Нежелание снова умереть было лишь поверхностной причиной.
Повторяя «сегодня», Энкрид испытывал другой страх.
Страх погрязнуть в этом дне, страх, что, выйдя за пределы «сегодня», он лишится этой возможности, желание остаться здесь.
Именно это желание пугало Энкрида.
«Этого ли я хотел?»
Погрязнуть в «сегодня» — значило обречь себя на прозябание. В жизни, в которой нет места движению вперед.
Стремление к завтрашнему дню естественно для человека.
Более того, Энкрид был человеком, который, несмотря на скромные способности, мечтал о будущем.
К тому же у него были на то веские и разумные причины.
«Я научился всему, чему мог».
Дальнейшие тренировки здесь дадут ему слишком мало.
А значит, пришло время двигаться навстречу завтрашнему дню.
«Что будет, если я выживу?»
Закончится ли тогда это «сегодня»?
Он размышлял об этом бесчисленное количество раз.
Но ответа так и не нашел. Он не знал, что будет, если он выживет.
«Если я смогу двигаться вперед…»
Тогда нужно двигаться. Разве он не так жил всю свою жизнь?
Прежде всего, Энкриду нужна была уверенность.
Сможет ли он увидеть завтра, благодаря тому, что получил от этого повторяющегося дня?
Он не знал. А значит, нужно бросить вызов.
Мышление, нацеленное на преодоление трудностей, стало для него обыденностью.
Этот день будет долгим.
Ведь ему придется использовать все, что он накопил.
— Как ты это сделал?
— Повезло.
— Думаешь, это можно назвать везением?
Едва Энкрид вышел из палатки, Крайс тут же засыпал его вопросами, раскрыв глаза еще шире, чем обычно.
Игрок, бросающий кости, был ошарашен. Но он не стал поднимать шум и спорить, ведь бросал то он их сам.
Благодаря этому Энкрид смог спокойно встать и уйти.
Его совесть была чиста. Ведь он не жульничал. Просто, подобно какому-нибудь захудалому провидцу, он знал все числа, которые выпадут на костях.
— Потом угощу тебя пивом в деревне, — похлопал Энкрида по плечу один из выигравших благодаря нему солдат.
— И впрямь повезло. А же совсем не азартный.
Энкрид свернул за угол. Крайс поспешил за ним.
— Если это не талант, то все везунчики, должно быть, уже давно в могиле.
— Просто иногда везет.
— …Если повезет дважды, карман лопнет от денег, да?
По пути Энкрид протянул ему семнадцать серебряных монет.
Звякнув, они перекочевали в руки Крайса.
Получив их, он кивнул:
— Ладно, это не мое дело.
Затем он вдруг пристально посмотрел на Энкрида, своими большими глазами.
— Я понял.
Что?
Энкрид вопросительно посмотрел на него.
Крайс, ухмыляясь, продолжил:
— Хочешь подкатить к командирше, которая прибудет завтра? Поэтому и цветы? Хотя, в таком случае, лучше бы подошли розы или лизиантусы, а не белая чемерица.
Похоже, вещи, которые попросил достать Энкрид, показались Крайсу довольно странными.
— …Думаешь, получится?
Что вообще творится в голове у этого парня?
Завтра прибывает новый командир роты, и ходили слухи, что это женщина. Да, говорили, что прибудет женщина.
Но разве она поведется на один букет?
Даже деревенская простушка не купится на такое.
Конечно, если бы у Энкрида было личико, как у Крайса, то, может, и вышло бы.Хотя, нет. Все равно не сработает. В лучшем случае, ничего не добьешься, а в худшем — сразу же пойдешь под трибунал за оскорбление начальства.
— Если тебя принарядить, командир, то ты довольно симпатичный.
— Ты каждый раз так дотошно расспрашиваешь, когда тебя просят что-то достать?
Если Крайс сейчас же не побежит со всех ног, то сможет ли он достать вещи к обеду?
Прочитав это в его взгляде, Крайс кивнул и развернулся.
Ему придется поторопиться. Иначе никак. Хотя Энкрид уже проделывал это уже несколько раз, от скорости Крайса зависело, придется ли самому Энкриду носиться сломя голову.
А пока можно и передохнуть.
Энкрид неторопливо позавтракал.
Жидкий суп из дробленого ячменя и пшеницы, черствый хлеб и вяленое мясо — вот и весь их завтрак.
Мясо давали только раз в три дня.
К счастью, сегодня был именно тот день.
Иначе он так и не увидел бы мяса за всё время, что застрял в этом дне.
Обычно он размачивал хлеб слюной, но сейчас разломал его и бросил в суп.
Он жевал ставшую густой похлебку, но она все еще была безвкусной.
Только когда он нарвал туда вяленого мяса и перемешал, вкус стал более-менее сносным.
Энкрид тщательно пережевывал пищу. Еда — это энергия для движения.
Какими бы ни были различия в навыках, изголодавшийся за несколько дней солдат и сытый солдат будут сражаться по-разному.
Теплый суп приятно обволакивал горло и опускался в желудок.
Он ел, пока тарелка не опустела.
— Вкусно? — подходя к нему, проворчал Рем. — Неплохо устроился: сам лопаешь, а другие за тебя дежурят?
— Очень.
— Не привередничать в еде — это хорошо. Я еще не видел, чтобы тот, кто воротит нос от еды, прожил долго. В нашем отряде тоже есть такой, верно?
— Как по мне, так он вроде бы и так неплохо выживает.
— Это пока.
Нелестно отозвавшись о своем сослуживце, Рем вскоре забрал тарелку и ушел.
Пора было усердно мыть посуду.
Сытно позавтракав жидким супом с хлебом и вяленым мясом, Энкрид достал промасленную тряпку и тщательно протёр свой меч, а затем ещё раз протёр его уже сухой тряпкой.
Его новый меч был сделан не из знаменитой стали и не прославленным мастером, но был вполне пригоден.
У него был хороший баланс и острое лезвие.
Он был достаточно острым, чтобы прорубить толстый стеганый доспех или тонкую кожаную броню.
Закончив ухаживать за мечом, Энкрид вышел из палатки и увидел Крайса.
Тот шёл, оглядываясь по сторонам. Энкрид окликнул его.
— Эй, Большеглазый.
Крайс подошел, держа в руке что-то вроде узелка.
— Вот.
В узелке, разумеется, были вещи, которые заказал Энкрид.
Развернув его, он увидел ровно то, что и ожидал.
Пять метательных ножей из металла с примесями.
Сверток кожи, хоть и плохого качества, но хорошо промасленной, и большая игла.
— Оленьи перчатки хрен найдешь, — заговорил Крайс, пока Энкрид ощупывал лезвия метательных ножей.
И правда, перчатка была только одна, на левую руку.
— Поэтому вот, — Крайс вернул ему одну монету.
— Я ведь посчитал оленьи перчатки за две монеты.
Вот же скряга, помешанный на деньгах.
Впрочем, Энкрид и так это знал.
Можно было поспорить, но это отняло бы время. Лучше сосредоточиться на сегодняшних делах.
Времени не так много, чтобы заниматься всем подряд.
Цветы белой чемерицы, которые принес Крайс, были увядшими.
— Ты же говорил, что тебе не для признаний? Свежие я не достану.
Вот жулик.
Энкрид кивнул. Это было в пределах ожиданий.
Какой сумасшедший посреди поля боя будет искать десять свежих цветов?
— Зато их двенадцать.
У этого мошенника все-таки есть совесть.
— И еще вот, — Крайс протянул ему маленький мешочек.
Открыв его, Энкрид обнаружил внутри алебастр.
Наверное, если бы сделка сорвалась, Крайс бы сказал, что не смог достать алебастр, а потом бы притворился, что с трудом нашел, и таким образом уладил бы дело.
Хоть эти уловки и были очевидны, Энкрид не обращал на них внимания. Ведь он получил все, что ему было нужно.
— Спасибо за работу.
— Так что ты будешь с этим делать?
Крайса, похоже, очень интересовало, что же задумал их добродушный командир.
— Хочу заняться шитьем и, может, сделать настойку.
От такого ответа Крайсу пришлось в недоумении склонить голову набок.
С чего вдруг шитье? И зачем делать настойку?
— Ну, ладно.
Крайс ушел, не став больше расспрашивать.
Энкрид аккуратно заткнул ножи за пояс, а остальное забросил в палатку. Затем он зашагал прочь.
Шаги его были уверенными, ведь он знал, куда идет.
Он шел, не останавливаясь, к окраине лагеря. Там его окликнул солдат:
— Эй, ты куда? А, командир четырёх четвёрок? Если по нужде, то туда не ходи.
— Почему?
— Вчера один солдат там отливал, так его змея цапнула. Ядовитая. Не смертельно, но он весь день чесался, как ненормальный.
— Мне срочно. Я быстро.
— Ну, я предупредил.
Солдату не было смысла активно отговаривать Энкрида. Он просто пропустил его.
«Если, конечно, он не полный идиот, то все будет в порядке», — подумал солдат, отворачиваясь от Энкрида.
Энкрид шел, осматривая окрестности.
Окраина лагеря, место, отведенное для справления нужды.
Несколько ям с отвратительным запахом и несколько больших деревьев, окруженных опавшими листьями.
Энкрид, стараясь обходить зловонные места, посыпал землю алебастром.
Затем он присел на корточки там, где не было травы, подобрал валявшуюся рядом ветку и заострил ее конец метательным ножом.
Он скоблил ветку, используя лезвие как пилу, и с силой вонзал нож, обтачивая конец ветки.
После нескольких движений конец ветки раздвоился, став похожим на треснувшее копье.
Со стороны могло показаться, что он бездельничает, но это было не так.
Даже занимаясь веткой, Энкрид не сводил глаз с сухой травы.
Не прошло и нескольких минут после того, как он закончил с веткой, как послышался шорох, и трава зашевелилась.
Змеи не любят алебастр, поэтому, рассыпав его с одной стороны, можно заставить их ползти в другую.
Охотиться на змей ему тоже доводилось.
Хорошую ядовитую змею можно было выгодно продать.
Однажды, продавая змею городскому пьянице, Энкрид спросил, зачем она ему. Тот, громко смеясь, ответил:
— Ты что, не пил змеиную настойку? Если не пил, то и не поймешь.
Веселый был пьяница.
Ш-ш-ш.
Среди сухих листьев показалась извивающаяся змея.
Коричневое тело, угловатая голова.
Энкрид придавил ее шею концом ветки.
Кус.
В это простое движение он вложил отточенный колющий удар.
Змея не смогла увернуться.
Он оглушил змею, ударив ее по голове обратной стороной ножа.
«Одна есть.»
Он повторил то же самое несколько раз.
Рассыпал весь оставшийся алебастр и ждал, пока не перестанут появляться змеи.
На это не потребовалось много времени.
Солнце еще не поднялось высоко, а он уже закончил.
Энкрид поймал пять змей.
Он поочередно брал змей за голову, прижимал к фляге, покрытой тонкой кожей, и заставлял выпустить яд.
От испуга, очнувшаяся змея выпускала из ядовитых желез яд струйкой.
Проделав это пять раз, он сложил змей в толстый кожаный мешок.
— Запор, что ли? Ты так долго не выходил, что я уж было собрался идти проверить, не укусила ли тебя змея на самом деле, — это был тот самый солдат. Вид у него был серьезный. Похоже, он и правда немного беспокоился.
— Благодаря тебе, все прошло как по маслу, — отшутился Энкрид и зашагал прочь.
Мать командира взвода, что располагался прямо за палаткой Энкрида, с детства занималась шитьем на заказ.
Этот парень, обладавший неплохими способностями к рукоделию, учился шить у своей матери, и у него неплохо получалось.
Но он решил, что шитьем на жизнь не заработаешь, и пошел в армию.
И еще кое-что.
«Он ужасно любил выпить».
Вот и все, что знал Энкрид о командире-портном.
Энкрид бросил кусок кожи перед командиром, страдающим от похмелья.
— Тебе чего?
Вид у него был неважный, но шил он и правда отменно.
Энкрид уже не раз пользовался его услугами.
Если пригрозить, что доложишь командиру роты о пьянстве, то он, конечно, сошьет, но сделает это абы как.
— Сшей мне из этого защиту для рук, коленей и локтей.
— С чего бы это? — взводный нахмурился. Естественная реакция, ведь обычно они не общались.
Но времени на уговоры не было.
Если тот не приступит прямо сейчас, то Энкрид не успеет получить заказ до боя.
— У тебя же припрятана выпивка?
Услышав это, парень изменился в лице и зашевелил бровями.
Словно разъяренный кабан. Кстати, внешне он и правда напоминал кабана.
И такое тонкое мастерство шитья при такой внешности.
— Если настоишь на этом, получится убойная вещь, — сказал Энкрид, аккуратно ставя на пол мешок с пойманными змеями.
Змеи зашевелились, заплясали по коже. Безумный танец.
— Змеи, значит, — сказал парень, даже не заглядывая внутрь.
— Пробовал змеиную настойку?
Услышав это, взводный кивнул, как само собой разумеющееся.
— Знаешь, какая она забористая?
Энкрид не пробовал. Но знал об этом от того веселого пьяницы.
— Если не пробовал, то и не поймешь.
Командир яростно закивал.
— Отдам тебе змей. Сделаешь мне это?
— Как ты узнал, что я хорошо шью?
— Позавчера слышал, как командир роты говорил.
Такого не было. Этот парень сам рассказал ему, когда был пьян.
Впрочем, это неважно.
— Черт, вот трепло, — проворчал он, но все же взял иглу. Справедливый обмен.
— Тогда полагаюсь на тебя.
— Твою ж, ладно, сделаю.
Взгляд солдата не отрывался от мешка со змеями. Уж очень он любил змеиную настойку.
Энкрид вернулся в палатку, взял оставшиеся вещи и направился туда, где они тренировались с Ремом.
Никто не заговаривал с ним.
В такие моменты было удобно состоять в отряде «четыре по четыре». Ведь их отряд был еще и в роли изгоев.
За небольшим холмом, где редко кто ходил.
Энкрид, надев оленьи перчатки, растолок белую чемерицу камнем. Он мял ее до тех пор, пока белые лепестки не окрасились в темно-зеленый цвет, а затем смешал со змеиным ядом.
Сам по себе яд этой змеи вызывал лишь зуд. Но в сочетании с белой чемерицей все было иначе.
В семьдесят седьмой «сегодня» он пострадал от этого яда, и вражеский солдат, стоявший перед парализованным Энкридом, ухмылялся.
И зачем-то подробно рассказал, как его готовить.
Поэтому Энкрид несколько раз готовил его, и получалось неплохо.
Растолченный на плоском камне цветок, смешанный с ядом, превратился в вязкую зеленую жидкость. Энкрид достал метательный нож и смазал ей лезвие.
Нож блеснул на солнце тусклым темно-зеленым светом.
«На этом приготовления окончены.»
Бам! Бам!
— Сбор всех взводов!
Как раз в это время со стороны казарм донесся громкий крик.
Благодаря повторяющемуся «сегодня» Энкрид хорошо знал, что это значит.
Это был сигнал к сбору для оглашения приказа о выступлении.