкий чужеземец.
— Ого, на этот раз ногу сломать захотелось?
Рем с улыбкой принял вызов Энкрида. Они тут же вышли из казармы.
Наблюдавший за этим Рагна был согласен с Ремом в одном. Из всех безумцев, что он встречал, их командир был главным. Как можно, имея столь ничтожный талант, едва встав на ноги, тут же бросаться в драку?
Не прошло и получаса, как Энкрид снова открыл дверь казармы.
— Рагна, выходи. Я смою с тебя твою лень.
Командир был в приподнятом настроении. Хоть на виске у него и запеклась кровь от недавнего удара, лицо его сияло.
— Ладно, ладно, давайте, — Рагна тоже не стал тратить силы на пустые споры. Достаточно было просто пару раз с ним сразиться.
Такова была их повседневная жизнь.