Перевод: Энди
Сколько бы раз ни пришлось это повторять, Нацуки Субару клянётся в вечной преданности одной лишь Эмилии.
С тех пор как он попал в этот мир, ему то и дело доводилось встречать красавиц, каких в его родном мире и днём с огнём не сыщешь, но её присутствие затмевало всех.
Отчасти дело было в её чистой, первозданной красоте, но, что ещё важнее — и это очень просто — он был по уши влюблён, и это была его слабая точка. А при таком раскладе её «боевая мощь» в его глазах продолжала стремительно расти.
Посему, какая бы красавица ни предстала перед ним, сердце Субару ни за что не склонится ни к кому, кроме Эмилии. Ни за что и никогда!
— Так что это идеальное приготовление постели не значит ничего сверх моего простого желания хорошенько выспаться, ясно?! — выпалил он, ткнув пальцем в сторону кровати, ни к кому конкретно не обращаясь, но с видом человека, отчаянно ищущего оправдание.
После ванны, вернувшись в комнату, Субару узрел перед собой ложе, на приведение которого в идеальный порядок он потратил всё своё время.
Он даже корзину с бельём бросил — такая это была грандиозная работа, от которой, хоть он только что и вымылся, на лбу выступил пот. Давненько он не испытывал такого удовлетворения от проделанной работы.
— Никакого глубокого смысла. Точно никакого глубокого смысла! Очищаю разум, очищаю разум¹… Одна Эмилия-тан, две Эмилии-тан, три Эмилии-тан… Да это же рай!
— Шумно, Барусу. Уже ночь, веди себя тише.
— Кья-я-я-я!
¹ Очищаю разум (心頭滅却 - синто-мэккяку) — буддийское выражение, означающее очищение разума от мирских мыслей, достижение состояния спокойствия и сосредоточенности, часто через медитацию или самовнушение.
Резко подпрыгнув, он отскочил к стене. В дверном проёме, беззвучно открыв дверь, стояла Рам. Войдя внутрь, она постучала в уже открытую дверь.
— Только сказала вести себя тише, и на тебе. Совсем безнадёжен.
— Да что у тебя за правила такие?! От них у меня чувство реальности дрожит, аж дурно становится! Что ты вообще хочешь, чтобы я сделал, а?!
В ответ на крики Субару, Рам лишь презрительно фыркнула. Это выражение невысказанного пренебрежения окончательно обезоружило Субару, и он замолчал.
Пройдя мимо него, Рам направилась не к кровати, а к небольшому деревянному столику перед ней.
Он был предназначен для письма и имелся в каждой комнате, но для Субару, не умевшего читать и писать на местном языке, был бесполезной вещью. Конечно, он мог бы писать по-японски.
— В худшем случае, может, стоит хотя бы это делать? Даже если это не перенесётся, записывание может помочь лучше запомнить…
— Что ты там бормочешь? Барусу, пшёл сюда.
От такого грубого тона, будто она подзывала собаку, у Субару на лбу вздулась жилка. Но поддаваться на её провокации — себе дороже. В конце концов, умение навязывать другим свой темп и было сильной стороной Субару.
В любом случае, какие бы шокирующие заявления ни последовали, нужно выковать несокрушимое, непоколебимое стальное сердце.
С таким настроем, будто шёл на поле боя, он предстал перед Рам.
— Ну и? Какую очередную нелепость ты для меня приготовила?
— О чём ты? Я говорю, что научу тебя читать и писать, так что садись быстрее.
— Впервые слышу!
Сталь мгновенно расплавилась.
Убедившись, что его закалённое сердце вмиг стало мягким и податливым, он, не в силах скрыть смятение, взглянул на стол. Там лежали тетрадь с белоснежными страницами, гусиное перо и книга в красновато-коричневом переплёте. Он ахнул.
Похоже, это была не шутка, не розыгрыш и не издевательство — она действительно собиралась его учить.
— Но почему так внезапно?
— Ты ведь не умеешь читать и писать, да? Я поняла это сегодня, наблюдая за твоей работой. Поэтому я научу тебя. Если не умеешь читать и писать, то не сможешь ни составить список покупок, ни оставить записку.
На растерянный вопрос Субару Рам дала совершенно здравый ответ.
Он невольно захлопал ртом, как рыба. Не обращая внимания на его реакцию, Рам указала на книгу в красном переплёте: — Начнём с простого сборника детских сказок. С этого дня каждый вечер Рам или Рем будет заниматься с тобой.
Предложение было, безусловно, ценным, но Субару всё равно был порядком сбит с толку.
Эта ситуация, как и та, что произошла в ванной, была совершенно немыслима в прошлый раз. И по собственным прикидкам, по сравнению, скажем, с четвёртым днём предыдущей петли, дистанция между ним и близняшками всё ещё была значительной.
Так почему же, несмотря на это, состоялось это добровольное учебное занятие?
— Это очевидно. Чтобы облегчить себе жизнь.
— Ты просто непробиваема, да?
— Естественно. Чем больше Барусу сможет делать, тем меньше работы будет у Рам. А если у Рам будет меньше работы, то, соответственно, и у Рем её тоже убавится. Сплошные плюсы.
— Только вот я из-за этого буду завален работой по уши!
— …?
На его выпад она лишь недоумённо склонила голову.
Эта реакция, будто она не поняла смысла его слов, лишила его всякого желания спорить.
И всё же, несмотря на такое откровенное безразличие, он, по правде говоря, был рад.
— Окей, отлично, принято. Займёмся учёбой. Почему бы и нет?
— С грамматикой у Барусу проблем нет, так что особых сложностей быть не должно. Врождённые данные — не грех.
— Это сейчас был замаскированный под комплимент наезд, да?
С этими словами он сел за стол и, взяв перо, приготовился. До сих пор ему даже не доводилось к нему прикасаться. Перо оказалось лёгким, и когда он провёл им по бумаге, буквы получились на удивление красивыми.
Это был его первый, памятный росчерк пера в другом мире. Субару склонился над обложкой тетради и широким взмахом вывел: — «Нацуки Субару был здесь»… и всё.
— Едва начали, а ты уже картинки рисуешь. У нас нет времени на игры. Завтра рано вставать, время ограничено.
— Вообще-то, это мой родной язык… но вам, видимо, всё равно не понять.
Учитывая, что они могли разговаривать, он надеялся, что, возможно, и написанные им символы будут переведены, но такой удачи ему не выпало.
Для него здешние письмена выглядели как иероглифы, а его японский для них, должно быть, казался лишь какими-то замысловатыми каракулями.
Все его любимые познания в области ёдзидзюкуго² здесь оказались бесполезны.
² Ёдзидзюкуго (四字熟語) — японские идиоматические выражения, состоящие из четырёх иероглифов.
— Но, с другой стороны, это значит, что я могу записывать любые самые пошлые фантазии, и никто не заметит. Такая ситуация… с точки зрения либидо может оказаться весьма полезной!
— Сначала освоим базовые И-глифы. К Ро-глифам и Ха-глифам перейдём, когда И-глифы буду идеальным.
— Целых три вида?! От одной этой мысли руки опускаются.
Перспектива изучения нового языка уже вызывала у него уныние. Он немного понимал чувства иностранцев, пытающихся выучить японский. Хирагана, катакана, кандзи — три разные системы письма; от такой высоты горы, на которую предстояло взобраться, можно было прийти в отчаяние.
— Когда разберёшься с И-глифами, перейдём к сказкам. Время занятий… думаю, предел — до первого часу Тёмного Дня. Завтра рано вставать. И Рам тоже хочется спать.
— Вот это твоё проскальзывающее в конце истинное намерение… мне это даже нравится, наставник
— Рам тоже нравится в Рам эта черта.
Она отвечала без малейшего колебания, так что было трудно понять, серьёзно она или шутит. Чувствуя, что с большой долей вероятности это всё же первое, Субару приступил к урокам письма.
При изучении нового языка первым делом необходимо определить типы используемых символов. Как в японском есть годзюон³, так и в любом языке существуют базовые символы, а всё остальное строится на их комбинациях.
³ Годзюон (五十音) — японская система упорядочивания слогов, «пятьдесят звуков».
Следовательно, изучение языка начинается с прописывания букв, однако…
— Это мучительнее, чем я представлял… Как будто снова учусь писать курсивом.
Он выводил базовые символы, которые показала ему Рам, заполняя страницу примерно четырьмя сотнями знаков. От такого монотонного повторения у него вот-вот должен был случиться гештальтколлапс⁴, но он решил, что такая кропотливая работа — единственно верный путь, и полностью погрузился в неё.
⁴ Гештальтколлапс (ゲシュタルト崩壊) — психологический феномен, при котором длительное рассматривание или повторение одного и того же символа (например, буквы или иероглифа) приводит к тому, что он перестаёт восприниматься как единое целое и распадается на отдельные элементы.
От усталости и сонливости веки наливались свинцом, но думать о том, чтобы клевать носом, когда Рам тратит на него своё время, было бы верхом невежества. Да и вообще, то, что она так дружелюбно ведёт себя с ним с первого же дня «второй попытки», было невероятно ценно. Упускать такой шанс нельзя.
— Знаешь, ты хоть и говоришь, что делаешь это ради облегчения своей работы, но мне всё равно было приятно.
Сдерживая неловкость, он искренне поделился своими чувствами с сидевшей позади Рам.
Под тихий шорох пера по бумаге, в промежутках между бесконечным выписыванием одних и тех же символов, Субару вспоминал предыдущие четыре дня.
Если подумать, всё то время, что у него было, он в основном гонялся за Эмилией, но больше всего времени он провёл именно с Рам.
Обучение Субару всем премудростям домашней работы — готовке, стирке, уборке, — во всех из которых он был полным профаном, должно быть, стоило ей немалых усилий. Тем более что для неё это была не единственная работа, ей приходилось совмещать это со своими обычными обязанностями.
Нагрузка, разумеется, ложилась и на Рем. Поэтому за предыдущие четыре дня он не так уж много общался с Рем. Рам говорила, что способная Рем брала на себя дополнительную работу, но Субару чувствовал себя виноватым за то, что косвенно обременял и её.
— Честно говоря, я не думал, что меня тут особо жалуют.
И без того занятые, они получили в подчинённые бесполезного новичка. Им приходилось выполнять свою работу и, урывая время, обучать его всяким мелочам.
Для Субару, с его скудным опытом общения, одна только мысль об этом была мучительной. И ощущение, что о нём думают именно так, было для него привычным.
Поэтому нынешняя ситуация, когда его, казалось, не отвергали, радовала его.
— Так что, думаю, я и дальше буду доставлять неудобства, но… рассчитываю на тебя.
Скрипнув стулом, он слегка повернул голову и обратился к Рам, которая молча наблюдала за ним.
В ответ на эти искренние слова, неожиданно вырвавшиеся из глубины души, Рам тихо…
— Х-х-х-х…
…мило сопела во сне на идеально заправленной кровати.
Сняв туфли, фартук и оставив чепчик у изголовья, она аккуратно укрылась одеялом до самых плеч — образцово-показательный отход ко сну.
Хрусть!
Перо в его руках сломалось.
Поддавшись внезапному порыву, Субару широко зевнул.
Неподавленная сонливость выступила слезами в уголках глаз, и он, грубо растерев их, выпрямил спину.
Вечернее небо окрасилось в оранжевые тона прощальным даром заходящего солнца, а плывущие облака, неспешно двигаясь, словно провожали уходящий день.
Провожая их взглядом и разминая суставы, Субару оценивал своё состояние. Последствия тяжёлой работы всё ещё ощущались, но по сравнению с прошлым разом было определённо легче.
— Хотя выносливость тела от этого не изменилась… Значит ли это, что я научился двигаться так, чтобы меньше уставать?
Не физическая привычка, а улучшение эффективности за счёт простого привыкания к работе. Он предположил, что именно это привело к некоторому снижению усталости.
Если в будущем петли будут повторяться, на укрепление тела за счёт повторений рассчитывать не приходится. Всё, что он мог сделать, — это «репетировать» события и оттачивать бытовые навыки.
Приходилось смириться с этим. Ведь как-никак…
— Субару, прости, что заставила ждать… Ты в порядке?
— А, да, всё путём-путём. Рем-рин, ты тоже закончила с покупками?
— Да, всё прошло без задержек. А тебе, похоже, пришлось нелегко.
Держа перед собой сумку с покупками, девушка с синими волосами — Рем — слегка склонила голову и с сочувствием произнесла это. В неизменном наряде горничной, она придерживала волосы, развеваемые ветром, и смотрела на Субару, лишь едва заметно смягчив выражение лица.
Смотрела на Субару, чей костюм дворецкого был основательно перепачкан грязью, пылью, а также соплями и слезами.
— Ты пользуешься большой популярностью, однако.
— С давних пор почему-то детишки ко мне так и липнут. Может, это из-за какой-то моей неудержимой внутренней материнской сущности, которая неотразимо притягивает детские сердца?
— Дети, как и животные, ранжируют людей по их человеческим качествам. Они инстинктивно понимают, можно ли кого-то безнаказанно задирать.
— Это ведь не комплимент был, да?!
Рем ничего не ответила Субару, который подпёр подбородок рукой, демонстрируя своё недовольство.
Услышав довольно язвительный комментарий, он внутренне кивнул, признавая, что в этом они сёстры.
Прямолинейная Рам и изъясняющаяся намёками Рем. Чтобы общаться с ними, нужно быть не только морально стойким. Разумеется, если не быть ещё и физически выносливым, то с работой попросту не справишься.
Криво усмехнувшись и покрутив поясницей, Субару огляделся.
Позади, со стороны площади, всё ещё доносились далёкие детские крики. Ещё совсем недавно Субару и сам был в этом кругу, отчаянно отбиваясь от ударов и потоков слюны. Никто не проявлял к нему пощады, это была одинокая битва без союзников.
Сейчас Субару и Рем находились в ближайшей к поместью деревне.
Розвааль, будучи маркграфом, разумеется, являлся полноправным аристократом, владевшим несколькими земельными наделами.
Эта ближайшая к поместью деревня не была исключением, и живущие здесь люди, само собой, знали их в лицо. Особенно часто, похоже, приходилось ходить за покупками двум горничным, и каждый раз, когда они проходили мимо, их окликали с завидной регулярностью.
С другой стороны, и Субару, как оказалось, уже успел каким-то образом стать здесь известной личностью. Несмотря на то, что он впервые здесь оказался, его дружелюбно встретили, что было хоть и немного неловко, но приятно.
И всё же…
— Откуда у этих сопляков такая фамильярность?.. Неужели они не понимают моей обжигающе-опасной, хард-бойлдультной ауры?
Хард-бойлдовый⁵ и адультный⁶, сокращённо — хард-бойлдультный.
⁵ Хард-бойлдовый (от англ. hard-boiled) — жанр детектива с циничным, жёстким героем.
⁶ Адультный (от англ. adult) — «взрослый».
Пробормотав это словосочетание, которое хотелось бы произносить низким голосом, попыхивая сигаретой, он заметил, как идущая впереди Рем искоса взглянула на него: — То говоришь о материнстве, то изображаешь из себя взрослого. Ты такой занятой, Субару.
— Будь я и вправду занят, то не попал бы в такую переделку. Чёрт, всё-таки надо было пойти с Рем-рин за покупками…
На самом деле, даже если бы он и пошёл с ней за покупками, от Субару, не разбирающегося ни в продуктах, ни в их названиях, толку было бы мало. Поэтому, чтобы не доставлять лишних хлопот, он решил остаться, но то, что его заметят деревенские дети и «похитят», стало для него полной неожиданностью.
— В общих чертах у меня претензий нет, но… не понимаю.
— Чего именно?
— Да так, свои мысли. С Рем-рин хотя бы можно разговаривать без опаски, и это радует, серьёзно. В случае с Рам-чи, никогда не знаешь, под каким углом она тебя сейчас будет презирать.
— Сестрица чудесная, да?
Разговор явно не клеился.
Рем слегка задирала нос, хвастаясь сестрой; поскольку в её тоне не было и тени притворства, Субару заключил, что она говорит это от чистого сердца. Однако…
— Если честно, с таким характером, как у Рам-чи, разве не будет кучи проблем? Такое чувство, что она довольно часто будет создавать конфликты.
— Не так часто, как Субару-кун, незрелый и как слуга, и как личность.
— Н-н-ну да, ты пра-а-ава…
Смотри на других и исправляй себя.
Слова Субару, который на данный момент приносил меньше половины той пользы, что Рам, о способностях и характере Рам, заслуживали лишь того, чтобы над ними посмеялись. Тем более, когда он говорил это её «улучшенной версии».
Будучи не такой прямолинейной, она владела иронией ещё острее, чем Рам.
Следуя за идущей впереди Рем, Субару почёсывал затылок, погружённый в раздумья.
В прошлый раз в деревню за покупками я ходил вроде бы с Рам…
— Кстати, Субару, как продвигаются твои занятия?
— Успешно… хотелось бы ответить, но не всё так просто. Всё требует времени и постепенного развития. Как и любовь!
— Надеюсь, она не зачахнет на полпути.
— А вот в этом комментарии Рем-рин любви как раз и не хватает! — вскрикнул Субару, и, увидев, как на её лице мелькнула лёгкая улыбка, тоже улыбнулся.
Прошло уже четыре дня с тех пор, как Рам предложила свои вечерние индивидуальные занятия. Она говорила, что они будут обучать Субару письму по очереди, но за это время Рем ни разу не была его преподавателем.
Судя по всему, она просто не могла отлучиться от работы, но для неё это, похоже, стало своего рода бременем.
В ответ на её непривычно сбивчивую реакцию Субару продолжил улыбаться:
— Не бес-по-кой-ся. Меня ведь не бросили на произвол судьбы, и к Рам-чи в качестве преподавателя у меня претензий нет, понятно? Ну, хотя то, что она засыпает в кровати прямо во время урока, определённо убивает всякую мотивацию.
— Сестрица намеренно так себя ведёт, чтобы подстегнуть тебя, Субару.
— Что это за превосходящее даже моё, позитивное мышление? Твоё поклонение сестре просто запредельное, серьёзно, это прям демонически круто.
— Демонически… круто?
Рем склонила голову, услышав его недавнее любимое словечко.
— Это как «божественно круто», только демоническая версия. «Демонически круто», звучит же, а?
— Тебе нравятся демоны?
— Может, даже больше, чем Боги. Потому что Боги, по сути, ничего для тебя не делают, а вот демоны, если расскажешь им о своих планах на будущее, вместе с тобой посмеются.
Особенно, говорят, они оживляются, когда речь заходит о планах на следующий год.
Представляя, как он обнимается за плечи с красным и синим демонами и хохочет во всё горло, Субару вдруг заметил, что на лице Рем появилась явная улыбка.
— Ох…
Он и раньше несколько раз видел её улыбающейся, но чтобы она показала такую настоящую, полноценную улыбку — такое было впервые.
Он не знал, что именно тронуло струны её души, но Субару щёлкнул пальцами: — Эта улыбка сравнима с ночным видом на миллион вольт!
— Я расскажу госпоже Эмилии.
— Я же не подкатывал к тебе!
Он выпрямился, вытянув руки вперёд, в позе смиренного прошения о прощении.
Рем, взглянув на Субару в этой позе, слегка приподняла брови: — Что у тебя с рукой?
— М-м-м? А-а-а, это меня одна собачонка, с которой детишки играли, знатно цапнула.
На его левой руке чётко виднелись следы от зубов; ранка немного кровоточила, но сейчас кровь уже остановилась. Он помнил, что в прошлый раз случилось то же самое, так что некоторые детали повторялись с дотошной точностью.
Кстати, на спине его костюма дворецкого красовалось огромное пятно от соплей, но он, как и в прошлый раз, заметит это только по возвращении в поместье.
— Рану… обработать?
— А-а? Что, Рем-рин тоже умеет пользоваться магией исцеления?
— Только самыми простыми заклинаниями, но первую помощь оказать смогу. Или лучше госпожа Эмилия?
— Хм, заманчивое предложение, не поспоришь. Н-но… я, пожалуй, откажусь.
Глядя на следы от клыков на тыльной стороне левой ладони, Субару отклонил её предложение.
Он решил, что шрам, в каком-то смысле, послужит неплохим ориентиром. Ведь в момент начала этой петли именно исчезновение ран красноречивее всего возвестило ему об этом.
Наличие или отсутствие ран было действенным критерием. Если бы его случайно не укусила собака, ему пришлось бы самому себя ранить каким-нибудь ножом или гусиным пером.
— Хех, мечты о шраме на щеке, как у крутого парня, я оставил в средней школе. Вспоминая сейчас, каким же я был весь в шрамах…
Ностальгия по временам, когда он мечтал о шрамах на лице и усердно их себе царапал. Одного было мало, так он наделал их целую кучу, и вдобавок, по несчастливой случайности, раны загноились, превратив его в ходячую мумию в бинтах. На выпускном альбоме из средней школы он был единственным «человеком-мумией».
— Боже, какой же я был милашка!
— Говорят, шрамы украшают мужчину. Кстати, господин Розвааль тоже гордится своими шрамами, которые он не сводит… На груди.
— Кажется, разговор приобретает какой-то слишком откровенный оборот, можно я пас?
Не заметив, как разговор перетёк в русло подозрительных отношений между горничной и хозяином, он поспешно его прервал.
Толкая в спину Рем, которая недоумённо склонила голову, то ли не поняв смысла, то ли сделав вид, что не поняла, он приговаривал: «Всё в порядке, всё в порядке», — и торопил её домой.
У него не было уверенности, что он сможет выдержать продолжение такого пикантного разговора, да и, кроме того, Субару и сам был порядком напряжён.
Ведь как-никак, для «второго мира» сегодня как раз исполнялся четвёртый день.
Завтрашнее утро станет решающим. Удастся ли мне его благополучно встретить? И…
…удастся ли ему вообще договориться с Эмилией — это тоже был важный момент.
И всё же, как у Рам-чи и Рем-рин с сексуальным образованием? Беспокоюсь, не обманывает ли их этот хозяин в своих интересах.
По мере того как он узнавал больше, чем в предыдущей петле, такие сомнения начали закрадываться ему в голову.
Когда разберусь со своими делами, надо будет ненавязчиво это выяснить.
Вот такую решимость Субару втайне взращивал.
Вторая неделя Нацуки Субару в поместье Розвааля сейчас достигла своего величайшего кризиса.
Уже тот факт, что ему не очень-то удавалось следовать отрепетированному сценарию прошлой недели, говорил о том, что дела идут далеко не гладко, но тут наступил настоящий кризис.
А именно: — Из-за обязательных занятий я не могу увидеться с Эмилией-тан!
В саду, освещённом лунным светом, они шепчут друг другу слова любви и скрепляют обещание мизинцами.
Для Субару, лелеявшего такие надежды на вторую ночь, возникновение препятствий для развития события на этом этапе было худшим из возможных сценариев.
Учёба длилась всего четвёртый день, и перед ужином он ненавязчиво, в лоб, предложил близняшкам: «Может, сегодня сделаем небольшой перерыв и отдохнём, а?», но…
— Сестрица, сестрица! Этот безвольный тип по имени Субару уже сдаётся!
— Рем, Рем! Это ничтожество по имени Барусу, что хуже скотины, что-то лопочет на собачьем языке!
…его предложение было отвергнуто с невиданным доселе презрением.
В таком случае ему хотелось бы даже прогулять занятия и броситься к Эмилии, но…
— Если Эмилия-тан через Рам и Рем узнает, что я прогулял, она, зная её характер, определённо отменит обещание!
Даже если удастся договориться, какой в этом смысл, если потом обещание будет нарушено?
Свидание по договорённости. Затем они вдвоём, пылающие страстью, в цветочном поле, исчезают в ночном городе. Только достигнув этого, можно будет считать, что для Субару наступил «HAPPY END».
— С другой стороны, если я буду усердно заниматься, то Эмилия-тан уснёт ещё до того, как я смогу с ней встретиться.
Следовательно, единственным наилучшим выходом для Субару было одно.
А именно — выполнить поставленные задачи с максимально возможной скоростью и спуститься в сад до того, как луна скроется за облаками. Вот оно!
— Или же, усыпить Рам с помощью ультимативной заправки кровати, договориться с Эмилией, пока та спит, вернуться и закончить задания… То есть, это будет что-то вроде атаки с двух сторон!
Точнее говоря, это называется «быть меж двух огней». Печальная мужская доля, разрывающаяся между заданиями и обещанием.
Запасной план тоже был готов, и кровать уже была идеально подготовлена. Постельное бельё, впитавшее в себя много солнечного света, находилось в превосходном состоянии, и одно лишь прикосновение к его теплу было достаточно, чтобы склонить человека в объятия сна.
И вот, сконцентрировав здесь все свои скрытые таланты отельера, Субару завершил создание этого непревзойдённого шедевра постельного искусства.
— Лучше этой заправки кровати я, пожалуй, уже никогда не смогу сделать…
Это был шедевр, в который он вложил буквально всего себя.
Он сам любовался результатом своей работы, и если обычно ему было невыносимо досадно, когда Рам самовольно ложилась туда, то сейчас ему не терпелось, чтобы она поскорее туда легла.
— Ощущение, будто ждёшь, когда в только что купленную ловушку для тараканов наконец-то попадётся таракан… ужасно!
Хотя, сколько ни приукрашивай, факт остаётся фактом, так что он не стал себя поправлять.
И всё же то, что он так послушно ждал её, было проявлением его японской натуры, неспособной быть до конца безжалостной.
Он приготовился у стола и, постукивая пальцами по колену, ждал её прихода. Но…
— Почему именно сегодня она опаздывает? Если начнём позже, то, само собой, и закончим позже. Это ведь не школьный урок, тут нет звонка об окончании.
В школе опоздание учителя — это скорее «ура!», но в нынешней ситуации это было лишь бессмысленным продлением времени заключения.
Можно было бы потратить это бесполезное время на повторение, но в его сегодняшнем настроении сосредоточиться на письме было, мягко говоря, очень трудно.
Субару и сам не осознавал, насколько нелепой была его решимость быстро закончить задания в таком состоянии духа.
Время неумолимо шло, его нетерпение росло, и когда он наконец услышал стук в дверь комнаты, то, стремительно подбежав, резко распахнул её и…
— Ты опоздала! Каждая эта секунда для тебя, может, ничего и не значила, но для меня это всё равно что сжигать душу! — набросился он и…
— Так сильно ждал? Прости. Я не так уж часто бываю на этом этаже, — услышал он голос Эмилии, стоявшей за дверью, и кровь разом отхлынула от его лица.