Перевод/редактура: Винсент
Тьма, тьма, тьма, тьма… беспросветная тьма.
Глубоко-глубоко, в самой потаённой глубине сознания.
Я сам, я, снова я, кто это? Ты? Или ты? Нацуки Субару. Мейли Портрут.
Нацуки Кеничи, Эльза Гранхирт, Нацуки Наоко, Петра Лейт, Эмилия, Шаула, Беатрис, Фредерика Бауманн, Анастасия Хосин, Гарфиэль Тинзель, Юлиус Юклиус, Отто Сувен, Рам, синеволосая… кто, я, ты, я, я сам, чужие, меня, тебя, ты, меня…
…Я сам, я, Нацуки Субару. Я сам, я, Нацуки Субару.
…Кто, я, Мейли Портрут. Кто, я, Мейли Портрут.
Закружился мыслей вихрь; явь и небытие смешались в неверном мареве, растворялись одно в другом, сливались, сплетались, то лаская друг друга, то воспылав ненавистью, то терзая безжалостно, то пылая любовью, желая друг друга, истребляя, руша, грозя, силясь постичь, обливаясь слезами вместе, смеясь невпопад — и всё же навеки оставшись непостижимыми друг для друга.
Я — это я, и ничто иное, чужой — это чужой, и ничто иное.
Там нет места уступкам, не ведают милосердия, нет той почвы, где могло бы взрасти взаимопонимание, нет уз, позволяющих думать друг о друге – лишь совершенная, завершенная в себе пустота.
— Субару…
Он мотал головой, в отчаянии силясь извлечь из себя занозу, имя которой — «другой».
Юноша задыхался в этой невыносимой борьбе, а по обе стороны его поддерживали, едва касаясь плеч, Эмилия и Беатрис. Чувствуя щеками их тревожные взоры, он — тот, кого следовало именовать Нацуки Субару, — отчаянно пытался провести грань между собою и другим, вернуть себе себя самого.
Мысли кружили без устали, чувства бурлили спутанным потоком, где в мутном смешении уже не различить было истинный ответ.
Легкие сдавило судорогой, дышать стало нестерпимо трудно. Стоило ему коснуться горла, как тотчас воскресло воспоминание о беспощадном давлении на шею и подступившем следом медлительном, тягучем ужасе удушья.
Яркое ощущение приближающейся «смерти» возродилось так живо, что подступившая тошнота вызвала горячие слёзы.
Столкнувшись с этим чудовищным чувством, Субару медленно, с осторожностью старался отторгнуть от себя всё то, что никак не могло принадлежать ему, в муках пытаясь восстановить себя как отдельную личность.
Он разбирал, отсеивал местоимения первого и второго лица, воспоминания, былые впечатления, движения души, все прочие мелочи…
Отделить чужеродное, устранить то, что примешалось, — и тогда можно будет вернуться. А если нет… так и останутся они слитными, смешанными, нерасторжимыми.
Он сам — и девушка, убитая «этой самою его рукой», — смешаются в единое…
— Нацуки, что ты видел? Можешь рассказать?
— У… а?
Голос, прозвучавший совсем близко, вырвал Субару из омута душевного сумбура.
Он поднял глаза: перед ним, опустившись на корточки, дабы их взоры были на одном уровне, была Анастасия… нет, кажется, сейчас это Ехидна. Девушка с лазурными глазами. Да, она.
Пока Субару силился это понять, Ехидна, с неизменной серьёзностью во взоре, продолжила:
— Я понимаю, что тебя сейчас дурно. Но и для нас обстоятельства сложились весьма и весьма серьёзные. Сведения требуются незамедлительно, если это в твоих силах. Дабы избежать роковых ошибок в дальнейших действиях.
— Подожди, Ехидна. Субару только что пережил такое…
— Разумеется, я это знаю. И понимаю, что этот безрассудный шаг был ради всех нас. Именно поэтому наш долг — быстро откликнуться на его решение.
Слова Ехидны больно уязвили Эмилию, пытавшуюся заступиться за Субару, способного лишь на хриплое, прерывистое дыхание. Говоря, она на миг метнула взор на книгу, лежавшую на полу позади неё. Толстый черный переплет… взгляд её задержался на корешке. Затем Ехидна добавила: «Потому что…»
— Маленькая девочка, что шла с нами, пропала без вести. Сверх того, в этой Библиотеке нашлась книга, название которой, похоже, совпадает с именем этой девочки. …Ситуация серьёзная. У нас нет времени топтаться на месте.
— Это… да, но…
Эмилия не нашла что возразить на тихие, но твердые речи Ехидны.
В самом деле, она была совершенно права.
Субару — единственный, кто обладал хоть какими-то сведениями в этих чрезвычайных обстоятельствах. Ни у кого не было, чтобы ждать, пока он обретёт душевное равновесие. Сознавая это, Ехидна, готовая к осуждению, но скрепя сердце, продолжала допытываться.
Видя её твёрдость, Субару тоже до боли стиснул зубы. Коснулся рукой своей шеи. Воскресло в памяти яркое ощущение — его душили, со всей силы. Он зажмурился. И…
— Спрошу ещё раз, Нацуки. Что было в книге?.. Каково содержание?
—Там была… память Мейли, — честно ответил юноша, ничего не утаив.
Эмилия подле него замерла, затаив дыхание; Ехидна напротив медленно прикрыла глаза. На ликах Беатрис, Юлиуса, Рам — у всех отразились душевное смятение и немая скорбь.
«Книга Мёртвых» показала Субару записи о Мейли.
Никто из присутствующих не питал сомнений, что это значит.
Сколь легко было бы поддаться ложной надежде, уверить себя, что это ошибка, нелепая случайность, что книга Мейли попала сюда по недоразумению!
Но никто из них не желал тешиться самообманом и искать пути полегче.
Особенно же девушки, стоявшие подле Субару, чьё лицо окаменело от внутренней муки; они пытались поддержать его из последних сил.
— Успокойся, Субару. Сосредоточься, постарайся вновь обрести себя, прошу тебя.
— …Прости.
— Ничего. Хоть в такое время можешь полностью положиться на Бетти.
— …………
— …Это не только твоя вина, Субару. Не стоит терзать себя так, ладно? — произнесла девочка, встав и обняв голову юноши, чьё дыхание сбилось. Её ладонь нежно гладила его черные волосы, удерживая его смятённый дух у самой грани пропасти, но вместе с тем — какая ирония! — лишь сильнее растравляла его раны. Она с таким милосердием вменяла, что вины его нет.
Но вина была, и лежала она всецело на «Нацуки Субару». Не знающая об этом Беатрис, говорящая так нежно, показалась ему до смешного жалкой.
— …Леди Рам, что вы думаете? — обратился к Рам Юлиус с серьёзным выражением лица, искоса наблюдая за Субару и Беатрис.
На лицах этих двоих потрясение отражалось куда слабее. Припомнив увиденное сквозь призму сознания Мейли, становилось ясно: именно они двое в отряде всегда хранили по отношению к ней особенную настороженность.
По крайней мере, сама Мейли остро чувствовала — Рам и Юлиус ни на мгновение не ослабляли бдительности перед ней, бывшей убийцей.
В отличие от Эмилии и Ехидны — их беспечность она ощущала явственно.
— Если верить словам Субару, то мисс Мейли уже…
— В таком жалком состоянии Барусу не настолько ловок или бессердечен, чтобы врать. …То, что та книга — книга Мейли, сомнений нет. Вопрос в том, будет ли кто-то ещё проверять, да, — произнесла Рам, обхватив себя руками и не сводя глаз с книги, по-прежнему лежавшей на полу. Услышав это, Юлиус задумчиво нахмурил брови:
—Я бы…
— Думаешь, во второй раз будет легче? Но и для Барусу это был второй раз, а взгляни на него. Конечно, можно приписать, что психика Барусу слабая, но… Увы, Рам не считает, что твоё нынешнее состояние духа, Юлиус, крепче или лучше, чем у Барусу.
Юлиус замер от прямых слов Рам, чьи нежно-розовые глаза остро сверкнули. Но тут же качнул головой: «Вы правы».
— …Сурово, но у меня нет причин возражать леди Рам. После вчерашнего своевольного поступка я, похоже, не имею на это права.
— Я тоже, к сожалению, того же мнения, — вмешалась Ехидна, вскинув руку. Она перебирала пальцами белый мех своего шарфа. — Однако основание моего утверждения — не оценка душевного состояния Юлиуса. Я просто говорю, что хочу возразить против этой опасной попытки, видя состояние Нацуки.
— Опасно, это факт. Он явно не в себе.
— Верно. Похоже, эффект от чтения книги проявился сильнее, чем в прошлый раз. Трудно судить, дело ли в количестве или в прочитанной книге.
— В количестве и в прочитанной книге, вы говорите? — почти в унисон спросили Рам и Юлиус, в недоумении склонив головы.
Ехидна подтвердила кивком:
— Либо становится тяжелее от количества прочитанных книг… либо сознание искажается от чтения записей близкого человека. Думаю, возможны оба варианта.
— Близкого человека, значит… — Рам посмотрела на Субару, обдумывая слова Ехидны. Чувствуя на себе её взгляд, Субару, приникший к Беатрис, сдерживал крик.
Скорее всего, Ехидна была права. Причиной столь сокрушительного удара по его рассудку была вторая из названных ею причин — невыносимая тяжесть от соприкосновения с записями близкого, или хотя бы хорошо знакомого ему человека.
Записи о «жизни» того, кто был близок… они оставляли глубочайший след.
Естественно, люди сильнее пекутся о ближних, нежели о далеких и посторонних.
И Субару сам желал этого. Он потому и чуть не слился с душой Мейли, что так безрассудно погрузился в стремление узнать её до самых глубин.
В итоге Субару заглянул в сокровенные тайники «меня» и столкнулся там с бездной небытия. С тем ощущением тщетности инерции жизни, которое эта маленькая девочка носила в себе бесконечно долго…
— Как бы то ни было, мы не можем просто сидеть сложа руки! Давайте искать Мейли! — громкий хлопок ладоней нарушил гнетущее молчание.
То была Эмилия; она твёрдо вскинула голову, сложив руки перед грудью. Приковав к себе взоры всех присутствующих, она произнесла слова, от которых Субару изумлённо расширил глаза.
— Искать?..
…Искать, что значит «искать»? Какой в этом смысл?
…Мейли, она, «я», ведь уже мертва.
…А до того, как «я» умерла, вам и дела не было.
— Может, мы и опоздали. Может, мы и не смогли быть рядом с ней тогда, когда были должны. Но мы обязаны её найти, — продолжала Эмилия. — Никто ведь не знает, где она была? Сначала найдём её… а потом уже решать, что мы сможем для неё сделать. Давайте искать!
В словах Эмилии недоставало расчетливости, они были далеки от мудрости.
«Какой в этом смысл?» — неизменно твердило «я» внутри Субару. Человек здравомыслящий, без сомнения, возразил бы, что существуют дела куда более насущные.
Однако никто из присутствующих не возразил Эмилии.
Никто не осмелился сказать ей прямо, что она заблуждается.
И потому за её словами немедленно последовало обсуждение — как исполнить предложенное, как разделить между собою труды.
— Придётся изменить планы на день. Разделимся и обыщем Башню, — заключила Ехидна.
— Рам… сначала проверит, всё ли с Рем нормально. Перед тем как отправиться за госпожой Эмилией и Барусу, я всё время была в комнате духа, но… сейчас, ещё раз.
— Леди Рам, так и сделайте. …Субару, это может быть жестоко, но я хочу уточнить. То, что ты видел в «Книге Мёртвых»… там были последние мгновения мисс Мейли? — осторожно подбирая выражения, вопросил Юлиус. Субару помедлил с ответом.
Видел ли он кончину Мейли? Ответ был «ДА». Он ощутил миг угасания её «жизни» столь близко, сколь только возможно представить.
Сдавленное горло, удушье, ускользающее сознание, мысли, затопленные отчаянием и ненавистью, а затем — внезапная тишина и пустота… Должно быть, именно в этот миг жизнь угасла.
А Нацуки Субару, переживший это, после способствовал сокрытию её трупа.
Человеку, убившему «меня», Нацуки Субару оказывал помощь. Тому самому «Нацуки Субару», которого надлежало ненавидеть более всего на свете — ему помогал Нацуки Субару, знавший «меня».
— …Нацуки, прошу, ответь. Ты видел её смерть? Где она сейчас? Что стало причиной её смерти, ты это видел?
Он молчал, и Ехидна, на чьём прелестном личике отразилось недоумение, продолжила настойчиво: — Расскажи нам.
Её слова задели его за живое. Сердце забилось быстрее, спина тотчас покрылась липким потом. Как же страшно, вдруг Беатрис рядом заметит.
…А что, если они всё знают? Знают, что он в её смерти и виноват?
«Знают — и лицемерят, разыгрывают фарс, дабы хитростью, обиняками загнать меня в угол и вырвать признание», — даже столь безумная мысль мелькнула в его смятенном уме.
Но всякий раз, как она возникала, обращённые к нему взоры опровергали её.
Взоры Эмилии, Беатрис, Ехидны, Юлиуса…
Лишь он один, Субару, отчаянно пытающийся защитить себя окровавленными руками и нечистыми помыслами, казался себе тем, у кого была безобразная, испорченная душа.
Раз так, может, лучше прислушаться к желанию «меня»?..
— Саму смерть… не видел. Но то, что она в Башне, — это точно.
Юноша стиснул зубы, отвергнув искушение, что шептал голос «меня».
Пагубное чувство зрело в душе — коварное проклятие, оставленное Мейли Портрут, что искушало его признать свой грех.
Внутри него ясно зародилось желание. Он хотел, чтобы Эмилия и остальные нашли Мейли. Нашли, пожалели, раскаялись, он хотел увидеть их лица, искаженные горем, и утолить копившиеся в сердце чувства.
Хотя он и сам уже почти перестал различать, кто именно этого желал — он, «я», или тот, иной, чужой «Нацуки Субару».
— …У тебя не осталось сил прочесть книгу ещё раз?
— Ехидна! — воскликнула Беатрис прежде, чем Субару успел хотя бы слово вымолвить.
Он уже почти выдавил: «Как прикажете…», но Беатрис взвилась на Ехидну. Не выпуская головы Субару из объятий, она грозно сузила свои большие круглые глаза:
— Какое имя ты заставляешь кричать Бетти!.. В любом случае, я тебя это не позволю, я полагаю. И дело тут не только в чувствах, Бетти против по другой причине.
— Учитывая опасность смешения, я бы тоже не настаивала. Я лишь хотела убедиться, готов ли ты на это. Даже если бы ты настоял, я бы не позволила.
— …Буду молиться, чтобы это была правда, я полагаю, — с нескрываемым гневом промолвила Беатрис. В тягостную тишину, воцарившуюся между ними, разом вмешались Эмилия и Юлиус.
— Довольно, — твердо произнесла Эмилия. — Я тоже против того, чтобы Субару рисковал ещё больше. И против того, чтобы мы вечно здесь всё обсуждали. …Нужно действовать как можно скорее.
— Согласен с леди Эмилией, — поддержал Юлиус. — Судя по всему, если с мисс Мейли что-то случилось, скорее всего, это несчастный случай. Возможно, она поскользнулась на лестнице или балконе, или вышла из Башни…
— …Этого быть не может~с, — внезапно вмешалась не участвовавшая до этого в разговоре Шаула. Она наклонилась, подняла с полу «Книгу Мёртвых» Мейли и, помахивая ею за корешок, заявила: — Если бы Мелкая Номер Два вышла из башни, я бы уже превратилась в машину для убийств~с. А раз этого не произошло, значит, никто наружу не выходил~с.
— А ты довольно легко касаешься книги, которую мы до этого боялись трогать, — заметила Ехидна.
— Мне как-то не по себе, когда она просто валяется на полу~с. Вдруг это сочтут неуважением к Библиотеке, и мне придётся устроить «убей-их-всех», чего мне совсем не хочется~с.
С этими словами Шаула принялась подбрасывать и ловить «Книгу Мёртвых», точно он был не более чем мячиком.
Такое обращение плохо согласовывалось с её же словами о возможном «непочтении» и выглядело скорее явным кощунством.
Юлиус неодобрительно нахмурил свои красивые черты лица.
— Леди Шаула, прошу вас, прекратите играть с книгой. Разве в вас…
— …Нет сердца для сострадания, так, что ли~с? Понятия не имею, о чём ты. Конечно, Мелкая Номер Два ко мне липла~с. И я её вроде не ненавидела~с… Но по правде говоря, мне нет дела ни до кого, окромя Мастера~с.
Шаула беззаботно рассмеялась, отмахнувшись от упрёка Юлиуса.
В её тоне не было ни притворства, ни показной злобы. По крайней мере, Субару поверил — таково её неподдельное мнение.
В конечном счёте, она тоже была из тех, чьи побуждения и чувства было трудно постичь обыкновенным смертным.
«…Или, быть может, это я сам такой? — подумал он. — Может, я просто не могу понять чувства этих людей, с которыми провёл так мало времени?»
Сколько много сложных чувств и личин может скрываться за улыбкой?
Он ведь только что сам ощутил это с пронзительной болью, до дурноты, переваривая чужую жизнь… жизнь «меня».
— …Давайте разделимся и поищем Мейли, — снова раздался голос Эмилии, разом прервавший его душевные терзания и рассеявший странную атмосферу, воцарившуюся после слов Шаулы. — Субару, останься здесь, с Беатрис.
От этого указания юноша ощутил укол жгучего, нестерпимого стыда.
Он хотел, чтобы «меня» нашли…
— Беатрис, присмотри за Субару, пожалуйста. Я пойду проверю, что там с Рейдом.
— Это подходящая роль для меня, я полагаю. …Эмилия, и вы остальные, берегите себя, хорошо?
Обменявшись словами и поручениями, среброволосая девушка и девочка-дух пожелали друг другу успеха. Затем Эмилия с Рам, Ехидной и прочими скрылись в переходах Башни, направившись на поиски Мейли.
Субару безмолвно смотрел им вслед…
— Значит, ты не собираешься идти с ними, я полагаю, — промолвила Беатрис, проводив взором ушедших. Она стояла подле Субару и теперь обратила строгий взгляд на Шаулу, которая осталась в Библиотеке.
— Ну так, моя роль ведь — Звёздный Хранитель? Конечно, если этот титул отбросить, то я вся и телом, и душой принадлежу Мастеру~c, так что каждое его поручение буду исполнять с рвением~c, — ответила Шаула, сладко протянув последний слог.
— Тогда тебе тоже стоит искать Мейли, я полагаю. А не торчать здесь.
— …Правда, так~с?
Девушка вдруг склонила голову и устремила на юношу какой-то странный, томный взор. Поверх головы Беатрис она обратилась прямо к нему. Впервые на лице Шаулы — которая, несмотря на свою яркую, почти вызывающую красоту, обычно казалась простодушной и даже по-детски наивной, лишённой всякого намёка на кокетство — появилось такое загадочное, чарующее выражение.
От этой внезапной волны женского очарования сердце Субару снова бешено забилось в груди. Он невольно вскинул голову и встретился взглядом с непроницаемыми чёрными глазами Шаулы.
Она беззлобно улыбнулась ему в ответ и тихо прижала «Книгу Мёртвых» к своей пышной груди.
— Если Мастер пожелает, я даже луну с неба низрину. Так что я хочу спросить не у Полудьяволицы, Мелкой Номер Один или Красавчика, а у Мастера~с.
— У меня?..
— Мастер, что мне делать~с? Идти искать Мелкую Номер Два? Или… — не договорила она, оборвав речь на полуслове.
Она лишь ожидала его решения, прижимая книгу к груди. Её непоколебимая поза понудила Субару снова погрузиться в себя, пытаясь разобраться в путанице собственных чувств и дум.
Где же правильный ответ? Как он должен поступить? Что велит ему совесть?
Противоречивые движения в душе, вызванные предложением Эмилии, — вот что ярче всего свидетельствовало о разладе, царящем в душе Нацуки Субару.
…Недолгая жизнь Мейли Портрут.
Он прочёл её «Книгу Мёртвых», точно кощунственно перелистал краткое изложение чужой судьбы, выхватывая лишь отдельные страницы, переварил и усвоил своим незримым нутром.
«Нацуки Субару» испил чашу жизни «меня» до дна — дважды.
Вследствие чего его смешанное сознание, вобрав в себя совершенно чуждую девичью сущность, претерпело раскол, приблизившись к состоянию, сродни шизофрении.
…Субару отчаянно желает скрыть свою причастность к «смерти» Мейли.
…Субару отчаянно желает, чтобы тело Мейли, им же сокрытое, было найдено.
…Субару пылает ненавистью к «Нацуки Субару» – тому, кто убил «меня».
И эти противоречивые желания рождались в его душе разом, понуждая к действию.
— …Шаула, — наконец вымолвил он, сам удивляясь своему голосу. — Отыщи Мейли. Помоги Эмилии и остальным.
Услышав приказ, Шаула вскинула брови, выпрямилась и отдала честь.
— Будет исполнено~с. Раз Мастер желает, я что угодно сделаю, эх~с!
Мило отдав честь и подмигнув, она протянула книгу. Он бессознательно принял чёрную, тяжёлую ношу, поморщившись. Шаула показала ему язык. Её выражение лица показалось озорным, словно она отомстила за что-то, и тут же она повернулась к нему спиной и одним прыжком спустилась по лестнице Библиотеки. Проводив взглядом её исчезающие за спиной танцующие чёрные волосы, Субару выдохнул, освободившись от странного давления.
— Странно всё это…
…Нацуки Субару, страшащийся обвинения и не желающий, дабы нашли тело и раскрыли его участие.
…Потерпевшая «я», желающая, чтобы её тело нашли и отомстили за её горе и гнев.
…Преступник «Нацуки Субару», сваливающий убийство и несправедливость на чужие плечи, умножая зло.
Всё это смешалось в одном теле, требуя от Нацуки Субару решений и выбора. Если бы он правда желал только собственного покоя, он промолчал бы о судьбе Мейли и, пораскинув мозгами, исказил бы содержание «Книги Мёртвых».
Но он не смог. Отчасти — не хватило ему хитрости и изворотливости ума. Но главное — ему воспрепятствовало сострадание к мукам «меня» и растущая злоба к «Нацуки Субару». Гнев на самого себя, на то злое существо, которое нельзя оставлять безнаказанным.
Да, в прошлый раз, и прежде того, и ещё ранее… кто-то правда доводил его до смерти.
Но теперь даже это представлялось частью козней, коварной ловушкой, устроенной тем «Нацуки Субару», что таился внутри — ловушкой, дабы заставить его возненавидеть других, утратить рассудок, обезуметь.
Быть может, он был прав ещё до того, как прикоснулся к книге?
Быть может, ни Эмилия, ни Мейли, никто из них не был дурным человеком? Быть может, единственный злодей здесь — сам Нацуки Субару?
— Субару, не терзай себя так сильно, я полагаю, — мягко промолвила Беатрис подле него. — Быть может, лучше отложить книгу?
Он повернул голову. Беатрис стояла на коленях совсем близко и взирала на него с неподдельным беспокойством.
Этот прямой, сочувственный взгляд… такой же, какой был у Эмилии… пронзил Субару до глубины души, вызвав в груди мучительное, щемящее чувство.
Это тепло, эта забота, которую дарила ему Беатрис… она предназначалась не ему, Нацуки Субару, а тому, другому — «Нацуки Субару».
То, что он, скрывающий потерю памяти, принимал это чувство и к тому же молчал, зная истинную сущность «Нацуки Субару», казалось ужасным.
Может, стоит рассказать?
Ведь нынешний Нацуки Субару способен на такое зверство — отнять жизнь у Мейли, сам того не сознавая. А что, если эта опасность вновь нависнет над Эмилией? Над Беатрис? Пока не поздно, может, рассказать им всё…
— Почему ты… так добра ко мне? — вырвалось у него.
— Снова внезапный вопрос, в самом деле. Что это с тобой вдруг, я полагаю?
— Да так… просто.
Быть может, он лишь хотел услышать. Услышать правду — прежде чем одно неосторожное слово разобьет вдребезги эти хрупкие, заёмные узы.
Постичь смысл того доверия, которое Эмилия, Беатрис, все его товарищи питали к «Нацуки Субару».
Доверие… Стоило ему глубже задуматься об этом, как в душе поднялся тёмный, мутный осадок.
То, что «я» испытывала к Эльзе. То, что Эмилия и прочие здесь, в этом мире, те, кто был столь добр к Нацуки Субару, чувствовали к «Нацуки Субару».
Сокровище, коим он, Нацуки Субару, никогда не сможет владеть, на которое ему суждено лишь взирать издали. Отчего же именно ему, Нацуки Субару, суждено так близко видеть эти следы, ощущать этот оставшийся аромат, эти отголоски тепла, которого для него никогда не существовало?
Отчего такой человек?
Отчего столь жестокий?
Отчего человек, смеющийся столь мерзко?
Отчего тот, кто причастен к гибели Эльзы?
Отчего тот, кто смог смеяться и убить Мейли?
Отчего тот, кто пытался скрыть кончину «меня»?
Отчего такого человека… человека… человека… любят? Почему они его любят?
Хочу знать. Не знаю. Хочу знать. Не знаю. Лишь я, только Субару, только «я», не знаю причины. Не могу знать. Не дано мне узнать. Односторонне, всё, односторонне.
Если спросить, узнаю ли? Если спросить, смогу ли задать вопрос? Расскажут ли мне?
Смогу ли я поверить, что это правда? Улыбка, которую «я» носила, была лживой, а в груди зияла пустота. Личины носят все, и Нацуки Субару тоже не хотел показывать родителям, какой он вне дома.
Тогда где же искать правду?
Сокровенные чувства… истинные побуждения… отчего они верят «Нацуки Субару»?
«Способ узнать это… «Я» тебе подскажу, хочешь?»
Голос в голове прозвучал вновь, безжалостно искушая его.
И тут он осознал. Ответ на мучительный вопрос, терзавший его рассудок, был совсем близко.
Он ведь всё ещё держал его в руках.
— Субару? — Беатрис с тревогой взирала на него, застывшего и умолкнувшего. Не обращая к ней лица, юноша лишь опустил взор на то, что сжимал в руках.
...Чёрная, объёмная книга. Казалось, она насмешливо, зловеще приветствовала его любопытство, его отчаянную жажду познания.