Перевод: Энди
Заключив контракт с Беатрис, Субару обрёл лишь толику спокойствия.
По существу, его отчаянное положение ничуть не улучшилось, и решения проблемы по-прежнему не было видно и на горизонте.
Субару всё так же безвылазно сидел в гостевой комнате, а Беатрис не собиралась торчать с ним круглые сутки.
Более того, поскольку он договорился о её усиленной охране именно на проблемный период — с ночи четвёртого дня на весь пятый — Беатрис, которая и так не горела желанием находиться рядом с Субару, с тех пор ни разу не заглядывала в его комнату.
Вместо неё его то и дело навещала…
— Вот как, хорошо. Беатрис всё-таки пришла извиниться. Похвально, похвально.
…Эмилия, стоявшая у его кровати с улыбкой и кивающая головой.
Её частые визиты одновременно бередили совесть Субару и казались — без всякого преувеличения — лучом света, явлением богини в этом непроглядном мраке.
Даже после того, как он так резко оттолкнул её, Эмилия продолжала идти ему навстречу. И даже когда он, мучимый чувством вины, едва выдавил из себя несколько слов извинения, она…
— Наверное, ты был просто не в себе, да? С кем не бывает, так что ничего страшного. Было бы хорошо, если бы ты и Рам с Рем то же самое сказал.
…мягко пропустила его грубые слова мимо ушей.
На её последующую скромную просьбу Субару так и не смог дать ясного ответа.
Если бы они, руководствуясь здравым смыслом, сочли его не заслуживающим доверия и знающим слишком много, они бы наверняка заставили его замолчать. С другой стороны, даже испытав на себе их чрезмерную преданность, он, по правде говоря, не мог до конца их ненавидеть.
Впрочем, возможно, эта его обманчивая надежда основывалась на оптимистичной мысли, что виновна лишь одна из них, а вторая, может статься, вообще ничего не знала.
День за днём Субару терзался, мечась между надеждой и превосходящим её отчаянием, и его душевные силы таяли.
Эмилия пристально смотрела на такого измождённого Субару, затем перевела взгляд на нетронутую еду, стоявшую у кровати.
— Ты всё-таки опять не ел, да?
— Прости.
Хотя Субару был лишь гостем, доставлявшим одни хлопоты, который не желал даже показываться на глаза, а первую встречу и вовсе омрачил бранью, прислуга особняка, разумеется, не совершала такой подлости, как пренебрежение едой.
Каждый раз ему приносили еду, которая оставалась почти нетронутой. Даже понимая, что ему здесь явно не рады, они не менялись в лице, не жаловались и просто выполняли свои обязанности.
Он знал, что одна из них бесцеремонна, а другая — язвительно вежлива, но обе не из тех, кто будет халтурить на работе. Субару это знал. И всё же…
А вдруг там яд?
Каждый раз, глядя на еду, эта тревожная мысль проносилась у него в голове.
Он не думал, что они способны на такой шаг. Если бы они хотели так поступить, за предыдущие петли у них было бесчисленное множество возможностей.
Однако их действия всегда были направлены на Субару напрямую. Поэтому он был почти уверен, что и в этот раз, придя его убивать, они будут сжимать в руках оружие.
Осознание того, что люди, о которых он знал столько хорошего, определённо собираются его убить, — вот с чего началось его отчаяние.
В таком душевном состоянии он не мог есть просто потому, что от напряжения и тревоги его внутренности буквально тряслись.
Еда, наверное, вкусная. Он много раз убеждался в этом, наслаждаясь её вкусом. Возможно, он даже думал, что когда-нибудь и сам научится готовить так же.
— Если хоть немного не поешь, это вредно для здоровья, знаешь? Может быть, тебе тяжело, но…
— Желудок не принимает… Хотя… если Эмилия-тан покормит меня с ложечки, приговаривая «ам-ам», может, и смогу.
Он адресовал ей, опечаленной, свою дурацкую шутку и тут же проклял себя за собственную неисправимость.
За то, что перед той, кто, вероятно, искренне беспокоилась о нём, он не мог даже изобразить свою обычную легкомысленность. Какой же он никчёмный.
Однако…
— Ну что ж, тогда, «ам-ам».
— А?
— Говорю же, «ам-ам».
Поставив поднос с едой себе на колени, Эмилия взяла ложку и посмотрела на Субару.
В ложке был суп, ещё чуть тёплый, и он медленно приближался к его рту.
Не понимая намерений Эмилии, Субару не выдержал и замахал руками: — Нет, нет, нет, нет, погоди-ка, Эмилия-тан! Ты что делаешь?
— Что значит «что»? Ты же сам сказал, что будешь есть, если я так сделаю. Так что ешь. Я тебя покормлю. «Ам-ам».
— Эм-м-м… Знаешь, есть же некая эстетика в том, что такие вещи, как бы там ни было, в итоге не происходят, или, скажем, если и происходят, то девушка вся краснеет, и это случается максимум один раз, и в этом-то вся прелесть, нет?
— Ну что ты, не неси чушь. Будто мне может быть стыдно просто немного покормить того, кто говорит такие детские вещи. Ну же, прекращай дурачиться.
Невзирая на его сбивчивые протесты, Эмилия решительно настояла на своём «ам-ам». В итоге Субару, поддавшись её напору и чувствуя, как от стыда горят уши, пролепетал:
— А… ам-ам.
— Вот, глотай. А теперь следующая. Давай, давай, давай, давай.
— Быстро слишком! Это же мой первый «ам-ам», а никакого послевкусия, чёрт побери!
Словно на чемпионате по скоростному поеданию, её движения были механическими и безупречно точными. Субару невольно принимал одну ложку за другой и, в конце концов, попавшись на её удочку, с её помощью съел всё дочиста.
С удовлетворением опустив поднос, Эмилия широко улыбнулась: — Ну вот, а что говорят, когда заканчивают есть?
— Было дюже смачно!
— Это невоспитанно, поросёнок. Повтори правильно, ещё раз.
— Спасибо за угощение.
— Пожалуйста, на здоровье.
Субару низко поклонился, и Эмилия ответила ему вежливым поклоном.
Что до Субару, то его пустой желудок, который он мучил голодом больше двух дней, внезапно наполнился едой, и странное чувство сытости давило на внутренности.
Он вроде бы и не съел много, но… Субару склонил голову набок, и тут…
— Ты ведь давно толком ничего не ел, поэтому, чтобы желудок не испугался… Это Рам предложила, а Рем приготовила. Они такие хорошие девочки.
Слова Эмилии, сказанные с такой гордостью, словно она хвасталась своими сёстрами, больно кольнули Субару в грудь.
Забота, которая в иной ситуации, наверное, обрадовала бы его до слёз, сейчас казалась ему лишь мучительным самообманом, от которого слёзы тоже наворачивались на глаза.
За добротой, за дружеским отношением — за всем этим скрывается что-то ещё.
Стоит один раз это осознать…
— Ну что ж, раз я тебя накормила, Субару, не буду слишком долго задерживаться, чтобы ты не устал. Пойду.
— Можешь и рядом со мной поспать, если хочешь.
— Рада видеть, что ты ожил. Но у меня тоже есть кое-какие дела. Я ведь улизнула, так что не стоит слишком задерживаться.
Эмилия подмигнула, извиняясь за свою шалость.
Внезапно Субару вспомнил её обычное расписание на это время дня и осознал, насколько ему повезло.
В это время она обычно сидит у себя в комнате и занимается.
Несёт на своих плечах ответственность за страну, стремится к будущему, упорно трудится.
А он, неудачник, не имеющий ничего, кроме собственного тела, не способный двигаться в будущее и лишь повторяющий настоящее, — разве не драгоценна каждая секунда, потраченная на него?
Внезапно в душе Субару кто-то прошептал: «И ты так и будешь проигрывать судьбе?».
Этот голос, так похожий на его собственный, этот упрямый голос словно подтолкнул его, и он поднял голову: — Эй, Пак.
— Я думал, моя милота не слишком вписывается в атмосферу, поэтому молчал, но что стряслось?
Серебряные волосы девушки, собиравшейся выйти из комнаты с подносом в руках. Он окликнул её другим именем и увидел, как, раздвинув длинные серебряные пряди, появился маленький кот.
Твёрдо встретившись с его чёрными глазами, Субару указал на него пальцем: — Думаю, с Эмилией-тан ничего не случится… но ты всё равно присмотри за ней как следует. Даже если придётся прикрыть её своим маленьким тельцем.
— Если моё маленькое тельце сможет её защитить, значит, опасность будет совсем уж ничтожной.
— Язвишь. В общем, полагаюсь на тебя. В этот раз мне не до кого, кроме себя.
С Эмилией, скорее всего, ничего не случится.
По крайней мере, у Розвааля не было причин причинять ей вред, а если их не было у него, то и у этих близняшек их тоже быть не должно.
В этом особняке в смертельной опасности находился только Субару. И это было очевидно.
Только о своей жизни беспокоиться, да? Как просто… Нет, погоди-ка. Если хорошенько подумать, то и в прошлый раз я, кажется, ничего особого не сделал.
Казалось, в прошлый раз, пока он барахтался, пытаясь выкрутиться из ситуации, какой-то красавчик просто пришёл и всё разрулил.
Неужели и в прошлый раз, и в этот Субару просто водят за нос?
— Нехорошо прерывать тебя, когда ты так удачно запутался, но твоё предостережение я приму к сведению. — Пак едва заметно понизил голос и кивнул. — Угу, похоже, ни лжи, ни злого умысла в твоих словах нет.
Что отражалось в его абсолютно чёрных, непроницаемых глазах, какие чувства он скрывал — это невозможно было понять. Эта непроницаемость казалась одновременно и жуткой, и обнадёживающей. Субару опустил подбородок.
Эмилия, оказавшаяся не у дел в их разговоре, недовольно надула губки: — О чём это вы там между собой договорились? Что-то плохое замышляете?
— Ну что ты, что ты! Просто обсуждали, что девочкам нужно быть осторожнее. Остерегайся машин, остерегайся мужчин!
— Машин? Ты имеешь в виду драконьи повозки? И что значит «остерегайся мужчин»?
— Не все мужчины такие же преданные и честные, как я, поэтому Эмилия-тан должна внимательно слушать своего папочку и уметь отличать, кому можно доверять, — вот о чём мы говорили.
На эти слова, сказанные Субару в его обычной манере, Пак согласно закивал: — Вот именно, Лия. Отныне ты должна серьёзно прислушиваться к моему мнению, а не считать его занудным брюзжанием. Во-первых, никаких черноволосых парней с плохим взглядом. Если приведёшь такого, я его больше на порог не пущу.
— Брут, и ты-ы-ы!
Субару взревел от ярости на Пака, который так буднично вонзил ему нож в спину. Один человек и один дух недоумённо склонили головы, не поняв незнакомого имени. Субару откашлялся, стараясь взять себя в руки: — В общем, вот и всё. Особенно будь осторожна ночью. Эмилия-тан такая милашка, что, думаю, ты и так постоянно живёшь в страхе, что к тебе кто-нибудь подкрадётся ночью.
— Кажется, этаж, где находится моя комната, устроен так, что любой, кто проникнет туда без разрешения, тут же будет обнаружен очень страшным стражем.
— Опасно. Хорошо, что я вымотался на работе и сразу засыпаю. Даже подкрасться к тебе ночью толком не получится.
— Дверь оставлю не запертой, так что, если хватит смелости, можешь попробовать, — с этими словами Эмилия легонько махнула рукой и вышла из комнаты. Маленький кот на её плече на прощание тоже помахал лапкой.
Ну, по крайней мере, он смог предупредить её и её защитника.
В таком случае, с ними двумя, скорее всего, всё будет в порядке.
— А-ах, чёрт…
Внезапно, в тот самый миг, как в его сердце затеплилось облегчение, сознание Субару накрыла волна сонливости.
Дремота, которую он отгонял болью, теперь, воспользовавшись моментом, полностью овладела его сознанием, лишая последних сил к сопротивлению.
Возможно, одной из причин того, что у него не хватило сил сопротивляться, было и то, что его голод был неожиданно утолён.
Нельзя спать, — подумал он, почти кусая губы, но его сознание неумолимо погружалось в дрёму.
Балансируя на грани сна и яви, сознание Субару плыло, словно облако.
Когда-то он слышал, что сны — это побочный продукт процесса упорядочивания информации мозгом во время сна.
В таком случае, то, что даже во сне его продолжали преследовать образы, мешающие спокойному сну, вполне соответствовало логике упорядочивания слишком ярких воспоминаний.
Ощущение разорванного пополам тела, момент, когда раздробили череп, боль от оторванной ноги, чувство потери от пронзённого горла, отчаяние от вспоротого живота — всё это продолжало мучить его, стоящего на краю сна, не давая ему убежать от реальности.
Он стонал, метался во сне, весь мокрый от пота, извивался, слёзы катились из уголков глаз — Субару продолжал бороться с нахлынувшими изнутри эмоциями.
Тяжело. Мучительно. Грустно. Больно.
Больше не хочу. Хочу, чтобы всё это закончилось.
Жалобы, стоны слабости лились бесконечным потоком, и с каждым разом его душа будто стиралась. Стиралась, стиралась, и в конце концов, когда она сотрется до конца, от неё, наверное, ничего не останется.
Настолько он был истощён и душой, и телом.
Внезапно напряжение в теле Субару исчезло.
Словно озноб, пробирающий до костей, леденящий страх вдруг отступил.
Причина — рука.
Кто-то сжимал его руку.
Кто-то из реальности прикасался к Субару, плывущему в бессознательном сне в своей постели, пытаясь удержать его.
Прикосновение было тёплым. Нежным. Он чувствовал, что о нём заботятся.
Ему показалось, что его спасли. В его опустошённую душу подул ласковый ветерок.
Мучительное выражение на его спящем лице сменилось умиротворением, дыхание, забыв о страданиях, стало тихим и ровным.
Кто это был? Что это было?
Была ли это реальность, или это тоже был всего лишь утешительный сон?
Он чувствовал едва уловимое тепло в обеих ладонях — и в правой, и в левой…
— И долго ты собираешься дрыхнуть, я полагаю?
— Бундэсурига-ах!
Резкий пинок сбросил его с кровати. От болезненного вскрика Субару резко проснулся.
Уперевшись руками в твёрдый пол и кое-как поднявшись, Субару увидел Беатрис, стоявшую по другую сторону кровати.
Она стояла, скрестив руки на груди, с неприкрытым недовольством на лице, и высокомерно фыркнула: — Время обещанное настало, вот я и приш ла, хоть и с большой неохотой, в самом деле.
— Есть такие язвительные замечания, которые можно и не произносить, знаешь ли. Вот сейчас именно такой случай.
Субару плюхнулся верхней частью тела на кровать и устало проговорил это.
Внезапно он осознал, что спал, и у него немного похолодело внутри. Несмотря на то, что он так старался бодрствовать и не терял бдительности.
— Заснуть на четвёртый день… Неужели я такой безрассудный идиот?
— Бормочешь там что-то, шумно, я полагаю. Ну, поторапливайся, идём, в самом деле.
Не обращая внимания на стенающего Субару, закрывшего лицо ладонями, Беатрис манящим жестом привлекла его внимание и направилась к двери. Субару в панике бросился за ней:
— Идём… куда идём?
— Ты предлагаешь мне провести целую ночь в этой комнате, пропитанной твоим запахом, я полагаю? Увольте, в самом деле. Место, где находится Бетти, — это Запретная Библиотека, и это не обсуждается, в самом деле.
Беатрис легко щелкнула пальцами и коснулась двери.
Никаких видимых изменений не произошло, но, вероятно, этого было достаточно, чтобы подготовить «Дверной Переход».
Предложение Беатрис было неожиданным, но Субару был благодарен этому случаю — он счёл это удачей. «Дверной Переход» Беатрис был весьма неприятной штукой для нападающих, поскольку не позволял определить место засады. Хотя на самого Субару это почему-то не действовало, он уже убедился, что у Рем нет эффективного способа «взломать» эту дверь.
— А ты, оказывается, обо всём позаботилась.
— Если не поторопишься, чай остынет, так что возвращаемся скорее, в самом деле.
На удивлённый голос Субару Беатрис ответила резко. Похоже, его мысль о том, что она проявила заботу, была ошибочной.
Субару поморщился, решив, что зря это сказал, и вдруг посмотрел на свои руки.
Ничего особенного в них не было, но почему-то они его очень беспокоили.
Кажется, во сне кто-то… держал его за руки.
— Беатрис. Вряд ли, конечно, но ты ведь не держала меня за руку, пока я спал?
— Это действительно из разряда «вряд ли», в самом деле. Даже если бы братишка или Розвааль попросил, я бы вежливо отказалась, я полагаю.
— Ну и скажешь тоже… Но мы всё равно умрём вместе!
— Абсолютно нет, в самом деле.
Субару слабо улыбнулся и показал большой палец.
Это была его обычная поза, но настроение всё ещё не улучшалось.
Вздохнув с видом полного разочарования, Беатрис прошла через дверь. Субару поспешно привёл себя в порядок и тоже шагнул через дверь в Запретную Библиотеку.
Как всегда, подумал Субару, эта комната производила впечатление одновременно тихой и загромождённой.
Сколько бы раз он сюда ни попадал, эта комната с бесконечными рядами книжных полок, забитых до отказа, никогда не меняла своего облика.
Беатрис, вошедшая первой, как обычно, направилась к своему обычному месту — стремянке. Она присела на неё, стоящую напротив двери и явно злоупотребляющую своим положением, используя её как стул: — Можешь убивать время как тебе угодно, в самом деле. Здесь, что бы ни случилось… хотя я думаю, ничего не случится, но контракт я выполню, в самом деле.
— Легко сказать «убивать время»…
Напряжение и сопутствующая ему тревога. Он с самого начала пытался как-то взять себя в руки, но по мере приближения рокового времени сохранять спокойствие становилось всё труднее.
Субару оглядел комнату, сравнивая множество книг на полках: — Точно. А есть книги, написанные только И-глифами?
— Такие есть, в самом деле. Неужели ты не умеешь читать другие, я полагаю?
— Стыдно признаться, но да. Но я старался, честно.
Изо всех сил, под присмотром близняшек…
Он сам себе растеребил рану, нанеся огромный урон.
— Ты ступил в Запретную Библиотеку дома Мейзерсов, и это всё равно что владеть сокровищем и не уметь им пользоваться, в самом деле. Бетти приглашает кого-то сюда раз в несколько лет, а то и реже, я полагаю.
— Что тут скажешь, книги, которые я не могу прочитать, — это просто стопки бумаги. А то, что шанс попасть в Запретную Библиотеку редкий…
К сожалению, для Субару эта комната не была чем-то необычным.
Сказать об этом нынешней Беатрис — только усугубить ситуацию, да и хвастаться тут особо нечем, поэтому он и промолчал.
Беатрис удивлённо приподняла бровь, заметив, что Субару оборвал фразу на полуслове. Субару, пытаясь сменить тему, поднял палец: — Кстати говоря, ты всё время проводишь в этой комнате?
— Таков контракт, в самом деле.
— Опять контракт. В таком юном возрасте и уже «контракт, контракт»… Похоже, тебя окрутила очень умелая продавщица. Страховые агенты, кстати, чем громче кричат, тем обычно успешнее.
— Это контракт, который я заключила по собственной воле, я полагаю.
Тон её был таким, что отрезал всякое желание продолжать расспросы.
Субару молча кивнул на это бесстрастное заявление Беатрис: — Так утверждают причастные лица…
— Если ты немедленно не замолчишь, я могу и нарушить контракт, в самом деле!
Вскочив, Беатрис начала вытаскивать книги с полок и швырять их одну за другой в Субару.
Для Беатрис, которая обычно без колебаний пускала в ход магию, прибегать к таким физическим атакам было крайне необычно.
Он ловко ловил брошенные несильной девичьей рукой книги и складывал их на ближайший стол. Внезапно атака прекратилась. Субару, нахмурившись, с опозданием понял.
Все семь или около того брошенных книг… были написаны только И-глифами.
Подняв голову, Субару посмотрел на Беатрис.
Словно насмехаясь над тем, что он с опозданием понял её намерение, она помахала ему рукой: — Ну что, дошло до тебя, тугодумчик? Слишком сложненько для тебя, в самом деле?
— Немножечко, да-а. Немножечко для меня это сли-и-ишком сложненько, могу и не понять, ага-а.
— Когда вы оба начинаете сюсюкаться, это выглядит отвратительно, в самом деле!
— Ох, ну ладно тебе. Я всего лишь подстроился под твой уровень, ничего более.
Если уж Субару и решил примерить на себя роль, то он бы откатился не до младенца, а до эмбриона.
Дёргал бы за пуповину, стучал по плаценте — вот так бы и общался.
На эту позу Субару Беатрис на этот раз лишь пожала плечами и, видимо, окончательно отказавшись от разговора, открыла книгу.
Проводив взглядом её отстранённое поведение, Субару тоже сел на ближайший стул и взял одну из книг, которые «бросила-выбрала» для него Беатрис.
Он был слишком смущён, чтобы сказать слова благодарности, но эта её забота была ему по-настоящему приятна.
Так, тишина в Запретной Библиотеке медленно тянулась.
Они оба молчали, и лишь звук переворачиваемых с медленными промежутками страниц поочерёдно нарушал тишину книгохранилища.
Книги, которые выбрала Беатрис, как и в прошлый раз, были в основном детскими сказками. Поскольку они были написаны только И-глифами, что, по сути, равносильно требованию текста, написанного только хираганой, неудивительно, что выбор склонялся к детской литературе.
Однако даже это драгоценное время для чтения превратилось для Субару в бесконечное скольжение взгляда по одной и той же странице.
Сначала у него ещё хватало душевных сил читать, но с каждой минутой это внутреннее спокойствие постепенно исчезало.
Из закрытой Запретной Библиотеки невозможно было узнать, что происходит снаружи.
Запретная Библиотека, в силу своей природы не имевшая окон, была, как однажды сказала Беатрис, местом, где «время замерло».
Не в буквальном смысле, а, по крайней мере, по ощущениям.
Который сейчас час снаружи?
Когда его пригласили в Запретную Библиотеку, закат уже был близок.
Если рассуждать просто, то Субару нужно было провести здесь всего около полусуток, чтобы дождаться утра пятого дня.
Однако, находясь в этом застывшем месте, он совершенно не мог сам отсчитать это время.
Ему казалось, что он пробыл в этой комнате всего какой-то час, а может, и все десять.
Чувство удушья от тревоги и напряжения также сильно снижало способность Субару ориентироваться в ситуации, и он уже не мог доверять собственным суждениям.
Спросить об этом Беатрис он тоже не решался.
Дело было не в том, что он, как какой-нибудь феминист, боялся помешать её чтению, — он просто боялся, что такое действие вызовет какие-то изменения.
Проводить время в этом застывшем пространстве было удушливо. Но и мысль о том, что по какой-то случайности ситуация может резко измениться, — тоже пугала.
Он не мог ни идти вперёд, ни вернуться назад, просто застыл перед лицом всепоглощающего времени.
Пальцы, пытающиеся перевернуть страницу, онемели, язык молил о влаге. Сердце колотилось со знакомой ему бешеной скоростью, в ушах стоял высокий звон, и он слышал, как кровь стучит по всему телу.
Сколько времени он провёл в таком напряжении?
Если начало было нелепым, то и конец наступил без всякого предупреждения.
— Зовут.
Внезапно это шёпот тихо разнёсся по библиотеке.
Перед Субару, резко вскинувшим голову, сидела Беатрис, закрывшая книгу и отложившая её в сторону. Она легко спрыгнула со стремянки: — Кажется, зовут меня, я полагаю.
Словно забыв о присутствии удивлённого Субару, она пробормотала это себе под нос и взмахнула пальцем.
В тот же миг всё тело Субару охватило ощущение искажения пространства.
Чувство, близкое к невесомости, нахлынуло со всех сторон, и, хотя это длилось всего мгновение, изматывающая усталость и тошнота вяло распространились по всему телу, словно его только что хорошенько встряхнули.
Удержавшись, чтобы не сползти со стула, Субару с обидой посмотрел на виновницу — Беатрис. И только тогда она заметила его взгляд: — Ах, точно, ты же здесь был. Забыла, я полагаю.
— Забыть о том, кто сидит прямо перед тобой, — это даже для шутки слишком низкопробно.
— Вопрос приоритетов, я полагаю. Меня зовёт братик, в самом деле.
Сказав это, Беатрис прошла мимо Субару к двери.
Он протянул руку к её спине, видя, как она собирается выйти как ни в чём не бывало, и не смог скрыть своего нетерпения:
— Э-эй, погоди! Если сейчас выйти наружу…
— Можешь оставаться здесь, если хочешь. Тут будет безопасно, я полагаю.
Кровь бросилась ему в голову от её пренебрежительного тона. Субару вскочил, чуть не опрокинув стул, и бросился за ней. Положив руку на дверную ручку, он колебался всего несколько секунд.
Но…
— Ах, чёрт. Да что это такое, в конце концов!
Подбодрив себя грубой бранью, он резко распахнул дверь.
И тут же…
— А…
С губ Субару невольно сорвался удивлённый возглас.
Он заслонил рукой глаза от ослепительного света, ударившего по векам, и ответил на приветствие утреннего солнца растерянностью.
Словно проверяя, он провёл рукой по воздуху, и его тело нетвёрдой походкой двинулось вперёд. Прямо по коридору, у окна, выходящего в сад, — там, в высоком небе, сияло только что взошедшее солнце.
Это было утро пятого дня, которого он так жаждал и которого никак не мог достичь, сколько бы ни пытался.
— Не может… быть… Я что, пережил… ночь четвёртого дня?!
Не веря своим глазам, он с такой силой толкнул окно, что едва не разбил его. В комнату ворвался прохладный ветерок, который взъерошил ему чёлку, и Субару остро ощутил запах утра. Холодный, только что родившийся ветер проносился по особняку, разгоняя застоявшийся воздух.
Ноги подкосились, и он безвольно осел спиной к стене. Силы стоять покинули его, и он сполз на пол.
Ошеломлён — иначе это состояние не описать.
Он не мог даже отличить сон от яви, настолько невообразимой была нынешняя ситуация.
Отчаялся. Сдался. Измотался до предела.
И всё же Субару пережил ночь четвёртого дня и добрался до пятого.
— Ха… ха-ха…
Сам того не замечая, он издал сухой смешок.
И стоило ему вырваться, остановить его было уже невозможно.
— Хи-хи… ха-ха-ха. Что… за? Эй, что это такое? Вот так, эй… ха-ха…
Он не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства.
Обхватив колени, Субару сидел на корточках в коридоре и продолжал издавать смех, похожий на смех сумасшедшего.
Невыразимо. Неописуемо. Наконец-то он…
— Субару?
В эту его пустую радость вмешался голос, подобный серебряному колокольчику.
Он с трудом поднял взгляд и увидел в конце коридора девушку с серебристыми волосами.
Эмилия. Утром пятого дня он нашёл её, благополучно встретившую рассвет.
Они оба пережили ночь четвёртого дня. Этот факт вновь всколыхнул в душе Субару какие-то непонятные чувства.
Однако…
— Эмилия?
В отличие от Субару, чьё сердце наполнялось радостью, Эмилия смотрела на него с ужасом. И вдруг она побежала, подбежала к сидящему Субару:
— Субару… где… ты был?
— Я… я ведь…
— Но… впрочем, неважно. Неважно… пойдём со мной.
Она схватила его за руку, и Субару, удивлённый её настойчивостью, поднялся.
Не дожидаясь его ответа, Эмилия силой потащила его за собой по коридору.
Ошеломлённый её внезапными действиями, Субару хотел было что-то сказать, но слова застряли у него в горле, когда он увидел её профиль.
На её утончённом лице застыло нескрываемое волнение и тревога.
Выражение, так напоминавшее то, что было у неё во время битвы в лавке старьёвщика.
— Эй, что, чёрт возьми…
Он не успел спросить, что случилось.
Прежде чем он смог произнести эти слова, его барабанных перепонок достиг другой звук.
Это был вопль. Или, может быть, крик.
Высокий, протяжный, он был полон скорби и оставлял в душе каждого, кто его слышал, мучительный след — это был крик души.
Крик, будто разрывающий тело пополам, не прекращался, и даже Субару, не понимавшему ситуации, до боли отчётливо передавалось его отчаяние.
Они вышли из коридора и направились наверх. Второй этаж восточного крыла — это этаж, где располагались комнаты прислуги. Пройдя мимо комнаты, где ещё несколько дней назад ночевал Субару, Эмилия, продолжая тащить его за руку, направилась дальше вглубь коридора — туда, где…
Розвааль и…
Длинноволосый мужчина цвета индиго стоял в коридоре и, прищурившись, смотрел на подбегающих Эмилию и Субару. Рядом с ним, прислонившись к стене, стояла исчезнувшая было Беатрис, а в её руках свернулся клубочком кот с серой шерстью.
— Внутри.
Когда они добрались до них троих, и Субару попытался расспросить о случившемся, Розвааль коротко ответил лишь этим одним словом.
Он указал на ближайшую комнату с открытой дверью.
Субару обернулся к Эмилии, и она тоже кивнула ему. Её аметистовые глаза были влажными и словно требовали от него немедленного решения.
Затаив дыхание, Субару шагнул в комнату.
Даже когда он входил, тот самый вопль не прекращался. И теперь было очевидно, что он доносится из этой самой комнаты.
Войдя внутрь, он открыл веки, которые до этого были плотно сжаты от напряжения, — и увидел.
Это была аккуратно убранная комната. Педантичный характер её обитателя отражался в немногочисленных, но со вкусом расставленных предметах мебели; ограниченное пространство использовалось эффективно и без излишеств.
Планировка почти такая же, как и в моей бывшей комнате, но насколько же всё меняется в зависимости от того, кто здесь живёт.
Так думая, Субару на мгновение забыл о том, что видел перед собой.
Но это бегство от реальности было тщетным, и мир навязал Субару свой вывод.
В центре комнаты стояла аккуратно застеленная кровать.
А на этой кровати…
— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
…раздирая горло от глубочайшей скорби, кричала и обливалась слезами Рам…
…а у ног её, обхваченное её руками, лежало бездыханное тело сестры.