Когда-то он жил жизнью, в которой не смел даже мечтать. Жизнью, в которой стремишься к мечте, но лишь отчаянно барахтаешься, зная, что она недостижима.
Именно такова была жизнь Энкрида.
Но теперь всё изменилось. Теперь можно было открыто желать и без оглядки рваться к своей цели. Более того, теперь такая прямота даже давала преимущество.
После разогревающей гимнастики он снова учился у Заксена метанию кинжалов.
— Хочу научиться большему.
— А мне казалось, что вы совсем новичок, — пробормотал Заксен, увидев, как Энкрид метает кинжал.
Энкрид безразлично ответил:
— На поле боя был один парень, который так метал. Я посмотрел и научился.
Заксен с непроницаемым лицом уставился на Энкрида.
— Поверь, это правда.
— Вот как?
Ну конечно. Разве гении не так поступают? Всю свою жизнь, будучи бездарностью, он бесчисленное множество раз наблюдал за тем, что вытворяли гении. Сейчас он вёл себя так же. Это был блеф, возможный лишь потому, что он раз за разом переживал один и тот же день. А открыто выражать свои желания было выгодно потому, что это позволяло придерживаться такой линии поведения.
Каковы гении? Они знают, что нужно хватать то, что лежит прямо перед ними, и без колебаний заявляют о своих желаниях.
Но что важнее всего, это было искренне. Если говорить только о жажде учиться, то Энкрид был первым на всём континенте.
— Хорошо.
Всё как всегда. Раздумья были короткими, а за ними следовала серьёзность. Заксен учил на совесть.
Это было довольно увлекательное время.
Энкрид раз за разом повторял, как держать и как метать кинжал. За короткое время он весь взмок от пота.
— Вы разве не говорили, что вам нужно на дежурство?
— Ничего страшного.
Это была всего лишь разминка, а не изнурительная тренировка.
Снова начался тот самый день. Точнее говоря, это был седьмой «сегодня».
Энкрид шёл не между Чэком и Бо, а с самого левого края.
— Мне удобнее всего идти слева, такая вот примета.
Что тут могли поделать Чэк и Бо, раз Энкрид сам вызвался и сказал такое? Им нечего было возразить.
— Вот как? Ну и странности у вас.
— Да, идите там, где вам удобнее.
Пот быстро высох, но жар, согревающий тело изнутри, остался.
Хотя этот день повторялся уже в седьмой раз, воздух казался каким-то иным. Солнечные лучи пробивались сквозь холодный ветер и касались кожи. Щебет зимних птиц ласкал слух. Приятно было ощущать под ногами землю и чувствовать её отклик на каждый шаг. Воздух, земля, почва, ветер. Всё это окутывало, касалось, согревало, задерживалось и утекало прочь.
Небо тоже было ясным. Пусть и наступила лютая зима, приносящая с собой пронизывающий до костей ледяной ветер. Но даже этот ветер дарил скорее свежесть, чем холод.
В повторяющемся дне он всегда выживал, вкладывая в это всю свою ярость. Но почему-то сегодня он чувствовал себя немного расслабленным. Тело окутывало спокойствие. Это не означало, что он забыл о ярости. Просто было легко. И эта дорога, по которой он шёл, и этот миг, и всё вокруг.
«Почему мне так спокойно?»
Он не знал. Хотя и понимал, что скоро умрёт. Хотя приближался момент, когда придётся отчаянно бороться, чтобы встретить эту боль, эту смерть. Хотя, сколько бы раз он ни умирал, к смерти невозможно было привыкнуть, каждый раз было как в первый.
«Бросок — это мгновение, а до него нужно расслабить всё тело. Расслабиться и сосредоточиться в состоянии покоя. Это будет сложно».
Слова Заксена были верны лишь наполовину.
Да, это было сложно, но не настолько, чтобы сдаваться. Сложно, но выполнимо.
Дерзость — способность, дарованная Сердцем зверя. Она позволяла ему до самого конца наблюдать за всем, даже стоя на пороге смерти.
А «Полная концентрация» позволяла воспринимать ту же ситуацию совершенно по-новому.
Так, сочетание дерзости и концентрации позволило Энкриду ухватиться за краешек таланта. Обычно ему не удалось бы обрести ни того, ни другого, но сейчас у него были эти две нити.
«Получается».
Всего несколько уроков и несколько повторений. Хватило всего трёх-четырёх тренировочных циклов, чтобы тело усвоило навык. Во многом благодаря огромной удаче. То, что он не смог бы постичь даже после бесчисленных повторений, теперь было у него в руках.
Эта тонкая нить была для Энкрида величайшей радостью. Он испытывал небывалый восторг.
— С вами всё в порядке? — спросил идущий рядом Бо.
Энкрид шёл с отсутствующим видом, а потом вдруг начал ухмыляться, так что вряд ли его состояние можно было назвать нормальным. Хорошо ещё, что хоть слюни не пускал.
— А, эм, всё в порядке. Показал себя не с лучшей стороны.
Энкрид для вида вытер уголки рта и пошёл дальше.
Глядя на его бодрую походку, Чэк и Бо переглянулись. Чэк спросил взглядом:
«Этот ублюдок, кажется, немного чокнутый?»
«Мне тоже так кажется».
Они общались лишь взглядами и жестами. И это было для них привычным делом: эти сигналы они использовали ещё со времён, когда состояли в гильдии воров.
— Погодка славная, — сказал Энкрид.
— Да дубак же собачий, — выпятив губы, ответил Чэк.
Обычно нужно было расхваливать противника, чтобы усыпить его бдительность, но не успел он прибегнуть к своим уловкам, как противник оказался настолько расслаблен, что в Чэке невольно проснулся дух противоречия.
«Что не так с этим парнем?» — подумал он.
— То, что холодно — это естественно. Такое уж время года.
Зима сурова. Но нельзя поддаваться суровости и холоду, упуская из виду её очарование.
Расслабить тело — это не то, чего можно добиться, просто повторяя себе это в уме. В его сознании всплыла демонстрация Заксена. А поверх неё наложился образ эльфа-полукровки. Чтобы расслабить тело, нужно сначала расслабить разум. Ментальное напряжение, угроза и тревога. Энкрид отбросил всё это прочь.
В расслабленном сознании бесчисленное множество раз прокручивалась сцена, где эльф-полукровка метает свой Уисл-дэггер. По сути, это ничем не отличалось от повторения сегодняшнего дня.
Чему учатся на поражениях? А чему он научился, бесчисленное множество раз бросая на кон свою жизнь?
Этап, на котором для получения чего-либо нужно было обязательно пожертвовать жизнью, был пройден.
Он без конца задавал себе вопросы. Из-за расслабленных тела и разума его походка тоже была какой-то расслабленной. Он шёл, но в его походке не было строгости, необходимой для патрульной службы.
Так, идя, он и не заметил, как они оказались на рынке.
— Эй, командир, чему вы так радуетесь? — остановившись, спросил Чэк.
Вряд ли он спросил из искреннего любопытства. Спрашивая, он едва заметно развернулся. Бо тоже шагнул в сторону. Оба заняли позиции для оказания давления. Незаметно перекрывая обзор окружающим, они повернулись к Энкриду так, чтобы в любой момент выхватить меч и нанести удар.
Энкрид, не выпуская их из виду, один раз ровно вздохнул. И выставил ногу. Кончиком ступни он ткнул Чэка в голень.
Он думал, что его тело и разум расслаблены, но тело двигалось послушнее, чем когда-либо. Это был удар ногой в самый неожиданный момент, на который противник не успевал никак среагировать.
Щёлк.
— Ай!
Чэк, получив удар по голени, согнулся. Энкрид лёгким, поистине непринуждённым движением левой рукой надавил на его затылок и вскинул колено.
Хрясь!
Раздался глухой звук. Голова Чэка дёрнулась вверх. Показалось его лицо, залитое кровью из-за сломанной переносицы.
— Чёрт, за такую цену не отдам!
На мгновение раньше, чем обычно. Это движение не входило в сегодняшний план. Он не намеревался так делать. Просто двигался так, как вело тело.
«Какая разница?»
Энкрид не придал этому значения. Казалось, он находился в состоянии эйфории. Настолько лёгким было его тело.
— Что за…!
Было видно, как удивился Бо. А рука Энкрида уже тянулась к его затылку.
— Чёрт!
Изумлённый Бо отдёрнул голову. Это было ожидаемо. Когда Энкрид действовал внезапно, Бо всегда реагировал по одному и тому же шаблону. Он видел этот шаблон уже больше пяти раз. Привычно.
Вместо того чтобы тянуться левой рукой, Энкрид упёрся левой ногой в землю и развернул корпус в противоположную сторону. Разворот и вращение на левой ноге. Он развернулся не лицом, а боком, и выбросил правую руку. В одно мгновение его рука стала длиннее, и правый кулак достиг лица отступающего Бо.
Но одним касанием дело не кончилось.
Бум!
Резкий удар прозвучал, как хлопок лопнувшего кожаного барабана. Кулак Энкрида, раскалённый от силы, скорости и концентрации, разбил и лицо Бо.
— Кх!
Схватившись за лицо, Бо отшатнулся на три-четыре шага.
Глядя на это, Энкрид плавно выпрямился. Может, дело в том, что он начал немного раньше? Он не знал. Повторяющийся день не означал, что всё всегда происходит одинаково. Всё может измениться. Энкрид это прекрасно понимал.
Там, куда он смотрел, стоял эльф-полукровка. Не сбросив даже своих лохмотьев, он шевельнул рукой. Снизу вверх. Вслед за движением правой руки метнулся луч света.
Он как раз не успел подготовить никаких средств защиты. Но.
«Какая разница?»
На мгновение время замедлилось. Для Энкрида это был второй подобный опыт.
Это был миг, когда концентрация преодолевает пределы. Тот самый «разрыв во времени», который переживают те, кто ступает на территорию гениев.
Так было и сейчас.
Конечно, Энкрид этого не осознавал. Его разум всё ещё был наполовину в трансе. Затуманенный разум, пылающая концентрация, острое, как лезвие, чутьё, дерзость зверя. Всё это увидело луч света. И позволило предсказать его цель.
«Можно ли уклониться?»
Нет. На это нет времени. Разрыв во времени закрывается. Мозг Энкрида, работающий на предельной скорости, выдал ответ.
Пум! В-з-з-з-инь!
Он блокировал рукой. Лезвие вонзилось в левую руку, прикрывшую сердце. Едва донёсся шум, издаваемый Свистящим кинжалом, как предплечье пронзила боль. Тяжёлый удар и жгучая боль от лезвия. Но и боль ощущалась как-то смутно. Шум вокруг доносился издалека, словно в тумане.
Увидев, он захотел обрести. Обретя, он прозрел.
Взгляду Энкрида открылась траектория Уисл-дэггера. И он заблокировал его.
Подняв голову, он посмотрел на врага. Полуэльф, уже сбросивший свои лохмотья, безостановочно двигал руками. Он был словно живой многозарядный арбалет. Нет, даже свирепее.
От первого он увернуться не смог. Но на этот раз у него получилось. Он видел начальную точку движения руки и предсказывал конечную точку летящего луча света.
Фью-ю-ю-ю-ю-ю!
От двух он уклонился полностью, а третий лишь оцарапал щеку. Три Уисл-дэггера слились в странной гармонии звуков.
Увернувшись от всех, Энкрид вытащил кинжал из предплечья. Из руки хлынула кровь, но рана была не настолько серьёзной, чтобы он не мог двигаться. Удар пришёлся не туда, куда целился противник, а туда, куда решил принять его сам Энкрид. Благодаря этому, хоть на руке и остался порез, двигаться он всё ещё мог. Кожаная защита на предплечье тоже сыграла свою роль.
— Ах ты…
Разъярённый полуэльф сократил дистанцию. Приближаясь, он продолжал извергать лучи света — неизвестно, где он их прятал. Увернуться от всех было невозможно. Нет, он мог бы продержаться и дольше.
Но сегодняшний день отличался от других.
Сзади незаметно подобрался Роттен. Энкрид не успел этого заметить.
Роттен толкнул его в спину.
Толк.
Этого хватило. Три кинжала, издав свой шум, вонзились в него: один в сердце, один в бок, один в шею.
Нахлынула ужасающая боль.
Тело Энкрида медленно оседало. Собрав последние силы, он рухнул на одно колено, и тут же из горла с бульканьем хлынуло что-то горячее. Он не смог сдержаться, и изо рта потекла кровавая пена.
— А-а-а-а-а!
Только тогда до его слуха отчётливо донеслись крики окружающих.
Затуманенное сознание прояснилось. Боль стала ощущаться во всей своей полноте.
К упавшему Энкриду подошёл эльф-полукровка. Выражение его лица было далеко не радостным.
— Ты… — произнёс он одно слово и замолчал.
Отряд «Неотступные Ухажёры» от своей добычи не отступает.
Он должен был произнести эти слова. Но не произнёс. Вернее, не смог. Взгляд убийцы был прикован к лицу Энкрида.
— Вот же ублюдок… — он сверкнул глазами, как разъярённая гадюка.
Энкрид улыбался.
— Кх-кх…
Он улыбался, отхаркивая кровавую пену.
Здесь не могло не возникнуть недопонимания. Эльф решил, что противник насмехается над ним, но у Энкрида и в мыслях такого не было.
Умирая, он подумал.
«Всего семь раз».
Этот день повторился семь раз. Но он не просто нашёл лазейку — он увидел, что лежит за её пределами.
Всего семь раз. Нет, нельзя было сказать «всего». Этого удалось достичь лишь потому, что, не зная отчаяния и уныния, он бежал вперёд, глядя только в завтрашний день. Ничтожный талант, в свою очередь, создал человека, который трудится без конца. А бесконечный труд позволил этому человеку ухватиться за краешек таланта.
Это было чудо. Хотя, нет, никаких чудес не было.
Это была лишь награда, полученная за то, что ни в один из повторяющихся дней он не поддался отчаянию и унынию.
Завтра, в новом «сегодня».
Энкрид верил, что сможет покончить с этим.
— Сумасшедший ублюдок.
Вжух!
Эльф с близкого расстояния снова пронзил шею Энкрида длинным клинком.
На этом всё кончилось. Миг смерти. Приближается смерть, и тьма поглощает мир. За тьмой виднелся Лодочник, плывущий по реке.
Хи-хи!
Он снова насмехался над Энкридом.
Энкриду стало очень интересно, что же будет, когда он встретит Лодочника в следующий раз. Как же изменится эта усмешка?
***
— Доброе утро.
И снова утро.
Энкрид с лёгкостью поднялся.
Пусть и не в совершенстве, но он научился метать Уисл-дэггеры. И пусть тоже не в совершенстве, но он научился у Аудина базовой гимнастике монахов.
— Дубак же собачий, чему ты так радуешься?
— Сон хороший приснился.
Очень, очень хороший сон. Это был день, проведённый в туманном сознании. Тот день, то «сегодня». Энкрид заглянул в жизнь одарённого человека. И был безмерно доволен.
В то же время он увидел и путь вперёд.
Путь вперёд — способ преодолеть стену, что преграждала ему дорогу.