Перевод: Энди
Гу-у-ум, гу-у-ум.
Откуда-то издалека, но в то же время совсем близко, доносился низкий, раскатистый гул, словно звучал огромный и пустой колокол.
Казалось, вибрация от этого звука ощущается всем телом. Войдя через барабанные перепонки, звук сотрясал череп, а оттуда вибрация расходилась по костям до самых кончиков пальцев рук и ног.
Кровоток замедлился, по венам будто пустили вязкую грязь.
Работа внутренних органов невероятно ослабла, словно живот набили глиняными фигурками.
Мозгу не хватало кислорода, и редкие мысли, что должны были всплывать на поверхность сознания, были обрывочны и ненадёжны.
Тяжёлый гул не прекращался, и казалось, что глазные яблоки беспорядочно катаются под веками.
— ...
Тело ощущалось невероятно вялым, его сковала апатия, не давая пошевелиться. Превозмогая подступающую тошноту и спутанность мыслей, Субару медленно открыл глаза.
Привыкший к темноте за веками, взгляд с трудом принимал пробивающийся белый свет.
Размытый до неузнаваемости мир качался вправо-влево, в белёсой пелене мельтешили и копошились какие-то цветные пятна. Словно ребёнок выплеснул краски на белый холст.
Но по мере того, как мир обретал чёткость, это ощущение постепенно улетучилось.
Спустя секунд десять, когда глаза наконец вернулись в нормальное состояние, перед взором его предстала тускло освещённая комната и грязный потолок. А ещё — снующие туда-сюда люди, чьи фигуры он видел лишь урывками.
— Эй, братец-то очухался! — внезапно прогремел над ухом зычный голос, прорвавшись сквозь нестихающий звон в ушах.
В этом крике, излишне громком, была такая сила, что все, кто до этого суетливо бегал по комнате, замерли и уставились в его сторону.
— Эй, киска, иди-ка сюда! Остальные пусть работают! Моя вина, простите! За работу! Эй, время не ждёт!
— Ну какой же ты шумный. Я же тебя уже сколько раз просила вести себя потише! Тут полно тех, кому нужен покой, так что живо возвращайся к своим делам, ясно?!
К здоровяку с головой собаки, который говорил с каким-то странным просторечным акцентом и сейчас хлопал в ладоши, извиняясь за то, что привлёк всеобщее внимание своим криком, недовольно цокая языком, подошла девушка с кошачьими ушками... точнее, юноша.
Это был Феррис, одетый в откровенный женский наряд; его одежда и тело были перепачканы кровью. Взглянув на Субару сверху вниз, он облегчённо вздохнул.
— Кажется, очнулся, да-а? Понимаешь, что происходит… Или, вернее, говорить-то можешь?
— А-а… Фе-Феррис?
— Он самый, всеми любимый Ферри! А ты — Субарчик. Мы сейчас в чём-то вроде полевого госпиталя, а тебя сюда притащили с тяжеленной раной. Понятненько?
Субару ответил хриплым голосом, и Феррис тут же затараторил, выдавая ему всю информацию.
Кое-как заставив свой заторможенный мозг работать, он переваривал его слова одно за другим.
Он повернул голову и осмотрелся. Только сейчас до него дошло, что он лежит на импровизированной постели из сложенной в несколько слоёв одежды и тряпок.
И действительно, как и сказал тот, всё вокруг напоминало полевой госпиталь.
Повсюду, на таких же самодельных койках, лежали стонущие от боли и страданий люди, которым оказывали помощь.
Воздух был пропитан запахом крови, отовсюду доносились приглушённые рыдания. Магии исцеления на всех не хватало — краем глаза Субару даже заметил, как кому-то зашивают рану обычной иглой и ниткой.
— Что… это… что здесь произошло?
— Кажется, ты всё ещё в замешательстве, да? Постарайся медленно вспомнить, что случилось перед тем, как ты потерял сознание. Как только вспомнишь, ответ найдётся сам собой.
Это не было сказано с холодностью.
В голосе Ферриса не было обычной теплоты, но дело было не в его настроении. Просто даже ему сейчас было не до любезностей. Закатанные рукава, пятна крови на белой коже и щеках…
Нетрудно было представить, насколько востребован был Феррис, первоклассный целитель, в этом хаосе. А причина этой катастрофы…
— Культ Ведьмы!
— Они и вправду худшие из худших, правда? Мы это знали, но… я всё равно их недооценил. Никогда бы не подумал, что они зайдут так далеко. А ведь должен был. Должен был представить…
Феррис досадливо прикусил губу и кивнул на слова Субару.
Его раскаяние было понятно ему как нельзя лучше. Понятно-то понятно, но сейчас было не до этого. Нужно было кое-что выяснить.
— Э… Эмилия?! Что с Эмилией? Она не здесь?!
— …
— Этот ублюдок… Архиепископ Греха «Жадности» схватил Эмилию, а я…
Голос задрожал на последнем слове, потому что он понял: его худшие опасения сбылись.
По опущенным глазам и молчанию Ферриса Субару понял всё без слов.
Как минимум, Эмилии здесь с ним не было.
И если всё произошло так, как он помнил перед тем, как отключиться, то она попала в руки Регулуса…
— А Беатрис?
— Беатрис…
— Да, Беатрис! Что с девочкой, которая была со мной? Со сверлоконами, в платье, с такой дерзкой и милой мордашкой… Б-Беатрис где?
То, что Эмилию унёс Регулус, было почти наверняка.
Судя по поведению его, вероятность того, что он причинит ей вред, была… не нулевой, конечно, но низкой. Это всё ещёбыло невыносимо, но хотя бы так.
Но что с Беатрис? Там ведь был не только Регулус, но и Сириус. И Сириус испытывала к малютке сильнейшую враждебность.
Раз уж Субару благополучно доставили в полевой госпиталь, значит, от Сириус удалось уйти.
Но кто и как защитил его?
— Эй, умоляю. Скажи мне. Беатрис…
— ...
Отсутствие ответа лишь усиливало тревогу. Субару отчаянно умолял Ферриса. Тот на мгновение прикрыл глаза, затем переглянулся с громадным зверочеловеком, стоявшим рядом — это был Рикардо, капитан «Железного Клыка», — и они оба посмотрели в одну сторону.
Проследив за их взглядами, Субару широко распахнул глаза.
— Беатрис!
В стороне от остальных раненых, на такой же самодельной койке, в одиночестве лежала девочка в платье.
Увидев неподвижную Беатрис, он отшвырнул одеяло, которым был укрыт, и попытался броситься к ней.
Но стоило ему приподняться, как на голову тут же навалилась невыносимая тяжесть, а правая нога пронзилась болью и одеревенела, из-за чего он потерял равновесие.
Тяжесть в голове была из-за общей слабости, но вот что случилось с ногой, он не понимал.
В панике опустив взгляд, Субару увидел состояние своей ноги и замер, не в силах вымолвить ни слова.
— О… а-а…
— Если бы она не применила магию исцеления, Субарчик, ты бы сейчас остался без ноги. Ты должен её поблагодарить.
Почти половина плоти с его правого бедра была вырвана. Нога выглядела явно тоньше левой и была в несколько слоёв обмотана бинтами, словно запечатывая нечто ужасное. Вдобавок к ней была примотана шина, чтобы зафиксировать её, — вот почему он не мог ей пошевелить.
Его пальцы невольно потянулись к ране, но стоило их кончикам коснуться бинтов, как его словно ударило молнией, и он отпрянул.
— Вспомнил!
Это был прощальный удар Регулуса.
Перед тем, как уйти, забрав Эмилию и бросив пару бессмысленных фраз, он с такой же лёгкостью, с какой отбрасывают задней лапой песок, ударил по земле, и комья грязи полетели в его ногу.
В тот же миг его правую ногу будто распороло когтями зверя. И вот результат.
— Когда я подоспел, нога братца держалась на одном лоскуте кожи да мяса. Думал, точно не прирастёт. А эта девчушка, вся в слезах, давай колдовать свою магию, еле успела.
— А потом привезли тебя, Субарчик, и Ферри уже долечивал. Лечение от Ферри — гарантия того, что всё будет как новенькое, но сейчас нужно, чтобы кости и нервы срослись, а мясо наросло, так что лежи смирно. Двигаться — ни-ни!
Феррис скрестил руки, показывая знак «X», запрещая Субару любые движения. Но тот не мог просто молча лежать в стороне от Беатрис.
Глядя, как он извивается, пытаясь сползти с койки, Феррис тяжело вздохнул. Затем огромная ладонь подхватила его, барахтающегося, как гусеница…
— Ладно, отнесу тебя к этой девчушке. Думаю, вы оба это заслужили.
— Прости. И спасибо.
— Да ладно, чего уж там.
Рикардо перенёс его вместе с его импровизированной постелью и положил рядом с койкой Беатрис. Субару перегнулся через край, чтобы рассмотреть её. Она спала так тихо, что не было слышно даже её дыхания.
Беатрис, будучи духом, спала, как человек, не только чтобы не тратить зря ману на активность, но и для того, чтобы хоть как-то уменьшить нагрузку на себя, ведь, в отличие от Пака, она не могла исчезнуть в каком-нибудь сосуде.
Поэтому для Субару не было ничего необычного в том, чтобы видеть её спящей.
Но он никогда не видел её спящей так тихо, почти как мёртвая.
— Она… просто спит? Что-то мне тревожно до жути.
— Сказать «спит» — будет не совсем точно. Сейчас она полностью отключила свои функции духа и находится в состоянии… хм-м, это что-то близкое к коме.
— В коме?! Почему?!
Он коснулся её лба и поразился тому, какой холодной была её кожа. Он провёл пальцами по её ресницам, коснулся щеки, но не последовало ни одной из её милых реакций. И после этого — слова Ферриса. На вопрос Субару, изменившегося в лице, ответил присевший рядом Рикардо: — Киска говорит, это потому, что она потратила всю свою ману до предела. И ведь правда, немудрено. На той площади, где я вас нашёл, валялась целая куча народу с такими же точно ранами, как у тебя, братец. И всех их эта девчушка в одиночку вытащила с того света.
— ...
От слов Рикардо у Субару перехватило дыхание.
Раненые с такими же увечьями, как у него… это означало, что урон, нанесённый Регулусом ему в ногу, через общность чувств распространился и на других. Мерзость, устроенная Сириус, не иначе. Похоже, чудовище после этого отступило, но для Беатрис битва только началась.
Она лечила и Субару, и тех, кто получил те же раны, что и он.
Конечно. Потому что он — жадный, он всегда хочет слишком многого. И эта девочка, проведя с ним столько времени, просто не смогла бы кого-то бросить.
Поэтому Беатрис, выжав из себя всю ману до последней капли, спасала жизни людей и в итоге пала сама.
— С ней всё будет хорошо? Даже если я попытаюсь убедить себя, что ей просто нужно отдохнуть…
— Честно говоря, всё не очень хорошо. Нет, скажу прямо: всё плохо. Хоть Ферри и первоклассный целитель, в духах я не разбираюсь. К тому же, она ведь не обычный дух, да? У меня почти нет никаких вариантов.
— Ч-что же делать?! Надо спасти Беатрис… Я…
Прошёл всего год.
Всего год с тех пор, как он пообещал забрать её оттуда и сделать счастливой. Жизнь Беатрис не может оборваться здесь.
Она та, кто должна быть счастлива, счастливее всех на свете.
— Проблема в том, что ей маны не хватает, так? Может, взять откуда-то со стороны? Раз ты её контрактор, братец, то от тебя…
— Этот болван Субарчик… его врата разрушены, так что передать ману со стороны нельзя. А ведь через него было бы проще всего.
— Да, точно! Плод бокко! А если его съесть? Он усилит мой организм, и я смогу выжать из себя ману и передать её Беатрис!
— ИДИОТ!
Субару, которому показалось, что он нашёл решение, поднял голову, но тут же столкнулся с гневным взглядом Ферриса.
Поражённый неожиданной резкостью этого взгляда, Субару замер, а Феррис, словно устыдившись своей вспышки, начал теребить чёлку.
— Не заставляй меня повторять. Это… это очень, очень опасно. Особенно для твоего тела, теперь это просто яд. Если ты это сделаешь, будет просто на одного мертвеца больше… Никогда так не делай.
— ...
В строгом голосе Ферриса слышались умоляющие нотки.
Эта искренность заставила Субару замолчать и отказаться от своего поспешного решения.
Он был экспертом в магии исцеления. Разумеется, он уже перебрал тысячи и десятки тысяч способов спасти павшего товарища.
И такая примитивная идея, до которой додумался Субару, была им давно рассмотрена и отброшена.
— Я понимаю, что ты волнуешься за Беатрис. Понимаю, но с ней не случится ничего прямо сейчас. А помимо неё, есть ещё куча всего, о чём нужно подумать…
— Кроме Беатрис… да, точно. Ещё ведь Эмилия! И…
Слова Ферриса вернули его к реальности. Субару вновь огляделся по сторонам.
В пространстве, превращённом в полевой госпиталь, лежало множество раненых, но что-то было не так. Среди них были не только люди с ранением в правую ногу, как у него. Было видно и множество других пострадавших, получивших ранения совсем по другим причинам.
— Где мы вообще находимся, и что это за… нет, что сейчас вообще происходит? Почему здесь столько раненых?
— Архиепископы Греха, Культ Ведьмы, ты же сам сказал, братец.
— Но дело не только в этом, ведь так? Нет. Я видел только двух Архиепископов. Но этот ущерб… очевидно, что это не только их рук дело. Да и вообще, сама мысль, что они могли прийти без своих культистов, была изначально странной.
Угроза от этих двоих была настолько огромной, что он сразу сосредоточился на них.
Поэтому Субару упростил картину и сфокусировался на самой большой опасности — двух Архиепископах. Но, как и в случае с Петельгейзе, куда более естественным было предположить, что они явились в город со своими подчинёнными.
Тогда и масштаб разрушений становится понятен.
— Два Архиепископа Греха и их культисты. Это и есть угроза, напавшая на город, так?
— Насчёт этого тоже нужно о многом поговорить…
Феррис с горьким видом собрался ответить на заключение Субару.
Но его прервали. Прежде чем он успел дополнить выводы Субару, вмешался кто-то с совершенно неожиданной стороны.
Это был…
— Приве-е-ет. Приветики-и. Приве-е-етики-и!
По всему пространству разнёсся пронзительный, фальшивый голос.
Беззаботный тон явно не соответствовал царившей здесь атмосфере скорби. Это было похоже на нелепую и кощунственную ситуацию, когда во время серьёзного разговора случайно переключаешь канал на какое-то дурацкое развлекательное шоу.
— Что… это?
Услышав голос, Субару поднял голову и растерянно завертел головой. Но говорящего нигде не было видно. Он сразу понял, в чём дело.
Голос звучал так, будто доносился из громкоговорителя или динамика. Такое же ощущение он испытал совсем недавно, этим же утром.
— «Метеор» для вещания… на весь город?
— Ну что, мясо, в порядке ли вы там? А то небось уже в экстазе от моего прекрасного голоска, который можно слушать по сто раз на дню, да? Кья-ха-ха-ха-ха!
Словно в подтверждение его мыслей, вещание продолжилось.
На этот раз это был женский голос, в котором слышалась какая-то детская жестокость, голос, который плевал на всякие приличия и с наслаждением их растаптывал.
Противный смех навязчиво давил на барабанные перепонки, вызывая чисто физиологическое отвращение.
— Что это за идиотский голос? Эй, это что…
— Шш-ш, Субарчик, молчи.
Феррис приложил палец к губам и заставил Субару замолчать, и сам же весь обратился в слух.
Его лицо стало очень серьёзным. Рикардо рядом с ним тоже напрягся, а лежавшие вокруг раненые зажимали уши и всхлипывали.
Похоже, они слышали этот голос не в первый раз.
— Ну что ж, кончающее от моего прекрасного голоска мясо, у меня для вас мегаважное сообщение! Мы тут подумали, а не свалить ли нам, а то уже как-то скучно стало… ШУТКА! Да ни фига подобного! Ещё и дня не прошло, самое веселье только начинается, кья-ха-ха-ха-ха!
Голос скрипел, скрежетал и царапал слух.
Он был наполнен злорадной радостью человека, который с наслаждением водит острым ногтем по зеркалу, поднесённому к чужому уху.
Что? Что это? Что это за голос, что за женщина?
На лбу у Субару выступил холодный пот. Он сглотнул, почувствовав, как странно меняется его состояние.
Прежде чем его разум успел что-то понять, тело уже уловило неладное.
— Ну, оставим в покое мои уморительные шуточки и продолжим объявленице. Как я уже сказала, мы захватили этот городишко. Вы все теперь птички в клетке… а, нет, вру-у-у-у. Вы просто букашки в банке, вот!
— ?!
— А букашкам и положено сидеть в баночке и дрожать, ведь их жизнь зависит от настроения хозяина. Когда тебе отрывают то крылышки, то лапки, то головку… Кья-ха-ха-ха, какое жалкое зрелище! Ничтожества! Вам бы благодарить нас за нашу доброту, за то что мы вас тут прореживаем! Кья-ха-ха-ха-ха!
Снова и снова раздавался этот смех, пропитанный чистой злобой.
Злорадство того, кто получает высшее наслаждение, унижая, растаптывая и оскорбляя само существование других.
И у Субару была на примете та, кто в этом преуспела больше всех.
— И-и-и-и. Вы, тупые ублюдки, наверняка ни фига не поняли истинный смысл моих бесценных слов. Вы ж безмозглые куски мяса, которые только и думают, как бы потрахаться в свободное время, поэтому я, ваша добрая госпожа, сейчас всё для вас разжую и даже плюну вам в рожу, чтоб понятнее было — от такого даже извращенцы-мазохисты будут в восторге!
— ...
— Раз уж вы букашки в банке, чья судьба зависит от настроения хозяина, то всё, что вы можете, это подлизываться к нам, тем, кто над баночкой этой и стоит. Пока мы не в духе, мы будем отрывать вам крылышки и лапки, а вы, беспомощные твари, будете трястись от страха. Но у меня есть и материнская доброта: пока вы тащите нам сладенькое, я не буду отрывать вам головы. Поня-я-ятно? Кья-ха-ха-ха-ха!
Следуя примеру Ферриса и остальных, Субару молча слушал поток злобы.
С каждым вдохом, с каждым словом он чувствовал, как внутри него накапливается что-то вязкое и тёмное, но сдерживал это железной волей.
И вдруг он заметил. Понял.
Что это такое?
— Чуть позже мы выдвинем вам, мясу, свои требования. А вы будете с перекошенными от ужаса рожами, скуля «не хочу умирать, не хочу умирать», из кожи вон лезть, чтобы их выполнить. И тогда-а-а я, от чьей доброты, по слухам, рыдает весь континент, может, и подумаю, а не выпустить ли мне вас, букашек, из клетки. Кья-а-а, как всё просто-о-о! Кья-ха-ха-ха!
Она так развеселилась, что захлопала в ладоши, и послышался звук, будто она, сидя на стуле, топает ногами.
Содержание её речи, идиотская манера говорить и режущий слух голос и без того выводили Субару из себя, но проблема была не только в этом.
Он всё это время слышал какой-то звук.
Источник звука, скорее всего, находился в той же комнате, что и вещающий «Метеор». Этот звук проскальзывал мимо женского голоса и едва слышно доносился до его ушей.
Но он не мог понять, что это за звук.
Казалось, ещё чуть-чуть, ещё одно усилие — и он найдёт ответ, но он ускользал.
И дело было не в том, что он не мог понять. Его инстинкты отказывались это понимать.
Не замечай. Не понимай. Тебе не нужно этого знать.
Сердце бешено колотилось, в ушах стучала кровь. Отторжение, осознание, отторжение, осознание.
Едва слышный звук… ему показалось, что это жужжание бесчисленных насекомых.
Близко. Невероятно близко к правде. Но разве такое возможно?
Чтобы жужжание мошкары настолько отчётливо пробивалось через вещательный артефакт? Субару не знал, насколько хороша подобная техника в этом мире. Поэтому это были лишь догадки. Просто он чувствовал диссонанс, исходя из своего собственного, привычного ему опыта.
Этот диссонанс и жужжание прилипли к его барабанным перепонкам и не отпускали.
— Ну ладно, на этом моё благодатное послание заканчивается. Соболезную вам, извращённое мясо. Старайтесь там получше, букашки. И как я уже говорила… четыре контрольные башни, управляющие водными каналами этого города, теперь в наших руках. Я бы на вашем месте не строила глупых планов, а то рожи утопленников — такое уродство, что и смотреть-то противно! Кья-ха-ха-ха-ха…
Угрожающий визгливый смех постепенно затих, и звук оборвался.
Жужжание, терзавшее слух и душу Субару, тоже прекратилось, и по всему телу тут же разлилась слабость. Он тут же посмотрел на Ферриса и Рикардо.
— Что это за трансляция, как её понимать?
— А как тут понимать, всё так и есть… Стыдно признаться, но они опередили нас на каждом шагу, и теперь мы в полной заднице, — ответил Феррис, с кислой миной грызя ноготь. Субару нахмурился.
Хоть в этой трансляции и было много странных деталей, цель и принадлежность говорящей были ясны.
— Значит, это тоже от Культа Ведьмы…
— Первое вещание было, пока ты спал, Субарчик, а это уже второе. В первый раз она назвалась… Архиепископом Греха Культа Ведьмы, воплощением «Похоти». Но…
Он оборвал фразу и, судя по выражению лица, колебался, стоит ли говорить дальше.
Субару, не понимая причины его замешательства, склонил голову набок.
Все эти уроды из Культа Ведьмы представлялись по одному и тому же омерзительному шаблону.
По логике вещей, дальше должно было последовать имя.
Архиепископ Греха «Похоти»… Не может быть, третий Архиепископ.
Её имя…
— Звучит как полная брехня, так что Ферри в это не верит. Но она действительно назвала себя так.
Сделав такое предисловие и предупредив, что доверять этому не стоит, Феррис сказал: — Капелла Эмерада Лугуника… Вот только это имя члена королевской семьи, которого не должно существовать, как-никак.