— Честно говоря, по-моему, это даже запоздало.
Когда они, распрощавшись с Ицуки, Читосэ и Кадоваки, которые вернулись с закупки напитков, нагруженные пакетами, направились домой, Махиру тихо пробормотала это.
— Что именно?
— …То, что всё в итоге так обернётся.
Она выразилась расплывчато, просто «так», и Аманэ понял, что это нарочно.
— …Я и раньше замечал, что ты из-за этого переживаешь, но… выходит, ты правда думала, что кто-то такой появится.
— Разумеется. Даже если отбросить все мои влюблённые «розовые очки», я считала, что все уже понемногу начинают понимать, какой ты замечательный, Аманэ. …Ты ведь не украдкой стараешься — все вокруг видят, как ты стараешься. Не допускал мысли, что найдётся человек, которого это зацепит?
— Если честно, почти нет. То есть я головой понимал, что вы с остальными говорили… Но такое про себя самого ведь не почувствуешь.
По сравнению с прошлым годом он и сам понимал, что стал смотреть вперёд и изменился в лучшую сторону, и даже ощущал это на себе, но представить, что это может выглядеть для других привлекательно, у Аманэ не получалось.
Именно потому, что он уже вышел из того времени, когда, не веря в себя, ходил с опущенной головой, и научился поднимать взгляд и смотреть только вперёд, он перестал обращать внимание на взгляды окружающих.
В его картине мира, где присутствие Махиру рядом было чем-то само собой разумеющимся, возможность того, что кто-то ещё может питать к нему чувства, невольно даже не рассматривалась.
— У тебя и правда ужасно заниженная самооценка. …Хотя, думаю, меня как раз и зацепила твоя такая строгая требовательность к себе.
— Думаешь, так?
— Так. …Я тоже считаю, что это одна из твоих замечательных черт. Но настолько туго соображать всё-таки нехорошо.
— П-прости. …Я только на тебя и смотрел, о других вообще не задумывался.
— Вот об этом я и говорю, вот об этом.
Махиру нередко упрекала его вот этим своим «вот это твоё», но в последнее время Аманэ заметил, что в этих словах, помимо усталого вздоха, слышатся ещё и лёгкое восхищение, и похвала.
Теперь он отлично понимал, что именно она имеет в виду, когда говорит своё «вот это твоё».
Когда Махиру, смущённо опустив глаза, легонько стукнула его по руке, Аманэ тихо потянулся к ней и обеими ладонями накрыл её руку, которой она вымещала на нём своё чуть обиженное смущение.
От того, что её остановили, Махиру на миг стушевалась и с удивлением подняла на него взгляд, а Аманэ спокойно принял его.
— Слушай… Для меня ты всегда будешь на первом месте, я буду прежде всего заботиться о тебе, Махиру, и ни разу не упущу тебя из виду. Я и дальше собираюсь любить только тебя одну.
— То есть до конца всё-таки не берёшься это утверждать.
— В душе я в этом уверен и готов поклясться. Но факт остаётся фактом: на этот раз я заставил тебя волноваться, и если ты будешь сомневаться во мне, это будет вполне закономерно. Поэтому я буду всё время стараться быть таким, чтобы ты могла мне верить. Я покажу это делом, так что прими это как моё решение.
— …Хорошо.
Того, что в итоге именно Аманэ расшатал её сердце, уже не изменить. Она верила ему и при этом, ни разу не пожаловавшись, несла в себе своё тревожащееся сердце как исключительно свою проблему.
Полагаться бесконечно на эту трогательную стойкость было нельзя, и Аманэ обязан был доказывать свою решимость собственным поведением.
— Люблю я только тебя, Махиру.
— Знаю. Очень хорошо знаю.
Махиру медленно покачала головой и опустила ресницы; её губы едва заметно размыкались и смыкались, словно она хотела что-то сказать, но никак не решалась. Чувствуя это, Аманэ мягко сжал её руку, давая понять, что готов принять всё, что она скажет.
Проводя пальцами по её маленьким дрожащим пальцам, словно сглаживая дрожь, он будто подтолкнул её, и спустя какое-то время Махиру всё-таки заговорила.
— Можно мне сказать… по-настоящему честно?
— Угу.
Даже если сейчас его станут упрекать, Аманэ и не думал возражать.
Пока он молча ждал, позволяя ей говорить в своём темпе, Махиру неуверенно продолжила:
— Я абсолютно уверена, что ты никогда не прельстишься кем-то ещё. Что будешь смотреть только на меня. Что любишь меня — я всем собой это понимаю. Ты дал мне почувствовать и увидеть такую любовь, что здесь у меня нет ни единой тени сомнения.
— Угу.
— Аманэ. Больше всего на свете мне не хотелось, чтобы пострадал ты.
— …Я?
Он был уверен, что сейчас его начнут упрекать, но вместо этого она заговорила о совершенно другом, и Аманэ испытал неожиданное замешательство.
Ведь страдать должна была она, почему же она переживает за него? Как ни крути, неприятнее всего в этой ситуации приходилось Махиру, а никак не Аманэ.
— Потому что ты, Аманэ, куда более добрый человек, чем сам о себе думаешь.
Пока Аманэ, всё ещё не понимая, к чему она ведёт, просто ждал продолжения, Махиру выдохнула, и в её мягкой улыбке примешалась горчинка.
— Я знала, что если какая-нибудь другая девушка искренне влюбится в тебя, то, отказывая ей, ты обязательно будешь чувствовать вину и сам вместе с ней будешь страдать. Ты из тех людей, которые думают: «Раз я причинил боль другому, значит, должен терпеть и сам», я это прекрасно понимала.
Постепенно до него стало доходить, к чему она клонит.
Наверное, Махиру вспоминала тогдашнее выражение его лица, то самое, где целиком отразилась боль, которую он испытал, когда отверг Кониси.
— Поэтому я и не хотела подпускать к тебе других. Не столько боялась, что тебя у меня отнимут, сколько ненавидела саму мысль, что тебе будет больно. …И ещё мне было неприятно, что хоть на какое-то время в голове у тебя появится та девушка.
Её голос дрогнул.
— Я думаю, что это отвратительно — вместо того чтобы в первую очередь думать о том, что пострадает та девушка, ставить на первое место именно твоё страдание. Я и сама считаю себя излишне тяжёлой, отвратительной. …Я просто не хотела, чтобы ты во мне разочаровался.
Пока Махиру, дрожа, словно выдавливала из себя то, что так долго прятала в самом сердце, Аманэ разжал пальцы и отпустил её руку.
Махиру вздрогнула, словно испуганно, но потянуться за его рукой не решилась, лишь проводила взглядом, как она отдаляется, и чуть качнулась всем телом. Тогда Аманэ притянул её к себе и обнял её хрупкую фигурку.
— Я ведь никогда не считал тебя идеальной святой, лишённой эгоизма и каких-либо плохих чувств, Махиру.
Похоже, Махиру страшно боялась, что он в ней разочаруется, но если она всерьёз думала, что от такого его чувства хоть чуть-чуть поблекнут, это значило, что она его любовь сильно недооценивает.
С самого начала Аманэ ни разу не думал о Махиру как о беспорочной девушке, которая только и делает, что сияет добродетелью.
Со стороны её видели как разумную, милосердную, мягкую и добрую девушку.
Разумеется, такие стороны у Махиру были, и Аманэ с этим полностью соглашался.
Но это далеко не всё, чем является человек по имени Махиру. Будучи тем, кто ближе всего к ней, Аманэ мог с уверенностью сказать, что такое мнение фиксирует лишь небольшой участок её многослойной палитры.
— Знаешь, Махиру, стоит тебя хоть немного задеть, ты сразу вспыхиваешь и становишься совсем по-детски упрямой.
— …Э?
— К тому же ты, вообще-то, довольно ревнивая, хотя я понимаю, что тут во многом сам виноват. А ещё с теми, кто ведёт себя за рамками приличий, ты бываешь на редкость жёсткой, я знаю, что ты умеешь и яду подлить. Для тех, кто рядом, совершенно ясно видно, как ты выставляешь стену перед теми, кто тебе не нравится, и общаешься с ними совсем по-другому. И я прекрасно знаю, как ты сразу начинаешь смотреть волком на тех, кто плохо обо мне отзывается.
— Э… эй…
— И ещё я знаю, как ты, слишком стараясь ради меня, всё время держишься настороже, в результате сама себя загоняешь в угол и потом впадаешь в самобичевание.
В конечном счёте всё упиралось в одно: она любила Аманэ. Из-за этой любви и заботы о нём её приоритеты неизбежно смещались в его сторону. Это не значило, что она совсем уж пренебрегает другим человеком, просто тревога за Аманэ каждый раз перевешивала.
И как после этого вообще можно в такой Махиру разочароваться?
— К чему я всё это веду… Я люблю тебя, Махиру, вместе со всеми этими сторонами. И если ты считаешь себя «тяжёлой», то хочу, чтобы ты запомнила: я как раз тот человек, которому эта тяжесть в радость.
Махиру воспринимала всё это как что-то неправильное, а для Аманэ это, наоборот, было только в радость.
— Я люблю и это твоё «такое». …Даже если тебе самой в себе это не нравится, я всё равно люблю тебя, Махиру.
Как бы говоря: «Так что не надо делать такое почти заплаканное лицо», он коснулся губами лба Махиру, и её лицо тут же сморщилось.
Даже в таком виде она казалась ему до боли любимой, и потому Аманэ никак не мог понять, с чего она вообще взяла, что он способен ею разочароваться.
— Ну почему ты всё время в себе сомневаешься, а?
— От тебя я это слышать не хочу. И вообще, ты же понимаешь, как это — не хотеть, чтобы в тебе разочаровался любимый человек.
— Понимаю. …Но если я когда-нибудь и буду разочарован, то разве что тогда, когда ты безжалостно меня бросишь, Махиру. И разочаруюсь я тогда только в собственной никчёмности.
Если когда-нибудь эта честная, серьёзная, искренняя и до конца преданная девушка выберет кого-то, кроме него, если однажды скажет, что больше не хочет с ним разговаривать и оттолкнёт его, Аманэ собирался смиренно принять это.
Если он доведёт именно ту Махиру до такого, причина несомненно будет в нём самом: это значит, что ему не хватило сил, и потому Махиру его оставила.
Разочаровываться и сомневаться он будет только в себе, но никак не в Махиру.
— …Тогда, похоже, этого вообще никогда не случится.
— Отлично, значит, проблем нет.
Он слишком хорошо чувствовал, насколько сильно она его любит, чтобы хоть на миг представить, что Махиру выберет кого-то другого. Да и сам он поклялся никогда не делать ничего, что ранило бы её сердце или тело, так что в подобное будущее он просто не верил и собирался изо всех сил трудиться, чтобы оно так и не наступило.
Он прекрасно понимал, что стоит только усесться поудобнее на её любви и перестать шевелиться, и доверие между ними рассыплется вмиг, поэтому для него было принципиально важно не забывать ни о том, чтобы любить, ни о том, чтобы оставаться достойным этой любви.
Он и сам не собирался быть настолько глупым и тем более не хотел терять Махиру, так что, ещё раз по-настоящему осознав, насколько важны усилия и проявления чувств, крепче обнял её мягкое тело. Любимая девушка слегка шевельнулась у него на руках.
— …Аманэ.
— А?
— …Э-э… насчёт ужина и валентиновского шоколада… можно немного подождать?
На это её робкое, немного заискивающее прошение, прошептанное у него на груди, Аманэ без колебаний ответил согласием.
А потом, желая вытянуть из этих губ, только что прошептавших такую трогательную просьбу, ещё более жадные, требовательные желания, он прильнул к их сладким-сладким губам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
В телеграмме информация по выходу глав. Также если есть ошибки, пиши ( желательно под одной веткой комментов).
Телеграмм канал : t.me/NBF_TEAM
Поддержать монетой переводчика за перевод : pay.cloudtips.ru/p/79fc85b6