Ицуки впервые вышел на связь, когда первые три дня нового года уже успели пролететь.
Аманэ встретил Новый год вдвоём с Махиру, исправно сходил с ней на первый в году визит в храм и проводил дни спокойно и тихо. Всё это время от Ицуки не было ни слуху ни духу, и Аманэ уже начал всерьёз беспокоиться, всё ли с ним в порядке, так что, когда в строке уведомлений высветилось имя Ицуки, он сам удивился, насколько сильно его это взволновало.
Внимательно перечитав короткое сообщение «Сможем встретиться сейчас?», Аманэ, не раздумывая ни секунды, отправил согласие.
Предварительно извинившись перед Махиру, с которой они вместе занимались в гостиной, Аманэ вышел из дома и направился в парк, где они договорились встретиться. Зима вступила в полные права, холодный воздух колол щёки, но Аманэ, не обращая на это внимания, шёл по тихой улице.
Судя по переписке, Ицуки был где-то неподалёку и обещал прийти быстро, поэтому Аманэ специально пошёл умеренным шагом — и как раз одновременно с подходившим Ицуки оказался в парке.
На этот раз он, к счастью, был как следует укутан: тёплое плотное пальто, шарф, наушники — полный набор, который устроил бы даже самого мерзлявого.
Убедившись с облегчением, что после истории в канун Нового года он всё-таки не подхватил простуду, Аманэ заметил, как на лице Ицуки появилась привычная лёгкая улыбка.
— С Новым годом.
— С Новым годом. В этом году тоже рассчитываю на тебя. А, вот, пальто и шарф, которые я у тебя одолжил. Выручил ты меня, благодаря им не простыл.
На первый взгляд Ицуки выглядел как обычно. В бумажном пакете, который он протянул, пальто и шарф были аккуратно сложены, а сверху, словно в благодарность за заботу, лежала какая-то дорогая коробка сладостей. У Аманэ невольно дрогнули губы: в таких вещах Ицуки был до смешного обязательным.
— Мог бы не заморачиваться, я же сам их на тебя повесил.
— Батя сказал: «Если что-то взял взаймы, верни с прибавкой, болван». Хотя, конечно, кто меня довёл до того, что пришлось вообще одалживаться… ну, сейчас уже всё равно.
Говорил он это почти как ругательство, выплёвывая слова, но в самом голосе отвращения не слышалось. Казалось, с тех пор он заметно успокоился, и Аманэ, который всё это время не получал от него ни весточки, тихо перевёл дух.
— А, это вы с Шиина-сан, с Махиру Шиина, съешьте. В канун Нового года вы мне сильно помогли.
— Да я толком ничего и не сделал.
— Вот ты в этом весь. …На самом деле я бы хотел отблагодарить и Шуто-сан, Шуто Фудзимию, но ни адреса не знаю, ни как будет уместно. Просить у тебя и самовольно что-то высылать — тоже как-то невежливо.
— Отец, скорее всего, скажет что-то вроде: «Я ничего не сделал, не утруждайся».
— Ха-ха, прям слышу, как он это говорит. Вы с отцом вылитые друг друга, честное слово.
— Я-то правда ничего не делал.
Основным слушателем и советчиком тогда был Шуто Фудзимия, и именно он облегчал сердце Ицуки.
Благодарить здесь Аманэ было совершенно не за что, и он это сразу отверг. В ответ Ицуки в очередной раз бросил привычное в последнее время:
— Вот ты как раз в этом весь.
А когда Аманэ поморщился, только посмеялся над ним.
В этом смехе не было ни насмешки, ни яда — лёгкий, непринуждённый звук совершенно обычного весёлого Ицуки. От него все колкие слова как-то сами собой теряли остроту, и Аманэ, лишившись былой настороженности, в упор вгляделся в его лицо.
Эта мягкая улыбка была лёгкой, будто он наконец-то сбросил с плеч тяжёлую ношу. Похоже, ничего из того, чего Аманэ опасался, так и не случилось, и он окончательно отмёл тревогу, прятавшуюся до этого глубоко в груди.
Они неторопливо дошли до свободной скамейки и сели рядом. Даже со стороны было бы видно, что душа Ицуки заметно успокоилась.
Похоже, в такой холод желающих специально идти в парк поговорить, кроме них двоих, сегодня не нашлось. Обычно здесь непременно играют дети, но сейчас парк был удивительно тих: вдали слышался только гул самолёта да едва уловимый шорох ветра, колыхавшего ветви деревьев.
— Ссорились?
Аманэ колебался, стоит ли задавать этот вопрос, но казалось, Ицуки только и ждал, когда его спросят.
Он постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно более непринуждённо, и Ицуки так же легко, с привычной улыбкой, пожал плечами:
— Да уже в тот момент, как я из дома выскочил, первая разборка случилась.
— Ну, логично… Что-нибудь сдвинулось?
— Если сказать «да» — то да, если «нет» — то нет. Старший брат с батей в состоянии холодной войны. Я наполовину предоставлен сам себе, а мама, можно сказать, заняла позицию «ругайтесь, сколько хотите, я не вмешиваюсь». Наша семья, вообще-то, до смешного индивидуалистичная.
Голос его звучал с лёгкой горечью, будто он и сам не знал, что думать о собственной семье. Но в нём уже не было той ледяной холодности, того почти саморазрушительного отчаяния, что сжимали сердце в канун Нового года.
— Слушай…
— Угу?
— Я с тех пор всё обдумывал. Шуто-сан же говорил, что если хочешь, чтобы тебя выслушали, нужно постараться, чтобы человек вообще сел с тобой за один стол, помнишь?
— Да.
— Я подумал: ну конечно, если сам не подготовишь почву, за стол переговоров никто не сядет. Я тогда обижался и дулся, но ведь это я первым отказался от разговора, я сам пнул прочь возможность спокойно всё обсудить.
Откинувшись на спинку скамейки, Ицуки глухо пробормотал это, с оттенком и ностальгии, и сожаления, потом поднял лицо к небу и закрыл глаза.
— Ты же и так знаешь, что у меня с батей вечный бунт, — продолжил он.
— Знаю.
— Батя не мог смириться с тем, что я изменился, мы постоянно ругались, потом добавилось ещё и дело с Чии, и он окончательно перестал мне доверять. В ответ я начал бунтовать сильнее, и понеслось по кругу. …В общем-то, неудивительно, что он стал меня контролировать. До встречи с Чии я был тихим, серьёзным, послушным отличником. Уж точно не наглым пацаном, который только и делает, что глупо ухмыляется и ведёт себя как попало. Для него всё выглядело так, будто сын внезапно завёл девушку и тут же превратился в какого-то ветреного, легкомысленного, поверхностного оболтуса.
— То есть ты сам признаёшь, что стал легкомысленным?
— Заткнись. Я и сам это понимаю, — буркнул Ицуки.
Аманэ нарочно поддел его, и тот ответил в своей обычной манере — от этого стало как-то спокойно и легко.
— Когда примерный, тихий ребёнок вдруг меняется на сто восемьдесят градусов, да ещё и оказывается втянут в неприятную историю с девушкой, получает довольно серьёзную травму, из-за которой родителей вызывают в школу, — для них это, понятно, позор. Нормально, что им не нравится такой роман. Вполне логично решить, что сына охмурила какая-то подозрительная девица. …Они ведь не знают, что меняться мы с Чии решили вместе, и предложил это я.
Он поднял ладонь и опустил её на глаза, словно заслоняя взгляд.
Словно отгораживаясь от мира, заставляя себя сосредоточиться на собственных мыслях.
— Батя, конечно, тоже виноват: с того момента его представление обо мне застыло и больше не менялось. Но если копнуть, первым всё равно был неправ я. На фоне всей истории с братьями он и так был на взводе, а тут я ещё выкинул такое — неудивительно, что он заупрямился. Думаю, если бы я хотя бы сохранил свою репутацию в школе, отец был бы хоть чуть-чуть более готов меня выслушать.
Говорил Ицуки обрывисто, и в словах чувствовалось сожаление, но в то же время он ясно понимал, что прошлое не вернуть. В голосе слышалась сила человека, который уже смотрит вперёд.
— Я всё понимал. Понимал, и всё равно отвёл от этого глаза — это был я. Это я выбрал лёгкий путь, сбежал в ту сторону, где проще. …Всё началось с меня.
Постепенно ладонь, закрывавшая глаза, отнялась.
В обнажившихся глазах горел отчётливый свет, и настолько сильный взгляд, что невольно хотелось распахнуть свои, во всю мощь говорил о его непоколебимом решении.
Раскаявшись в прошлом, он словно ясно видел теперь, что должен сделать дальше; его спокойный, твёрдый взгляд устремился на Аманэ.
«Теперь, наверное, можно за него не волноваться».
— Поэтому, чтобы меня по-настоящему признали, я со своей стороны собираюсь наращивать свои козыри. Буду над собой работать.
Ицуки сказал это твёрдо и тут же улыбнулся, а Аманэ тихо кивнул.
— Я не собираюсь превращаться в идеального сына, как в папиной мечте. Но теперь я хорошо понимаю: если только твердить «я хочу так-то и так-то», при этом забивая на всё остальное, никто не станет слушать. Так что я хочу всё вернуть. Для начала — доверие. …Да, если скажут, что я слишком поздно спохватился, — будут правы.
— Понятно. Я могу только поддерживать тебя, но буду за этим внимательно наблюдать.
Убедившись в решимости Ицуки, Аманэ понимал: всё, что он может, — это понять его усилия и протянуть руку, когда тому станет по-настоящему тяжело. Больше всех отдаёт себе отчёт в том, что этот путь нужно пройти самому, конечно, Ицуки.
Поэтому лишний раз он вмешиваться не собирался и хотел просто наблюдать, как тот будет прямо, не отворачиваясь, смотреть проблемам в лицо.
— Только ты время от времени дави на меня, ладно? Типа «не филонь давай». А то я и правда разленюсь.
— Если начнёшь сдуваться, пинком под зад подгоню.
— Эй, ты вообще собираешься мягко подталкивать меня в спину, а не пинать?
— Ого, так ты, значит, мечтаешь о нежном толчке в спину?
Аманэ хищно усмехнулся, и Ицуки, смутившись, отвёл взгляд. Только Аманэ мог понять, что это было чем-то очень близким к простой человеческой застенчивости.
— …Делай, как хочешь, Аманэ.
— Ага, буду делать по-своему. И тебе, думаю, тоже стоит делать по-своему.
— Ага. Постараюсь.
Похоже, сам факт того, что Аманэ открыто встал на его сторону, немного смущал Ицуки: он помялся, шевеля щёками, а потом кивнул, так и не прогнав с лица лёгкую смущённую гримасу.
— И что ты собираешься сказать Читосэ?
Стоило спросить, как щёки Ицуки заметно напряглись.
— …Я понимаю, что это я всё начал и по-хорошему втягивать Чии не должен. Но я хочу и дальше быть с Чии, и если она меня простит, хочу, чтобы и она вместе со мной старалась. Если Чии скажет, что ей это тяжело, тогда я буду пытаться справиться один.
Он ни за что не собирался с ней расставаться — одного этого признания для Аманэ было уже более чем достаточно.
— Читосэ точно будет на твоей стороне и не сдастся, я уверен.
— С чего ты так уверен?
— Да Читосэ ни за что от тебя не уйдёт. Я каждый день наблюдаю, как вы там сюсюкаетесь, знаешь ли.
Аманэ знал, что Читосэ долго мучилась, носила в себе кучу тревог, но всё равно оставалась рядом с Ицуки. Он не имел права это отрицать и обязан был в это верить.
К тому же за последние несколько дней Аманэ успел получить от неё не одно сообщение, полное беспокойства и тревоги из-за того, что она не может связаться с Ицуки. Сомневаться в её чувствах ему даже в голову не приходило.
— Как тебе не хочется расставаться с Читосэ, так и она точно не хочет от тебя уходить. Когда ты мучился, Читосэ переживала за тебя до ужаса.
— У… Я правда чувствую себя виноватым.
— Если чувствуешь себя виноватым, лучше пойти и сказать ей это лично. …И рассказать всё честно, ничего не скрывая.
— Угу.
Читосэ наверняка хотела услышать всё именно от самого Ицуки, а не из уст Аманэ. Ицуки уже принял решение и собирался довести всё до конца, но решать, что будет между ними, не сказав об этом самой Читосэ, — это явно было бы не тем, чего она ждёт.
Он должен сам рассказать ей, что случилось, какие мысли у него были и как он пришёл к нынешнему решению.
Увидев, как Ицуки послушно кивает, Аманэ ещё раз убедился, что беспокоиться уже не о чем, улыбнулся, взял смартфон и слегка потряс им.
— Сегодня у Читосэ весь день свободен.
— Откуда ты это знаешь… Эй, ты что, всё заранее просчитал?
— Кто знает. …Давай, ступай. Читосэ тоже ждёт.
Скорее всего, она и поплачет, и накричит, но нынешнему Ицуки по силам принять всё это в лоб. Они смогут спокойно поговорить и решить, как им идти дальше.
Ицуки разок крепко сжал губы и тихо пробормотал:
— Сенкью.
Аманэ легко улыбнулся и легонько подтолкнул его в спину, и тот, словно его подбросило, сорвался с места и побежал в сторону станции.
Глядя ему вслед, как он ни разу не оглядывается и мчится прямиком к самой дорогой для него девушке, Аманэ с искренним облегчением сунул одну руку в карман и двинулся домой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
В телеграмме информация по выходу глав. Также если есть ошибки, пиши ( желательно под одной веткой комментов).
Телеграмм канал : t.me/NBF_TEAM
Поддержать монетой переводчика за перевод : pay.cloudtips.ru/p/79fc85b6